Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152 - Электрон Приклонский

Написал в свой старый полк командиру Коле Баландину и всему его экипажу, послал ответ калининскому дяде Коле (единственному из дядей, не находящемуся на фронте, да и то по состоянию здоровья).

Продвинувшись с боем за день на несколько километров вперед, стоим в узкой, но густой лесопосадке. Левее тянется железнодорожная ветка с перерезанными шпалами и сдвинутыми друг к другу рельсами. Поэтому и не слышно пока бодрых гудков восстановительного поезда железнодорожного батальона. Работенки желдорбатовцам задал здесь фриц премного.

Почти над нами под вечер мессеры на виду у всех сбили трех наших «ястребков». Хищники подкараулили Яков, прячась за облаками. Имея преимущество в высоте около тысячи метров, фашисты вшестером, неожиданно для наших летчиков набросились с трех сторон, как шакалы... У, гады! Хоть из своей пушки-гаубицы пали в бессильной злобе...

Упали наши Яки, не успев набрать высоты и ни разу не выстрелив... Два истребителя оказались по эту сторону железнодорожного   полотна, на лугу. Мы сходили к самолетам. Они не загорелись. Оба убитых летчика – зеленые юнцы, как и большинство из нашего брата.

А войска нашего 3-го Прибалтийского фронта уже в 12 километрах от города Тарту. По приказу командующего фронтом войска временно оставили город Тукуме и теперь, развязав себе руки, заходят с востока на Ригу.

Союзники вошли в Тулон, а также форсировали Сену и находятся в 24 километрах от Парижа.

2-й Украинский (дважды мой фронт) совершил большой прорыв в полосе 120 на 60 километров и взял Яссы! А 3-й Украинский прорвал оборону противника на фронте протяженностью 130 километров и в глубину на 70 километров. Союзнички же обходят Париж на цыпочках. Они приблизились к французской столице на расстояние в 10 километров.

Утром был свободен и разыскивал пропавшие, как водится, вещи, которые мы сдаем на хранение в РТО. На этот раз, кажется, все уладилось.

Каждый день с нетерпением жду возвращения гвардии сержанта Губанова с почтой, а писем от Лиды все нет. Настроение поэтому не ахти.

У Вани Филатова опять подбита машина (уже третья), а он невредим по-прежнему. Дикое везение! Тьфу-тьфу!..

Дежурю по пищеблоку. Ну, сегодня Федин экипаж на обед не пожалуется. Только бы доставить его ребятам вовремя смогли. Язькова-то нет.

В Молдавии освобождены от фашистов Бендеры и Аккерман, а в Польше – Демблица и Вислуй. Три Украинских фронта дают жизни!

Союзниками взят Гренобль, уничтожен мешок у города Фалез. Кстати сказать, с этим мешком они возились так долго, что немцы из него, не будь дураки, давно, наверное, повылезали, оставив победителям одну лишь мешковину. О пленных и трофеях в сводке Союзного командования скромно умалчивается.   

Горе-вояка Березовский в последнем бою остался совершенно без машин. Имея особый нюх, он сразу почувствовал, чем дело пахнет, и ушел от своих самоходок «связываться с командиром пехотного батальона», как всегда поступал в тех случаях, когда прятаться за бронею становилось небезопасно. Ну и подлец!.. В результате «умелого управления» батареей три ИСУ в бою сгорело, погибли все три командира машин: гвардии лейтенанты Ахмедов, Булак и Ципицин. Их механики, как это ни странно, остались в живых. Обычно бывает наоборот.

Машина Вани Филатова тоже участвовала в этом деле. Болванка продырявила лобовую броню башни над головой водителя Кабылбекова. Осколками у них убило заряжающего и ранило замкового. Остальные члены экипажа, то есть сам командир, механик и наводчик, отделались легкой контузией.

Перед вечером уезжаю к машине Кабылбекова, чтобы отбуксировать с ее помощью на станцию Сымерпалу свою бывшую машину из второй батареи, где комбатом Ваня Кугаенко, с которым мы так печально провоевали вместе всего несколько дней.

Ствол пушки кабылбековского «коня» во время движения от тряски сам собою уныло опускается вниз, так как подъемный механизм, поврежденный болванкой, не стопорится. Наводчик, единственный человек из экипажа, оставленный при аварийной машине, то и дело подкручивает маховик, приподнимая бессильно свисающий ствол, который очень нелестно сравнивает при этом со стариковским... На буксируемой самоходке есть только механик-водитель гвардии техник-лейтенант Махнев. Это он меня тогда сменил.

Ночевать останавливаемся в открытом поле лишь тогда, когда темень настолько сгустилась, что ни зги стало не видать.

К 10.30 беспомощная самоходка Махнева благополучно отбуксирована на глухую эстонскую станцию, расположенную среди лесов. Обе машины устанавливаю рядом с маленьким одноэтажным станционным зданием. Все трое начинаем томиться от безделья в ожидании дальнейших приказаний. Людей вокруг – больше никого.  

Потом появились откуда-то две эстонки, седая старуха и очень некрасивая плотная молодайка, обе одетые по-дорожному, молчаливые и строгие. Нам непонятно было, зачем они притащились с котомками на станцию, через которую поезда еще ходить не могут. Впрочем, крестьянки могли об этом и не знать.

Заняться нам было совершенно нечем, и мы с Махневым стали учиться спрашивать по-эстонски о самом необходимом у молодой женщины, которая умела, хотя и с сильным акцентом, говорить по-русски и оказалась гораздо общительнее своей спутницы, ни разу не раскрывшей рта. Через полчаса набор нужных слов и фраз был записан мною вместе с переводом на обложках немецко-финского солдатского разговорника, которым, как выяснилось во время этого «урока», вполне можно пользоваться в беседе с эстонцами.

Поблагодарив женщину, залезаю на башню, нагретую солнцем, и повторяю про себя: «Рээкит тэйе ээстикельт? Тэр! Кис он сильд? (Говорите ли вы по-эстонски? Здравствуй! Где мост?)». Упражнения мои опять прервал одиночный орудийный выстрел. Звук резкий, хлесткий – калибр небольшой. Странная какая-то пушка и бьет почему-то в нашем тылу, где-то не очень далеко, за лесом. С тех пор как мы приехали на станцию, это уже пятый или шестой выстрел...

Наконец пришла автомашина из полка с тремя автоматчиками для охраны самоходок и с приказом для меня – поспешить на выручку нашей ИСУ-152, засевшей в болоте. Машина та – из второй батареи, которую принял от раненого Кугаенко гвардии старший лейтенант Сергей Федотов. Он прислал за мною сержанта-заряжающего, чтобы показать дорогу.

Махнев садится в кабинку к шоферу и машет мне на прощание, а я, оставив всех автоматчиков при махневской машине, вывожу самоходку на хорошее, почти не разбитое шоссе и гоню через еловый лес. Дорога плавно закругляется вправо, вскоре начался небольшой уклон, и поэтому перехожу на вторую ускоренную передачу и все «погоняю»: «И какой же русский не любит быстрой езды!» Вдруг лесок кончился, шоссе резво ныряет с пригорка вниз и бежит дальше уже по широкой болотистой равнине, живописно заросшей густым камышом с курчавыми островками кустарника. Ветер с упругой силой врывается в открытый смотровой лючок и приятно обвевает лицо. Машина,   тоже успевшая отдохнуть после буксировки, слушается хорошо, и вести ее – одно удовольствие.