Сирены - Эрик Ластбадер

— И вы отыграли этот концерт в Амстердаме.

Он кивнул.

— Флаги с физиономией Иона: потом лозунги, распеваемые хором на улицах. Они все выкрикивали его имя вновь и вновь, без конца. — Он хмыкнул. — После этого все улеглось... в точности, как он, ха-ха, то есть она говорила. Ищейки отвалили и бросились по следу «Битлз» или кого-то еще в этом роде. Кто их знает!

— А Ион был мертв...

— О да, Ион. Мой близкий друг Ион. Мой товарищ. — Его голос источал сарказм. — Группа чуть ли не развалилась из-за него. Мы все чуть ли не свихнулись из-за него, да, из-за его причуд и... Господи, мы не могли ни в чем полагаться на него! Пришлось нанять какого-то вышибалу, чтобы тот притаскивал его на репетиции и концерты. Хотя ему мы об этом не сказали. Просто не рискнули. Он бы улизнул и спрятался от нас. Нет-нет. Мы сказали, что наняли ему телохранителя, потому что он стал такой звездой. Это ему понравилось, нашему Иону, о да, в самом деле понравилось. Попало прямо в точку. Если б мы не... если б он не умер, кто знает, что было бы с нами всеми теперь?

— Глупая скотина. — Он мотал головой из стороны в сторону, как раненое животное. — Глупая скотина. Знаешь, ведь это ему пришла в голову идея создать группу. Да. Ион был гением во многих отношениях. Не как Найд, который заставлял дерьмо звучать, как симфонию. Нет, не так. Но он умел аранжировать музыку. Затем он смывался, и даже Тай не знала, куда он подевался.

— Ион брал любую из наших песен — мою или Найджела — и вселял в нее волшебство. Не знаю, как ему это удавалось... — Черт возьми, я даже плохо представляю себе, как у меня и Найджела получалось сочинять те вещи.

— Однако, видишь ли, они ненавидели друг друга... Найджел и Ион. Вечно как вода и масло. — Он попытался посмотреть Дайне в глаза, но не выдержал и отвел взгляд. — Ну, может, не всегда. Я склеивал разрозненные части группы воедино в то время... был пос... посредником между этими двумя олухами... Но я был и тем, кто рождал в них взаимную ненависть.

— Ион ревновал меня из-за того, что мы писали песни вместе с Найджелом. Приставал ко мне так часто, что однажды я согласился попробовать придумать что-то с ним. — Крис покачал головой. — Впустую. Он плакал три дня... куда-то слинял, и нам пришлось отменить концерты, назначенные на уик-энд. Можешь себе представить, как подобные вещи отражались на Найджеле... Когда он не на гастролях, он труп.

— Что же касается Найджела, я всегда думал, что он просто ненавидел в Ионе его слабость. Ион сочинял собственные вещи, и довольно часто, приходя в студию, мы заставали его там. Он смотрел на нас влажными детскими глазами и говорил: «Кое-что новенькое для вас». Однако он не мог ничего сыграть... всякий раз у него что-то выходило не так. — Его голос как-то помягчел. — Тогда он срывался и начинал плакать, вцепившись в свой красный «Джибсон»[23], а Найджел отворачивался и говорил: «Господи, кто-нибудь придите и вытрите ему сопли».

— Разумеется Тай раздражала Найджела больше всего. Я думаю, что он просто не мог взять в толк, как она была в состоянии ужиться с Ионом.

— Она сразу же прицепилась к Иону. Ну, в этом не было ничего удивительного. Ион был симпатичным придурком... всегда попадавший в переделки с мужьями или приятелями своих подружек. Должно быть сейчас подрастает немало его детей, ха-ха! Все, что ему нужно было сделать, это похлопать своими длинными ресницами, и девчонки таяли, как воск. Не то, чтобы кто-то у нас не попадал в такие переделки. Но Ион... то был особый случай. Однако Тай тоже была по-своему особенной, и она стала первой... и единственной... женщиной, жившей вместе с Ионом.

— И вот однажды я зашел к Иону навестить его. В тот день, не переставая шел дождь... холодный и противный. Я увидел Иона, лежавшим рожей в грязи. «Дружище, — спросил я его. — Что с тобой стряслось?» Я решил, что его избили и ограбили. Но нет. Это было дело рук Найджела. «Господи, — изумился я. — Что же ты такого наговорил ему?» Он посмотрел на меня по-овечьи. «Я не думаю, что могу рассказать тебе об этом». «Ты лучше все же расскажи, дружище, — сказал я ему. — Я не хочу узнать об этом от него». Он кивнул, и я увел его из-под дождя. Тай не было дома, и я сидел перед камином, греясь и глядя на огонь. Однако старина Ион не мог и минуты высидеть на месте. Он бегал по комнате взад-вперед так быстро, что его попугай вывихнул шею, наблюдая за ним. При каждом звуке, доносившемся с улицы, он подпрыгивал на три фута.

