«Если», 1995 № 08 - Кристофер Прист

Операция была задумана как грандиозный спектакль. На протяжении всего полета на кораблях звучали приказы и распоряжения командования, гремели военные гимны и речи, полные трескучих фраз и праведного гнева. Организаторам пропагандистской кампании пришлось разыграть в звуке и цвете трагическую историю дерева: от его былого процветания на Земле, до полного исчезновения. При этом особенно подчеркивалось значение дерева для человеческой цивилизации. Каждому участнику экспедиции доходчиво объясняли, как важно спасти будущее земной культуры, завоевав леса на Може. Каждого бойца постарались убедить в том, что эти мерзкие мастры готовы защищать свою территорию до последней капли крови и что вторжение на их планету — ответственнейшая миссия.

Мастры даже не успели по-настоящему испугаться и попрятаться по своим деревянным домам, как на них обрушилась великая армада. Молнии, которые земляне принесли с собой, буквально испепелили несчастных обитателей П-473. Через час после начала высадки земляне стали абсолютными хозяевами мира, где была уничтожена разумная жизнь. Поверхность планеты была усеяна трупами мастров, валявшихся между дымящихся воронок. Но у людей хватало техники, чтобы вырыть гигантские братские могилы, заполнить их телами убитых и снова закопать. Во время вторжения армия Земли потеряла всего одного бойца (это был офицер, который, не выдержав адского грохота атаки, скончался от инфаркта).

Насытившись пальбой, удовлетворенные великолепной победой земляне занялись выгрузкой доставленных на П-473 строительных конструкций. Быстро заложили фундамент будущего космического центра с гигантским космопортом, предназначенным исключительно для вывозки древесины.

Когда сгустились сумерки, усталые, но преисполненные чувством выполненного долга, завоеватели начали устраиваться на ночлег.

Никто из заснувших десяти миллионов землян так никогда и не проснулся, не пережил эту первую ночь.

Да, они завоевали планету Мож. Но герои-победители не имели представления об одной детали: на этой планете смерть была заразной.

Борис Горзев

ГЕНЕТИКА ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

Мрачноватый и не новый в фантастике вариант историософии как бесконечного развития во времени концепции войны Жак Стенберг как бы поверяет алгеброй.

Война не только аморальна, но и лишена, в конце концов, логического основания. Этот вывод вполне совпадает с положениями популяционной генетики. Логичны, с точки зрения выживания вида, кооперация и взаимная помощь.

Об этом размышляет ученый-писатель.

Существует расхожее представление о дарвиновской теории естественного отбора: основное условие эволюции — борьба за существование. Это условие переносилось и на эволюционное развитие человечества, откуда следовал определенный вывод. Человек от природы эгоистичен, его основные инстинкты — самосохранение и стремление к личной выгоде. Тогда как можно объяснить нередко проявляемые людьми жертвенность, милосердие, самоотвержение, готовность рисковать собственной жизнью ради других? Откуда в человеке этот естественный альтруизм?

Считалось, что все прекрасные качества и этические начала приобретаются человеком в ходе индивидуального развития, и решающая роль здесь принадлежит воздействию среды, воспитанию, религии. Внимательное чтение классических работ того же Дарвина уверенность в этом колеблет. Более того, от нее не остается и следа при знакомстве с трудами ряда отечественных исследователей века минувшего и нынешнего.

Но вернемся к Дарвину. Вводя в науку понятие борьбы за существование, ученый подчеркивал, что трактовать его следует «в широком и переносном (метафорическом) смысле, то есть включая сюда зависимость одного живого существа от других, а также — что гораздо важнее — не только жизнь самого индивидуума, но и возможность для него оставить по себе потомство» («Происхождение видов»). Да, идея о борьбе за существование универсальна, но каким оружием она ведется и кто в ней побеждает? Говоря о борьбе «метафорической», Дарвин подразумевает не агрессию друг против друга внутри вида, а конкуренцию межвидовую, точнее — вживание в среду, которое позволит существовать и оставлять потомство. Он уточнял эту мысль в последующем своем труде «Происхождение человека», говоря о том, что процветать и оставить наибольшее потомство смогут сообщества, «которые содержат наибольшее количество сочувствующих друг другу членов». Не случайно Дарвин, обычно приводящий множество доказательств и примеров в пользу того или иного положения своего труда, фактически не находит ни одного примера в подтверждение борьбы между особями одного вида. Она принимается как аксиома.

Добро и Зло, существующие извечно рядом, — великие философские категории. Но с точки зрения биологии, эволюционной генетики, оценок «хорошо» или «плохо» быть не может. Есть понятие нормы, адаптации, того, что, как говорят ученые, проходит сквозь сито отбора. А, скажем, отбор могут проходить и закрепляться разные признаки, которые относимы к категориям и Добра, и Зла. Так агрессивность, хищность — она должна была закрепиться в процессе отбора, иначе на ранних этапах эволюции человечество просто не выжило бы. Но с тех давних времен начинаются и ассоциация, взаимопомощь еще допервобытных наших предков. Значит, складываются зачатки этики. На определенном этапе эволюции «понято», что семьей не выживешь, это не проходило отбор. Так формируется стадо, в котором складывается своя, весьма жесткая, иерархия власти, отношений. Но пища, которую не добудешь без физической силы, «клыков и когтей». Но, оказывается, выжить невозможно и без взаимопомощи, сочувствия, заботы о потомстве. Добро и перемешиваются в человеке. Замечательный отечественный ученый нашего времени, с позиций эволюционной генетики рассматривая этику, Владимир Павлович Эфроимсон сформулирует этот парадокс эволюции. Самый жестокий, безнравственный и аморальный механизм из всех существовавших на 3eмле — естественный отбор — породил и сохранил инстинкты величайшей нравственной силы.

К сожалению, с учением Дарвина случилось то же, что со многими другими, столь же великими учениями, которые объясняли человека, тем более что эволюционизм — наука во многом описательная, это не математика или физика. Отсюда причина для субъективизма последователи, которые могут идею огрубить или вовсе исказить, приспосабливая под собственную концепцию.