Сирены - Эрик Ластбадер

Такси раскачивало и слегка подбрасывало на изобилующем выбоинами асфальте, пока оно мчалось по пустынным улицам. Большие облака грязно-белого пара, просачивавшиеся сквозь щели вентиляционных люков, люминисцировали, отражая свет уличных фонарей и театральных афиш. Каждый раз, проезжая сквозь очередное облако, они словно пробирались сквозь призрачный занавес, и у Дайны, все еще полусонной, возникло предчувствие, что за ним скрывается иной, неведомый мир.

Только, остановив такси у тротуара у 44 стрит, она до конца осознала, куда ее занесло: сумрачный блеск, кипучий разврат, притоны и бордели... Полный набор атрибутов ее «беспутной» юности. Теперь она страстно желала, чтобы этот мир еще существовал, не был бы зарыт под землю, заколочен досками и заклеен объявлениями, как то здание с горгулиями в Гарлеме, которому, видимо, вскоре предстояло испытать последнее унижение, затрещав под безжалостными ударами чугунной бабы. И все-таки в душе Дайны не было тоски по далекой юности. Более того, ей ни за что на свете не захотелось бы вернуться в то время.

Ей не нужно было и свидетельство победы над этим миром изгоев. Незыблемость и неизменность его существования вселяла в нее уверенность, являлась неопровержимым доказательством надежности знаний и опыта, приобретенных ею здесь. Именно здесь находился источник ее силы...

Дайна окинула взглядом гостиницу «Ренсселер». Со стороны грязного тусклого фасада из закопченных металлических перекрытий и укрепленного проволокой стекла она производила впечатление скорей старинного полицейского участка. С одной стороны к гостинице примыкал магазин марок, на железной двери которого висел большой замок, а витрина была завешена выцветшими на солнце, потрескавшимися пластиковыми раскладными альбомами со вставленными кое-где марками. С другой — располагался порно-театр, недавно впрочем приказавший долго жить. У входа в него красовались две надписи, выведенные печатными буквами. Одна гласила: «XXX», вторая — «ГОРЯЧИЕ СДОБНЫЕ БУЛОЧКИ».

Над вращающейся дверью «Ронсселера» висела старая тяжелая вывеска, то и дело скрипевшая так, словно собиралась бесславно закончить свое существование, обрушившись на тротуар.

Сквозь железную решетку на тротуаре слева у самого входа в гостиницу поднимались воняющие серой испарения городской канализационной системы. На этом маленьком кусочке тепла посреди окружающей холодной слякоти лежал, подстелив под себя измятый газетный лист, человек. На нем были слишком короткие для него штаны, перехваченные у пояса куском грязной бечевки. Сквозь многочисленные дыры на его ботинках — точнее того, что некогда являлось ботинками — выглядывали босые ноги. Он крепко спал, не обращая внимания на аромат испарений, приткнувшись спиной к унылой кирпичной кладке у основания гостиницы. Правая рука его сжимала горлышко пустой бутылки из-под «Айриш Роуз».

Ночной ветерок, слегка теребивший его простыню-газету, создавал впечатление, что человек лежит на ковре-самолете. «Вряд ли он встретит принцессу, — подумала Дайна, — когда проснется».

Дайна просунула в окошко водителю три банкноты. В салоне было включено радио, и в ночной дискуссионной программе кто-то на чем свет ругал мэра за слишком низкую зарплату полиции. Гневные звонки в студии следовали непрерывным потоком один за другим.

— Хотите, я подожду, мисс Уитней? — предложил шофер. Это был молодой человек с желтовато-бледной кожей, окладистой бородой и красными от бессонной ночи глазами. — Пассажиров сейчас хрен найдешь. У меня есть с собой книга, так что я не возражаю.

Дайна слабо улыбнулась. Она уже шла в сторону входа в гостиницу.

— Да нет, спасибо, — ответила она. — Я не знаю, сколько пробуду там.

Он выключил мотор.

— Мне все равно. Лучше я вас подвезу, чем невесть кого, а? — Он поднял боковое стекло почти до самого верху, оставив узкую щелку, и углубился в чтение весьма потрепанного экземпляра «Магистра Люди» в мягкой обложке.

«О чем мне беспокоиться? — подумала она, проходя во вращающуюся со скрипом дверь. — Ничто не меняется в этом мире».

Вестибюль гостиницы представлял собой весьма жалкое зрелище. Буквально все имело негодный или потрепанный вид. В воздухе висело такое густое облако пыли, точно ее просто смахивали с одного предмета на другой, не удаляя из помещения.

