Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

Я откинулся на спинку кресла и вернулся мыслями к кольцу. Ощутил ли Темный Лорд, что часть его души уничтожена? И сколько еще таких крестражей у него осталось? Дамблдор взял с меня обещание молчать, а значит, я не могу обсуждать это с кем бы то ни было… Хотя с кем здесь обсуждать подобные дела? Разве что со Снейпом, но после данного мною слова я не имел права говорить даже с ним.

Все то время, пока зельевар готовил лекарство, Дамблдор не шевелился и не приходил в сознание. Кисть его совсем ссохлась, однако проклятье действовало медленно, и выше запястья рука пока что выглядела здоровой. Когда Снейп, наконец, возник в камине, при нем был высокий серебряный кубок с дымящимся зельем, который профессор нетерпеливо протянул мне. Кубок был очень горячим, но я едва обратил на это внимание.

— Будете поить, когда скажу, — бросил Снейп, вставая по правую сторону от директора. Он направил палочку на искалеченную кисть и начал негромко, нараспев произносить какие-то заклинания, от которых у меня мороз прошел по коже, таким странным, чужим и неестественным казался их язык. Спустя полминуты Снейп замолчал и, быстро взглянув на меня, кивнул. Дамблдор все еще был без сознания, поэтому я приподнял его голову и попытался влить зелье в рот, сомневаясь, что человек в таком состоянии окажется способен проглотить лекарство; однако, как только горячий золотистый напиток коснулся его губ, директор пошевелился, приходя в себя, и с готовностью сделал первый глоток.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем Снейп дочитал все нужные заклинания, а зелье в моем кубке кончилось. К этому времени Дамблдор окончательно очнулся; к нему вернулись силы, лицо приобрело естественный оттенок, и он самостоятельно выпрямился в кресле. Переведя взгляд с профессора на меня, Дамблдор с некоторым трудом приподнял левую руку и легко сжал мне плечо.

— Думаю, нам следует отпустить Линга, — тихо сказал он. — Мы поговорим… чуть позже… Ведь у нас еще будет на это время, да, Северус? — Последние слова он адресовал застывшему подле него зельевару, который, несколько помедлив, глухо ответил:

— Будет.

Несколько дней Дамблдор не покидал своих апартаментов, восстанавливая силы после случившегося, а потом, как ни в чем не бывало, начал появляться два-три раза в день в Большом зале и периодически покидать замок по своим делам. Я не понимал, знают ли остальные преподаватели, что именно с ним произошло, поскольку за столом или при мне разговоров на эту тему не велось, и пришел к выводу, что, скорее всего, либо они определили серьезность проклятия по виду руки, и в таком случае им не надо было ничего объяснять, либо спрашивали Дамблдора, и тот их как-нибудь успокоил, потому что я не заметил, чтобы отношение к нему со стороны профессоров изменилось в сторону повышенной заботы или внимания.

Этим летом мне больше не удалось попасть в Хогсмид — во второй половине августа из отпуска вернулся Снейп, категорически запретивший мне покидать территорию школы, а почти сразу же после его появления в Хогвартсе закипела работа по установке дополнительных мер защиты. Министерство прислало несколько авроров, которым было поручено постоянно патрулировать окрестности замка и Хогсмид, а Дамблдор с двумя неизвестными мне магами, также наверняка явившимися по приказу нового министра, назначенного вместо Фаджа, обошли всю ограду по периметру, накладывая на нее какие-то особые охранные заклятья. Ворота Дамблдор заколдовывал собственноручно.

Мне было интересно посмотреть, как работают такие мастера, однако я не решился подойти и наблюдал за их постепенным продвижением от берлоги Хагрида, сидя на бревне с наставленной на себя палочкой, которая, подобно вентилятору, разгоняла горячий воздух, помогая перетерпеть невероятную дневную жару. Последнее время лесничий пребывал в прекрасном настроении, поскольку теперь его брату было где преклонить ночами голову: судьбой Грохха заинтересовался директор, очевидно, понимающий, что дикий великан для лесных жителей — хуже стихийного бедствия.

— Сам пошел, — однажды вечером рассказывал Хагрид, когда мы расположились на улице неподалеку от его дома и месили для фестралов очередной кошмарно пахнущий состав. — И Кроху с собой забрал. — Крохой Хагрид называл детеныша единорога, которого мы выкармливали. — Не надо, говорит, его приручать. Лучше, говорит, у водопоя оставить, у ручья, куда единороги приходят. Они своих не бросают, так что и малыша заберут. Ну, так мы и сделали…

Я с улыбкой слушал историю о том, как Дамблдор, Хагрид и Грохх добирались до горной пещеры, наверняка дав повод змеям и остальным созданиям, которых великан терроризировал столько месяцев, закатить пирушку; как они обнаружили у лесного ручья трех взрослых единорогов, к которым Дамблдор отвел малыша, а потом Хагрид вдруг замолчал, поднял голову, уставившись куда-то мне за спину, и пробормотал:

— Это еще кто?

