Пока мы не встретимся вновь - Джудит Крэнц

Дельфина с облегчением убрала паспорта в сейф. Здесь и решать-то нечего.

Всю зиму 1940 года, в период «drole de guerre», или «странной войны», в период затишья, когда французская армия бездействовала, а королевские ВВС только бросали листовки, Арман Садовски находился в своей части на северо-западе линии Мажино. В апреле немцы вторглись в Норвегию и Данию. Десятого мая Гитлер положил конец «странной войне». Его войска, продвигаясь к Франции, вступили на территорию стран, не участвовавших в войне: Голландии, Бельгии и Люксембурга. Раздробленная и деморализованная французская армия пыталась сражаться с наступающим врагом бок о бок с английскими войсками. Не прошло и двух недель, как союзные армии начали отступать под Дюнкерком на побережье. Это избавило британскую армию от необходимости воевать лишний день, но французам, потерпевшим поражение на побережье собственной страны, отступать было некуда, кроме как в воды Ла-Манша. Арман Садовски вместе с сотнями тысяч других французов оказался в плену и был отправлен работать в Германию, на военный завод.

Дельфина ждала. Она ждала, когда шли бои за Дюнкерк, следя за развитием событий, ждала в период оккупации Парижа, ждала вплоть до того июньского дня, когда Франция и Германия заключили перемирие, а остатки французской армии, находившиеся на французской территории, были демобилизованы. Она стойко и упорно ждала во время неразберихи июля и августа. В конце сентября ее терпение было вознаграждено. Откуда-то из Германии пришла открытка, и Дельфина узнала, что Арман жив и не умирает с голоду.

Теперь, когда немцы уже не находились в состоянии войны с Францией, им было важно не допустить в этой оккупированной стране гражданских волнений. Военнопленным разрешили раз в две недели посылать домой открытки. Вскоре, как и все, кто получал эти открытки, Дельфина поняла, что они свидетельствовали лишь о том, что пленный еще жив и в состоянии держать карандаш. Как и тысячи других женщин, она отсчитывала дни между получением открыток. А приходили они с дьявольской нерегулярностью.

Теперь, осенью 1941 года, таких открыток в бесценной пачке, которую Дельфина хранила в своем сейфе, набралось девятнадцать. Четырьмя месяцами раньше, в июне 1941 года, возродилась французская кинопромышленность. За это время было начато производство тридцати пяти новых фильмов. Работа шла под эгидой организации, называемой «COIC»; она сотрудничала как с французским правительством в Виши, так и с оккупационным режимом.

Дельфина прекрасно видела, что в киноиндустрии больше нет ни одного еврея, но оживление в кинопромышленности совпало по времени с переговорами, которые привели к частичному возвращению пленных. Даже если Арман не сможет работать режиссером до разгрома немцев, думала Дельфина, есть надежда на то, что его отправят во Францию. В этой надежде была вся ее жизнь.

Самой влиятельной, богатой и активной была теперь кинокомпания «Континенталь». С ней заключили контракты такие знаменитые режиссеры, как Марсель Карне, Жорж Лакомб, Анри Дэкуэн и Кристиан-Жак; такие известные актеры, как Пьер Френе, Даниэль Даррье, Жан-Луи Барро, Луи Журдан, Фернандель, Мишель Симон и Фейер. Дельфина де Лансель тоже подписала контракт, как и другие, игнорируя — по незнанию или от аполитичности — то, что «Континенталь» был полностью под контролем немцев, а властный Альфред Гревен, личный друг Геринга, напрямую докладывал обо всем Геббельсу.

Компания «Континенталь» отдавала предпочтение легковесным детективам и глупым комедиям, которые должны были прийти на смену американским фильмам, пользовавшимся некогда большим успехом. Компания выпускала также детективы Жоржа Сименона о бессмертном инспекторе Мегрэ и добротные инсценировки романов Золя и Бальзака.

Следуя старым незыблемым мировым традициям, «Континенталь» выпускала фильмы на потребу зрителям, вроде популярных лент о богатых, что делал Голливуд во времена великой депрессии. В фильмах не было профашистской пропаганды, поскольку они не касались военной тематики. Зритель видел изобилие еды, табака и алкоголя, но не слышал ни одного немецкого слова. Действие почти всех фильмов происходило в середине тридцатых годов во Франции, населенной одними французами, что вызывало ностальгию.

Дельфина радовалась, что у нее снова есть работа. Теперь она была так занята, что, слава Богу, у нее не оставалось времени думать ни о чем. В очень популярной серии Дельфина играла героиню по имени Мила-Малу, верную помощницу инспектора Уэнса, роль которого исполнял знаменитый Пьер Френе. Дельфина, никогда в жизни не завидовавшая ни одной женщине, завидовала сумасбродной, легкомысленной, кокетливой Миле-Малу. Она напоминала Дельфине самое себя три года назад.

Когда отборный танковый корпус, в котором служил Бруно, после заключения перемирия был расформирован, молодой человек сразу же вернулся в Париж. Его не тревожило, что война может возобновиться. Проблема состояла в том, как подготовить себе максимально приятное будущее под властью «тысячелетнего рейха». «Конечно, по-настоящему умный человек, — думал он, — человек, не боявшийся умереть со скуки, уже давно осел бы в Швейцарии, но какой смысл жалеть теперь об упущенных возможностях! Банк братьев Дювивье работы не возобновлял, а во всеобщей неразберихе, последовавшей за перемирием, вряд ли у какого-нибудь частного банка было будущее. Что же делать здравомыслящему французу в таких обстоятельствах? — спрашивал себя Бруно. — Где, с точки зрения каждого француза и каждой француженки, лучше жить во время всей этой политической смуты? Где найти тихую гавань, где можно переждать, пока все уляжется и вернется к нормальной жизни? На семейной ферме, если она есть, или в фамильном замке. Земля. Вот что имеет непреходящую ценность», — думал он, направляясь в Шампань.

К моменту появления Бруно в Вальмоне оккупационные власти уже назначили «фюрера» Шампани, герра Клаебиша, представителя известной винодельческой семьи из Рейнской области. Когда виконт Жан-Люк де Лансель сказал своему внуку, что резиденция Клаебиша в Реймсе потребовала, чтобы каждую неделю германским войскам поставлялось из провинции триста-четыреста тысяч бутылок шампанского, Бруно только пожал плечами. «Этого следовало ожидать, — подумал он. — Значит, немцы делают ставку на то, чтобы население Шампани продолжало заниматься своим делом, а хозяева виноградников не прекращали работы». Он решил узнать все, что можно, об этом деле, которое раньше никогда его не интересовало. «Войны, — думал Бруно, постигая тонкости виноградарства, — должны приносить и пользу, а не только вред».