Дайна быстро подошла к конторке портье. Вокруг никого не было. Вместо книги записей гостей она увидела маленькую фанерную коробку, в которой лежала пачка карточек.

Просмотрев их, Дайна не обнаружила фамилии «Керр». Тогда она вдруг вспомнила имя, под которым он регистрировался повсюду, выезжая на гастроли — у всех членов группы имелись псевдонимы по соображениям секретности. Она тут же нашла его: Грэм Грин. Оно без конца забавляло Криса. Номер 454.

Положив карточку на место. Дайна торопливо пересекла вестибюль. Вокруг стоял неистребимый запах грязных носков. Угрожающе трясущийся лифт доставил ее в конце концов на четвертый этаж. Оглядевшись по сторонам, она чуть ли не бегом припустилась по коридору.

454 номер располагался в самом конце. Дайне не пришло в голову, что ей может понадобится ключ. Она даже не стала стучаться, просто взялась за ручку и нажала вниз. Дверь распахнулась. Дайна вошла внутрь и закрыла ее за собой.

Она сразу же очутилась в кромешной тьме, но несмотря на это, чутьем определила, что находится в прихожей номера из двух комнат. Наличие таких номеров в подобных гостиницах явилось для нее откровением.

Дайна стала осторожно пробираться вперед, держась вытянутой рукой за обои. Ее пальцы то и дело натыкались на царапины и выбоины в стене. Наконец, по ее расчетам она добралась до места, где должен быть выключатель.

Обнаружив его в самом конце прихожей, она щелкнула им. Ничего. Тишина. Она остановилась, чувствуя, как сильно колотится ее сердце.

Она уже совсем собралась было звать его, когда вдруг обратила внимание на сильный смешанный запах, разлитый в воздухе. Принюхавшись, точно животное, идущее по следу, она различила сладкий, мускусный аромат марихуаны, резкое благовоние пачули и едкий запах пота. Последний не походил на тот, который бывает после тяжелого рабочего дня или при расслаблении, наступающем по завершении полового акта. Нет, скорее это был запах, сопровождающий сильный приступ страха.

Дайна забрела в первую комнату, пялясь изо всех сил в темноту. Вдруг до ее ушей донесся заунывный перебор струн гитары — акустической, не электронной, — и она подумала: «С ним все в порядке».

Потом она услышала, как вступают один за другим бас, синтезатор, барабаны, и поняла, что слушает запись. В тот миг, когда она добралась до порога спальни, раздался его мощный, глубокий тенор.

Я устал от вранья,

От женских бедер,

Разворачивающихся в ночи,

Подобно парусам.

Темные тучи вздымаются,

Злые чары на голубых небесах

Мелодия свободно лилась в сопровождении аккомпанирующего ритма.

— Крис!

Я устал от вздохов,

Визгов животного восторга,

Вторгающихся в мои ум,

Я знаю,

Что не желаю больше

Драться

За то, чего я хочу.

Последовал плавный переход к припеву.

Я сижу на проводах,

Как маленькая птичка,

Ожидая звука выстрела,

Который свалит меня.

Я сижу на проводах,

Не в силах шевельнуться,

Ожидая звука выстрела,

Который свалит меня...

Последовал короткий инструментальный переход, соло на электрогитаре, потом припев повторялся вновь и вновь, пока музыка не затихла вдали.

— Крис? — повторила Дайна. Она вошла в спальню и почти сразу же споткнулась о груду одежды, набросанной на полу в беспорядке, и упала.

Выругавшись, она поднялась на ноги. Высокий предмет возле ближней стороны кровати оказался торшером. Дайна включила его.

— О, Крис! Ярко вспыхнувшая лампочка озарила светом убогую длинную и узкую комнату из разряда тех, что кажутся старыми, даже будучи новыми. Теперь ее состояние можно было охарактеризовать как безнадежное. На исцарапанной крышке деревянной тумбочки стоял кассетный магнитофон, наполовину закрывавший овальное зеркало на стене. Единственное грязное закопченное окно выходило в переулок, такой узенький, что человек не смог бы уместиться на тротуаре. Глухая кирпичная кладка здания напротив находилась так близко, что загораживала весь свет, и вне зависимости от времени суток, в комнате всегда царил полумрак.

Тяжелая металлическая кровать, занимавшая большую часть помещения, была привинчена к полу. Покрывало и верхняя простыня скомканные и перекрученные в ногах, свешивались на ковер, за долгие годы своего существования изрядно облысевший. Угадать его первоначальный цвет было невозможно.