«Ты бы лучше поскорее выложил мне все, — заметил я, — а то у меня еще случится припадок».

Тогда он подошел, встал передо мной, и по его лицу я понял, что дело вовсе не шуточное.

«Я боюсь сказать тебе, — начал он. — Я боюсь, что ты возненавидишь меня, как Найджел. — Он сорвался. — Я не выдержу этого, Крис. Они все против меня. Но если и ты... — Он обхватил голову руками. — Я не знаю, что я сделаю».

Я взял его руки в свои и сказал: «Не тревожься, приятель. Ничто не сможет встать между такими добрыми друзьями, как мы с тобой. Плюнь на всю эту чепуху. Так в чем дело?»

«Я сказал ему. — Он шмыгнул носом. — Я сказал Найджелу, что хочу спать с тобой».

Сам не знаю почему я начал смеяться: это определенно было не смешно. Ни капельки. Я понял тогда, что Найджел прав относительно Иона, по крайней мере, в одном отношении. Чего бы ему не хотелось, он протягивал руку и брал это. Неважно, что это было. Что-то полезное или вредное: для него было абсолютно безразлично. В этом он был настоящим ребенком.

— Он был, хотя и безответственным, но чудесным малым, наш Ион. Он начинал день с пригоршни амфетамина, запитой стаканом джина. Потом следовала щепотка кокаина, немного морфия, одна-две пилюли ЛСД или, если эсида не было под рукой, Ти-Эйч-Си, а под конец — таблетку-другую кодеина.

— Я знаю, что кажется невозможным, будто человеческое тело может выдержать такое издевательство над собой. Так что не приходилось удивляться тому, что в студии он был неспособен извлечь что-либо путное из своей гитары и только твердил, всхлипывая: «Но ведь я играл это только что, все было как надо... они слышали. Спросите их. Разве магнитофон не работал?» Однако кроме него там никого не было.

— Зато в другой день именно он выручал нас в студии... Мы топтались на месте, тыкаясь безт олку то туда, то сюда, а он появлялся и буквально в течение считанных минут все было тип-топ. Это без конца доставало Найджела. В таких случаях он весь становился белым от злости, отворачивался и с размаху бил кулаком о стену. Да. У него варил котелок, у нашего Иона.

— Но даже это не могло предотвратить превращения раздражения и злости в ненависть. К тому же в присутствии Тай, а она всегда была у него за спиной, Ион чувствовал себя гораздо смелей и уверенней, чем в одиночку. И, как я теперь подозреваю, она поддерживала его даже когда знала, что он не прав, только за тем, чтобы побольней уколоть нас и заставить бояться невесть чего.

Крис весь дрожал. Пот ручьями стекал по его телу. Дайна держала его совсем близко от себя, сжимая плечи пальцами, точно это могло удержать в нем уцелевшие остатки жизни. Его веки безвольно трепетали.

— Не останавливайся, — резко приказала ему Дайна. — Крис, я хочу знать, как умер Ион.

На месте его глаз приоткрылись узенькие щелочки.

— Ион, да. Как умер Ион. — Он глубоко вздохнул. — Как ни кружи, мне кажется, Америка стала последней каплей. Мы приехали сюда на первые гастроли в шестьдесят пятом... зимой. Я отлично помню отвратительную погоду. В Англии нас знали все, а в Штатах к тому времени, когда мы прилетели в Нью-Йорк, только на одной радиостанции крутили наши вещи. На некоторых площадках мы выступали как основная группа, но большую часть времени поддерживали каких-нибудь звезд и играли первыми, в то время как публика еще только собиралась в зале. Мы видели перед собой много пустых мест... это было серьезное испытание для всех нас.

— Ион ныл и визжал на протяжении всего турне, и нам пришлось нанять человека, следившего за тем, чтобы он не удрал. Он делал нашу жизнь еще более мрачной все это время. Не хотел слушать ни Бенно, ни кого-либо из нас, когда мы пытались втолковать ему, что Америка есть Америка, и нам не обойти ее стороной, если мы хотим стать группой мирового масштаба. «Мне наплевать на то, достигнем ли мы уровня „Битлз“ или „Стоун“!» — кричал он. Однако мы-то знали, как обстоит дело. Ему было не наплевать... и очень сильно не наплевать. Просто он проникся отвращением и ненавистью к Штатам. Он ненавидел эту страну больше, чем что-либо иное. Она была слишком большой, слишком требовательной... и слишком холодной и безразличной по отношению к нему, чтобы он чувствовал, что у него есть шанс завоевать ее.

— Наконец, слава богу, гастроли завершились, и мы полетели обратно в Лондон. Во время полета мы не обменялись обо всем этом ни единым словом, но я чувствовал, что в наших мозгах что-то происходит. Ситуация стала просто невыносимой... И вот, когда мы вернулись в Англию, пошло-поехало. Мы думали, что хуже уже не может быть... Ион вдруг начал нести околесицу насчет того, что ему вообще не стоило затевать всю эту историю с группой... он говорил, что мы извратили его понятие о музыке.