Голоса потерянных друзей - Лиза Уингейт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, тут-то ее исследование и остановилось. Может, дальше Робин продвинуться не смогла. Очевидно, что она так и не завершила работу. Эта работа… можно сказать, она была ею одержима. — Я живо представляю, как сестра Натана изучает все эти документы, как ткет полотно семейной истории. Что же она собиралась с ним делать?
Натан озадачен не меньше меня.
— Ни для кого не секрет, что у нашей семьи есть две линии. — Он отступает от стола и хмурится. — Уверен, это именно та тема, на которую не слишком-то хочется говорить ни моим родственникам, ни многим из горожан, но никого она не шокирует… Если не брать во внимание вот это, — он стучит пальцем по крошечному белому войлочному домику, обозначающему передачу собственности в руки Джуно-Джейн, затем тянется за конвертом рядом с моей рукой и откалывает его от полотна. Аккуратным почерком Робин на бумаге выведено только одно слово: «Ханни».
Крошечный домик — миниатюрная копия поместья — отрывается и падает на листик, символизирующий историю жизни Ханни. В конверте мы находим ксерокопию газетной статьи тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года, которая многое проясняет.
РАЗГРОМ ЛЖЕНАСЛЕДНИЦЫ
Поместье Госвуд-Гроув возвращено законным владельцам
По итогам более чем десятилетней борьбы за сохранение семейного наследия и преемственности бывшие владельцы плантации Госвуд-Гроув были оправданы Верховным судом Луизианы, и это решение уже не подлежит пересмотру и апелляциям. Лженаследница Госсетта, темнокожая женщина-креолка сомнительного и неподтвержденного происхождения, которая даже в суде не постеснялась назваться Джуно-Джейн Госсетт, насильно лишена собственности.
Законные наследники, прямые потомки почившего Уильяма П. Госсетта, по полному праву носящие его фамилию, торопятся занять дом и земли, чтобы защитить семейное гнездо и способствовать его процветанию.
«Разумеется, мы намерены вернуть родовому поместью его былое великолепие и благодарны суду за надлежащее отправление правосудия», — отметил Карлайл Госсетт, житель города Ричмонда Виргиния, первый кузен почившего Уильяма П. Госсетта и, следовательно, законный наследник его имущества.
В статье описывается двенадцатилетняя тяжба, в ходе которой Джуно-Джейн пытались лишить наследства — сначала вдова Уильяма Госсетта, Мод Лоуч-Госсетт, которая отказалась принимать крошечную сумму, отписанную ей супругом по завещанию, а затем к делу подключились и более дальние родственники, носящие такую же фамилию. При этом множество бывших рабов и издольщиков подтвердили происхождение Джуно-Джейн и ее право на это имущество. Адвокат из Нового Орлеана неустанно подавал на апелляцию, но в конце концов это потеряло всякий смысл. Кузены Уильяма Госсетта украли у нее наследство, и Джуно-Джейн досталось только сорок акров пойменных земель на границе с Огастинским кладбищем.
Именно здесь я теперь и живу.
Ее же собственные распоряжения относительно этой земли записаны в завещании тысяча девятьсот двенадцатого года. Его Робин прикрепила на оборотной стороне статьи. Джуно велит передать свой дом и земли Ханне, «которая была мне близка, как сестра, и стала человеком, который всегда учил меня храбрости». Остальная собственность завещалась местным детишкам, «которым я, надеюсь, верно послужила как друг и учитель».
В самом конце исследования Робин приложена газетная статья тысяча девятьсот первого года об открытии в Огастине библиотеки Карнеги для цветных. На снимке я узнаю дам из клуба «Новый век». В своих лучших платьях я шляпках они позируют на ступенях прекрасного нового здания, перед тем как перерезать ленточку. Бабушка Ти привозила с собой оригинал этого снимка в тот день, когда заезжала к ребятам с рассказом о тех событиях. Она раскопала его в коробках, куда запрятали и другие свидетельства библиотечной истории, когда эпоха сегрегации подошла к концу и в библиотеку можно было прийти любому, невзирая на расу.
Робин опознала на снимке двух участниц клуба и подписала их имена: Ханни и Джуно-Джейн. А когда я добираюсь до другого снимка, поменьше, узнаю этих двух дам, а рядом с ними вижу статую святого, ожидающую водружения на пьедестал.
Подпись под фотографией, набранная жирным шрифтом, гласит: «Первая книга библиотеки».
Я кладу голову Натану на плечо и читаю:
Внутри этого замечательного мраморного пьедестала члены библиотечного комитета разместили «Сундук века», перенесенный из Библиотеки для цветных, которая раньше стояла за церковью и дала начало новой библиотеке. Содержимое сундука, пожертвованное основателями библиотеки Карнеги в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, можно будет увидеть только через сто лет. Миссис Ханни Госсетт Солтер, недавно приехавшая из Техаса, наблюдает за установкой статуи в честь ее погибшего мужа, многоуважаемого помощника маршала, Элама Солтера, с которым она много путешествовала по стране, когда он рассказывал людям о своей работе блюстителем порядка на фронтире, после того как вынужденно вышел на пенсию вследствие серьезной травмы. Статуя создана на деньги, пожертвованные техасским и луизианским скотоводом Огастесом Мак-Клатчи, большим другом семейства Солтер и спонсором новой библиотеки, а также многих других проектов.
В «Сундук века» миссис Солтер кладет Книгу пропавших друзей, с помощью которой дальние приходы оповещались о существовании раздела «Пропавшие друзья» в газете «Христианский Юго-Запад». Благодаря объявлениям и записям в книге миссис Солтер многие семьи и разлученные возлюбленные смогли воссоединиться после всех ужасов войны и рабства. «Я ведь и сама отыскала многих своих близких, — рассказала миссис Солтер, — и потому чувствовала, что это мой долг — помочь остальным в поисках. Самая страшная мука для сердца — не знать, что сейчас с родными тебе людьми».
По завершении церемонии мраморный пьедестал с «Сундуком века» внутри будет запечатан и простоит в таком виде до тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, когда значение библиотеки и историю ее создания смогут по праву оценить еще не рожденные поколения.
Не им ли предназначен проницательный и великодушный взор Святого Антония Падуанского, покровителя всех заблудших, статуя которого дожидается водружения на пьедестал?
Эпилог
Бенни Сильва, у луизианского Капитолия, Батон-Руж, 1988
Крохотная божья коровка легко, точно перышко, опускается на мой палец и цепко хватается за него — эдакий живой драгоценный камешек, крапчатый рубин с
