Самая страшная книга 2022 - Сергей Владимирович Возный

— Самый настоящий! Заблудился в лесу и угодил в Морошье. Давно уж здесь, но его медленно пьют. — Крестьянин презрительно скривился. — Цедят, должно быть, как иноземное вино. Хрен их разберет.

Больше Назар не спрашивал, и бородач вскоре вернулся к прежнему занятию — слушать разговоры в своей голове и кивать в удачных местах. Однако долго тишина в хлеву не продлилась. Через несколько минут снаружи донеслись шаги, и дверь распахнулась. Дневной свет, хлынувший внутрь, был мутный, изрядно разбавленный осенней серостью, но Назару все равно пришлось зажмуриться — так сильно он резал глаза.

— Воркуете, голубки? — пропищала Лукерья. Платок ее съехал с головы на спину, седые волосы растрепались, поверх рубища был надет плотный кожаный фартук. — Ну, поворкуйте. Люблю, когда суженым моим есть о чем потолковать. И то верно: надо же как-то коротать время!

Вздохнув, она склонилась над зарывшимся в солому пленником, пнула его носком сапога — Назарова сапога — и, не дождавшись реакции, растянула губы в омерзительной беззубой ухмылке:

— А этот женишок уже созрел. Ох, сыграем сегодня свадебку!

Старуха несколькими ловкими движениями развязала веревку, схватила пленника за торчащую из соломы ногу и выволокла на порог. Бедняга был мертв, и уже достаточно давно, судя по восковому лицу и скрюченным перед грудью рукам. Вытащив покойника наружу, Лукерья вернулась, игриво погрозила пальцем оставшимся:

— Новенького смотрите не обижайте! Он тятьке глянулся. Будут нынче ночью гости к вам.

Старуха закрыла дверь. В хлеву вновь стало темно. Но Назар уже успел увидеть, что хотел. Глаза болели немилосердно, однако оно того стоило. Выждав несколько минут, он повернулся к крестьянину и горячо зашептал:

— Послушай! Здесь все очень старое. Сплошная труха. Да, каждый из нас слаб как кролик, но вместе мы точно сломаем ту жердь, к которой привязаны…

— Уймись! — испуганно зашипел бородач. — Ничего мы не сломаем, только разозлим Лукерью и хозяев. Не дергайся и протянешь дольше. Зараз тебя не выпьют, не бойся.

— Выпить, может, и не выпьют, но с каждым разом я буду все слабее. А итог тот же самый. Чего дожидаться-то? Нет, врешь, сейчас или никогда!

Крестьянин ожесточенно замотал головой, отвернулся к стене. Назар плюнул и, обратившись к синему мундиру, попытался жестами объяснить свой замысел. К его удивлению, француз все понял с первого раза и тут же выразил согласие энергичным кивком. Они с трудом поднялись на ноги, постояли некоторое время, покачиваясь, привыкая к новому положению.

— Ну, с Богом, — сказал Назар. — На счет «три»…

Жердь оказалась прочнее, чем выглядела. Они дергали ее в унисон, вкладывая в каждый рывок вес всего тела, но черная, рыхлая от старости древесина держалась крепко. Еще вчера Назар сломал бы проклятую поперечину одним движением, а теперь сам едва не сломался. На восьмом рывке жердь треснула, а на следующем — оторвалась от стены. Чуть не падая от усталости, они принялись стягивать с нее петли своих веревок.

— Зря ты меня не послушал, служивый, — сказал крестьянин, который все это время просидел в углу неподвижно. — Я сейчас Лукерью позову.

— Сдурел, что ли? — пропыхтел Назар, освобождая от пут правое запястье. — Давай с нами!

— Не получится. Ноги не ходят. Отнялись давно. Останусь один, и тени сожрут меня за ночь. Уж лучше пусть всех вместе — так нас на дольше хватит. Я позову Лукерью…

Бородач открыл рот, чтобы закричать. Назар бросился к нему, ударил пяткой в грудь, выбив набранный воздух. Навалился сверху, накинул веревку на шею, стянул. Крепко стянул. Так крепко, как только мог. Крестьянин хрипел, но не сопротивлялся. Даже пальцем не шевельнул. Только когда глаза уже закатились, дернулся под Назаром пару раз и замер насовсем.

Назар сполз на пол. Попытался подняться, но не сумел. Дрожащие руки не держали. Так и остался бы лежать рядом с убитым, уткнувшись лицом в солому, если бы не француз. Тот, сам едва не падая, помог ему встать. Ухватив друг друга за рукава, они медленно вышли из хлева. Оказалось, тот находился вовсе не на отшибе, а чуть ли не в самой середине Морошья, окруженный со всех сторон покосившимися заборами и заросшими дворами. Щурясь и постоянно останавливаясь, чтобы передохнуть, беглецы принялись искать дорогу, ведущую прочь из этого лабиринта.

Еще ночью, несмотря на то что старуха пыталась обмануть гостя с помощью лучин, зажженных в разных избах, Назар почуял, что деревня мертва. И сейчас, при свете дня, запустение предстало перед ним во всей своей погребальной красоте: просевшие крыши, разъезжающиеся черные стены, рваные раны окон — здесь уже много лет никто не жил. Сады превратились в непроходимые дебри, от сараев остались лишь остовы, огороды поглотили крапива и репейник.

Выбравшись из дворов на улицу, Назар заметил вдалеке строения, принадлежность которых не сумел определить ночью. Это были три овина. У двух из них крыша полностью провалилась внутрь, у третьего — съехала наземь, прихватив с собой изрядную часть стены. Неудивительно, что в темноте контуры показались ему незнакомыми.

Назар хотел направиться в ту сторону, выйти за околицу и попытаться укрыться в лесу, но француз удержал за рукав, потянул за собой. Назар помотал головой — нет, мол, — однако синий мундир был непреклонен. Он снова схватил Назара за рукав и, завладев его вниманием, изобразил пальцем в воздухе некую изогнутую линию, взмахнул пустым кулаком, будто рубил кого-то наотмашь саблей, затем указал на один из домов неподалеку.

— Оружие, стало быть? — прошептал Назар. — Хочешь с ведьмой схватиться? Ну, веди, мусью…

От избы, на которую указал француз, смердело мертвечиной за добрый десяток шагов. Внутри на размякшем дощатом полу были сложены в ряд три трупа в синих мундирах. Белые панталоны давно почернели, пропитавшись соками разлагающейся в них плоти. В ямах опустевших глазниц лениво шевелились опарыши.

Француз на мгновение замер над покойными товарищами, дернул головой, сжал кулаки. Только теперь, в приятном, щадящем глаза сумраке, Назар смог как следует разглядеть своего невольного соратника. Стало ясно, что, несмотря на седину в грязных волосах, тот был очень молод — дай Бог, если двадцать лет успело исполниться. Видать, несладко закончилась фуражировка в Морошье для их маленького отряда. Трое уже гниют, четвертый поседел, не успев состариться.

Совладав с собой, француз перешагнул через мертвецов, заглянул под стол, порылся под лавкой — и извлек из затхлой мглы пару кавалерийских сабель в грязных кожаных