Будильник - Андрей Бузлаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так что же мы, до самого утра идти будем что ли?! – мои ноги столь яростно протестовали от подобного, что, кажется, будто они этот вопрос и задали, отстранив весь прочий организм от беседы.
– Да не будем, не ори ты так! – осадил меня Бистрегз, услышавший нашу перепалку. – Скоро сон.
– Ты рад, старче? – проворчал на это Бородатый. – Мы будем спать.
– Несказанно! А можно я теперь домой? – я устало усмехнулся.
Друг всё понял верно и подыграл:
– Да если бы, Володин… Ладно, давай живее. Бистрегз вон, уже копытом бьёт. Дальше идти пора, агась.
Мы оба издали тяжкий вздох и снова побрели вслед за наёмником.
Вся дальнейшая ночь пошла по этому сценарию: мы шли с полчаса-час, хилились и отдыхали минут десять, повторить. Закончили мы этот моцион только глубокой ночью, когда небо затянули тучи и видимость окончательно упала. Только тогда наёмник разрешил разбить лагерь для полноценной ночёвки. Впрочем, полноценной — громко сказано, поскольку разводить костёр он нам не позволил, что лишило нас и ужина.
С другой стороны, есть никому и не хотелось. После этого «моциона с полной выгрузкой» (как обозвал нашу прогулку Борода) все попросту валились с ног и всем было не до чего. Едва легли и провалились в сон.
Подъём нам трубил всё тот же наёмник, растолкавший нас за несколько часов до рассвета. Меня, конечно, порадовало, что я начал более-менее ориентироваться во времени суток в этом мире, да только общего состояния это не улучшало.
Радовало разве что то, что и Серёга, и все вояки были столь же разбитыми, если не сказать убитыми. Даже сам наёмник зевал со страшной силой, но упорно продолжал нас вести по камням куда-то туда, к вершинам.
Завтрак мы, разумеется, тоже пропустили.
При том по тем же самым причинам, что и ужин — костёр вновь оказался под запретом, наёмник снова боялся привлечь к нам лишнее внимание. А поскольку есть хотелось уже зверски, всем пришлось жевать сухари с водой, закусывая всё это собственным недовольством. Больше всего это не понравилось Бороде: он долго ворчал что-то про первый-второй завтрак и ненавистного следопыта, который не любит полуросликов-переростков, таких как он, радиоактивный гном. Следопытом он вроде бы обзывал Бистрегза, да только пойди-разбери админушку да его вечные ворчания!
После восхода солнца двигаться стало значительно легче. Ощутимо прям! Второе дыхание, или как это принято называть? Хотя скорее тупо все наконец проснулись. Впрочем, если уж и дыхание, то тридцатое, не меньше. Остальные ещё ночью сдулись.
Со светом я хоть стал видеть, куда иду и перестал дёргаться при каждом шаге, норовя сломать ногу себе и ближнему своему, то и дело проваливаясь в невесть откуда берущиеся прямо под ногами трещины, а так же перестал собирать лбом проклятущие ветки.
Впрочем, последнее не на моей совести.
Дело больше в том, что самих веток как и деревьев в округе становилось всё меньше и меньше с каждым шагом, ведь мы выходили в настоящие горы, на голые скалы.
И это само по себе становилось проблемой, ведь «случись что, а нам и спрятаться-то негде».
Сам я этого не догнал.
Соображал туго, да и в целом я в этой их науке военной не понимал ничего… Зато уловил в разговоре Дарена и Сэрима, которые украдкой это обсуждали.
И уловил это не только я, но и наёмник.
Он сразу же уверил, что всё будет в порядке. Жестами и не снижая скорости, гад такой. Пришлось верить.
Иногда он останавливался, осматривался и уводил нас за последние чахлые деревья, где мы какое-то время стояли как дураки, при этом стараясь лишний раз не вздохнуть и не пё… пошевелиться. Причин таких действий никто не спрашивал — все либо были в курсе, либо доверяли опытному наёмнику.
Пройдя ещё около трёх километров, мы начали подниматься выше и удаляться от последних деревьев, вихляя меж огромных валунов и временами заседая в расщелинах. Пару раз в такие моменты мне удалось услышать некий странный шум, отдалённо похожий на гусиный крик но многократно мощнее, доносившийся от вершин.
Один раз я не удержался и выглянул на этот звук.
В той стороне, откуда он донёсся, я увидел огромную птицу с ярчайшим оперением. Синий, красный, ярко зелёный, кислотные оттенки — радуга рядом с этим смотрелась удручающе печально. Наилучшим сравнением будет разве что попугай, но и у тех я не видел такого многообразия цветов на одном экземпляре.
Покрытая чешуёй морда птички имела некое странное подобие короткого клюва, утыканное огромным количеством зубов, предостаточным для разрывания человека в мелкое крошево. Если учитывать ещё и расстояние метров в восемьсот до неё, то размерами она была не меньше хорошего джипа, а то и с фургончик. Самые мелкие перья диковинной птицы были с кинжал размером, не иначе. А это сантиметров тридцать-сорок, чтоб его дважды! Хотя пёс с ними, с перьями — я с такого расстояния смог разглядеть зубы, а это чуть более чем показатель, притом не в нашу пользу!
По верхнему краю едва развитых крыльев «птички» шли внушительных размеров шипы, словно лезвие своеобразной пилы. На голове животины красовался гребешок из ярких перьев вперемежку с такими же шипами. Если опустить часть странностей, то животина более всего походила на архиоптерикса, предка наших страусов, внешность которого я давным-давно видел в школьном учебнике.
Издав громкое курлыканье, птичка взмахнула крыльями и, приподнявшись над камнями метра на три, уселась смотреть в другом направлении.
– Бистрегз, это и есть дракон? – протянул я, завороженно глядя на яркую зверушку.
Вместо ответа наёмник хлопнул меня по шлему, намекая, что стоит помолчать. Надо значит надо. Позднее разъяснит, стало быть.
Когда «птичка» в очередной раз отвлеклась, наша компашка дружно перебежала в другое укрытие, которое было в слепой зоне для этой зверюги и уже оттуда смело двинулись вперёд, хоть и соблюдая при этом максимальную тишину.
Пройдя ещё пару сотен метров, Бистрегз наконец заговорил:
–