Я обернулся. У ворот стояла одинокая фигура в мантии, не шевелясь и не делая никаких попыток войти или привлечь к себе внимание. Отсюда я не видел, кто это был, а потому встал и сказал:

— Схожу посмотрю.

— Нет, Линг, сиди!.. — встревоженным голосом начал было Хагрид, но я уже спешил к воротам, непонятно почему решив, что это может оказаться Аберфорт. Однако по мере сокращения расстояния мне становилось ясно, что это не брат директора.

— Привет, — сказал я, подойдя к воротам и обхватив ладонями прутья ограды. — А куда делись фиолетовые волосы?

— Привет, — сказала Тонкс, сделав шаг вперед и встав почти вплотную к ограде. — Были да сплыли.

— Значит, это ты теперь будешь следить за порядком? — поинтересовался я. — Слышал, вас несколько человек прислали.

— Еще троих, — равнодушно ответила она, глядя мимо меня на внутренний двор Хогвартса.

— Хочешь войти? — спросил я. — Могу кого-нибудь позвать, чтобы ворота открыли… сейчас, наверное, все в Большом зале сидят, ужинают.

— А ты почему не там?

— Не хочу есть, слишком жарко, — проговорил я, разглядывая ее темно-серые волосы и появившиеся неглубокие складки между бровей. От ее былой веселости не осталось и следа. — Что с тобой произошло?

— Ничего, — ответила Тонкс и, наконец, посмотрела на меня.

— Это из-за Блэка? — спросил я. Тонкс слегка приподняла брови.

— Что — "это"? — немного удивленно спросила она.

— Ну, тогда ты плакала, а сейчас выглядишь так, будто до сих пор в трауре.

Я понимал, что мои слова могут показаться чересчур циничными, тем более если я прав, но время моего общения с психиатрами не прошло даром — кое-каким приемчикам я у них научился и теперь предполагал, что если моя догадка верна, Тонкс получит возможность выговориться или сорвать на мне обиду или злость, отчего мне хуже не станет, а ей полегчает; если же я промахнулся, то хотя бы отвлеку ее от мрачных переживаний, что тоже неплохо.

— Нет, Линг, — спокойно сказала она. — Сириус тут не при чем. На самом деле, я надеялась встретиться с тобой.

Я мгновенно насторожился.

— Слушай-ка, — произнес я, отнимая руки от ворот и делая шаг назад. — А это вообще ты? Может, докажешь как-нибудь?

Тонкс и бровью не повела. Неожиданно ее короткие волосы выросли до плеч, невзрачный серый цвет сменился белоснежным, черты лица чуть изменились, и она стала чем-то напоминать Люциуса Малфоя. Я замахал рукой:

— Чур меня! Ты на что намекаешь?

Тонкс, наконец, слегка улыбнулась, вернувшись, однако, к прежнему унылому виду.

— Недавно эскортировала его в Азкабан, — объяснила она чуть более живым голосом. — Всякого наслушалась, знаешь… и откуда что берется?

— Ты только его эскортировала? — поинтересовался я, воспользовавшись улучшением ее настроения, чтобы разузнать о Георге Нотте. Тонкс отчего-то вздохнула.

— Да, только его. Каждого арестованного переправляли отдельно, в целях безопасности. Но дементоров в тюрьме больше нет, так что… это, конечно, не курорт, но и не старый Азкабан, каким мы его знали.

Тонкс опять вздохнула, словно жалея, что дементоры так не вовремя покинули место своей службы и лишили тюрьму ее главной отличительной особенности.

— Линг, что случилось с Дамблдором? — вдруг спросила она.

— А ты не знаешь? — Я даже не удивился ее вопросу, словно подсознательно его ожидал.

— Если б знала, не спрашивала, — грустно усмехнулась Тонкс.

— Я имел в виду, ты не можешь определить тип чар, или проклятия, или чем бы это ни было, по результату их действия?

Тонкс как-то странно посмотрела на меня и ответила:

— Это темное проклятье, а я не настолько хорошо разбираюсь в Темных искусствах, чтобы определять подобные вещи на глаз.

— Вот видишь, — сказал я серьезным тоном, — в нашей образовательной системе все же существуют небольшие пробелы.

Тонкс сделала вид, что не заметила этой фразы.