Русская фантастика 2007 - Василий Мельник

— Где оказался? А-а-а… Да как и ты… По монеткам.

— Ничего не понимаю… Если это приманка, если они охотились за кулоном — то почему такая странная ловушка? Ведь по следу мог пройти кто угодно, дети могли денежки растащить…

Толик молча покачал головой — не могли. Но не стал рассказывать, что ловушку насторожили на одну-единственную дичь, что все прочие граждане, заинтересовавшиеся монетками, получали мощный психосуггестивный удар: проходи мимо, не задерживайся! Незачем объяснять… Теперь уже незачем.

Муха продолжала давить вопросами:

— Да и зачем им вылезать из этих… из шкурок? Проще остаться в человеческом виде да и шарахнуть по затылку… Или… ну, не знаю… пистолет наставить — отдала бы я кулон, жизнь дороже. Зачем — так вот? Пауками?

— Зачем… — Толик поскреб темя хорошо знакомым Мухе жестом. — Зачем… Знаешь, просто физически и морально невозможно таскать на себе шкуру чудовища, не снимая — бесконечно долгие часы… дни… месяцы… годы… годы… годы…

Его губы шевелились отчего-то не в такт словам, а пальцы уже не чесали голову машинальным жестом — но выполняли там какие-то непонятные манипуляции.

Рот Мухи широко распахнулся.

Лицо, волосы, кожа стекли с головы Толика, как шелковое платье с обнаженного женского тела. На Таньку смотрели два огромных глаза, похожих на граненые драгоценные камни, — ив каждой грани отражалась крохотная Муха. Чуть ниже распрямлялся, разворачивался длинный, с руку, игольчато-острый хоботок…

Танька снова попыталась заорать изо всех сил — как уже дважды сегодня пыталась и не смогла под взглядом чужих немигающих глаз.

На этот раз получилось.

Два больших прозрачных крыла высохли и затвердели.

Толик Комаров — не шкурка, выгрызаемая варвара-ми-арахнидами, но великолепный живой костюм-симбионт — лежал на полу, аккуратно сложенный.

Существо, напоминавшее гигантского комара, совершило небольшой пробный полет — пересекло комнату по диагонали, на уровне человеческого роста.

Неподвижно зависло в воздухе у стены — как раз возле пресловутого постера. Крылья трепетали, став невидимыми. Шум от них раздавался тихий, но сверляще-неприятный. Хоботок, выполнивший свою функцию, был снова убран. Огромные фасеточные шары глаз давали сектор обзора почти в триста шестьдесят градусов — но смотрело существо именно на постер. В каждой грани-фасетке отражалась маленькая парочка любвеобильных певичек… Потом звук стал тише — анофелид медленно опустился, крылья сложились за спиной.

Грустная ирония ситуации состояла в том, что существо, много лет жившее под личиной Мухиного дружка Толика, было самкой. И вся цивилизация анофелидов состояла из самок, размножающихся партеногенезом. Но для успешной кладки яиц требовалась кровь. Кровь позвоночных уродцев, прозябающих на редких островах бескрайних болот Зззззууууссса. Существо, именовавшее себя Толиком, долго оттягивало этот момент, хотя переполненный яйцевод грозил уже разорваться…

Ладно. Здешняя… хм… красная белковая субстанция оказалась вполне подходящей. Ночью предстоит полет к ближайшему болотцу…

Танька, мертво смотрящая в потолок широко распахнутыми глазами, так никогда и не узнает, что ее обещание — подарить Толику не то троих, не то пятерых детей — будет перевыполнено в десятки тысяч раз. Правда, дети окажутся мертворожденными — ни к чему преждевременно плодить нездоровые сенсации.

А потом… Потом снова постылая жизнь в постылой шкуре монстра. Жизнь, которая — как ни странно и страшно это звучит — все больше нравится какому-то утолку сознания… Снова навалится рутина привычных (как ни дико — привычных!) дел: сессия, а затем экзамены экстерном за третий курс, учеба на четвертом — и одновременно — изучение предметов курса пятого…

Будущему академику-биологу А. Н. Комарову найдется чем заняться в своей будущей научной деятельности. Надо наконец выяснить, какие сволочи и каким образом создали в этом мире мутанта-росянку. Растение с замашками хищного животного — и с наркотическим запахом, привлекавшим за несколько километров одно-единственное, ныне вымершее насекомое. Росянки живут тут до сих пор — приспособились, перестроились, жрут случайно подлетающих и подползающих букашек… Но прекрасный мир Зззззууууссса здесь не возник и не возникнет — мир гигантских живых плотин, перекрывших все великие реки и породивших бескрайние — от горизонта до горизонта — болота.

Заодно, в качестве побочной темы, академику Комарову предстоит поработать со смолой некоторых хвойных деревьев, на его родине не растущих. Поскольку насчет создателей растений-убийц, росянок, есть очень нехорошие подозрения.

Андрей Егоров

Троица

Принять лиловую таблетку — и провалиться в иную реальность, где краски смазаны, а голоса звучат напевно и волнующе. На тощем теле лохмотья, бывшие когда-то военным мундиром, в прорехи проглядывает нечистое тело. В членах легкость, но нет никакого желания двигаться быстро, лучше вот так — плыть в киселе воздуха, стелиться над землей медлительной птицей, чье тело невесомо и полет лишен цели.

Он бредет по пустынной улице, мимо черных домов. Выбитые окна, осколки на тротуаре. Холодной ветер носит обрывки газет, целлофановые пакеты, сухие листья. Перешагнул поваленный столб, разорванные провода силовой линии — электричества в городе нет почти шесть месяцев.

У магазина прямо на мостовой сидят люди. Все с пустыми лицами. Глаза прикрыты, зрачки поблескивают. Некоторые сжимают стаканчики с питательной смесью — она поддерживает в них жизнь.

Он тоже собирается присесть. Но вдруг слышит необычное: в отдалении звучит музыка. Мелодия напоминает ему нечто давно забытое. Он начинает было ускорять шаги, но тут же его охватывает чувство абсолютной апатии. Он едва волочит ноги. К чему спешить, если все неважно? Даже собственная жизнь, принесенная в жертву любви. Все же он добрел до угла здания, задрал подбородок, уставился в размываемое радужным дождем небо. Мелодия льется из окон второго этажа.

Кто-то выставил на подоконник старый дисковый магнитофон.

В голове колыхнулись воспоминания и почти сразу исчезли, словно их никогда и не было. А существовала одна только иная реальность, расцвеченная дивными красками, насыщенная сладостными ощущениями. Он садится на бордюр, стараясь воскресить в памяти хоть что-то… Не получается. Прошлое сгинуло навсегда.

Через некоторое время мелодия смолкает. Появляются тени в темных балахонах. Между ними, суетливо оглядываясь, бежит, подгоняемый электрошокером, человек.