Филумана - Валентин Шатилов

– А пить?.. – уныло поинтересовалась л и безнадежно махнула рукой. Если честно, то меня и саму тянуло в сон. Вроде бы должна была отоспаться в свой песчаной берлоге на всю оставшуюся жизнь —так нет…

– А где твоя кроватка? – поинтересовалась я у сына, усиленно раздирая слипающиеся веки. – Куда ты ложишься спать?

– Ать, – отозвался мальчик. Протянул руку к моей ладони. – Ди.

– Пойдем, – согласилась я.

И на усталых, ватных ногах приплелась за ним в совершенно нежилого вида катакомбу. Узкую, мрачную, несмотря наЪран-жевые блики редких перистых облачков под низким потолком – а может, и благодаря им. Длинную —такую, что ее дальняя стена терялась где-то за пределами видимости. Неровные бурые стены покрывала шерсть разросшегося мха. А довершали убожество пейзажа гнутые ржавые штыри чуть не моего роста, натыканные в беспорядке здесь и там.

– Ать, – приветливо сообщил сынишка, указывая ладошкой на парочку особо мерзких штырей.

Я недоуменно приблизилась к ним, пытаясь сообразить, как все это понимать: не предполагает ли Олежка, что я после своей песчаной люльки смогу заснуть, только взгромоздившись на штырь?

Последнее, что я запомнила, – это чувство тихой радости от прикосновения тела к чему-то мягкому и пушистому. Такому, на чем приятно и растянуться, и расслабиться, и подремать всласть, забыв обо всем на свете…

Сон был развесело-сияющий: радужно брызгающийся водопад, радостное купание в его струях, солнце – очень много солнца. И полная, какая-то невероятная свобода, когда можно все. И что бы ты ни сделал – все будет просто классно!

Даже оранжевые облачка, которые я увидела, открыв глаза, тоже еще как бы соответствовали сну. Но остальное!… Что за жалкая фантазия была у создателей всех этих погребов. Я бы даже сказала – извращенно-жалкая. Сплошные закоулки, бугристые пещеры, катакомбная угрюмость… Единственная ровная стена – на пищевом складе! Единственное подлинно красивое блюдо – оказывается, чуть ли не отхожее место.. Странное понимание бытовой эстетики. А ведь могли бы, судя по всему, построить настоящий дворец – технический уровень вполне позволял..

Ладно, не будем о грустном.

Я вышла – яко Афродита из пены – из полупрозрачной массы, пузырящейся между двумя ржавыми шестами. И масса с тихим умильным вздохом исчезла за моей спиной.

Зато впереди возник коленопреклоненный, покаянный Бок-ша Все еще истощенно-худой, но уже чисто вымытый. В стираной, хоть и рваной, рубахе С ясным взором кротких глаз.

– Ты чего тут делаешь? – недовольно поинтересовалась я.

– Вас дожидаюсь, – покорно склонив голову, ответствовал ант, – Пока вы, княгиня, и княжич Олег Михайлович изволите покинуть опочивальни свои.

– Это опочивальня? – Я невольно оглянулась на гнутые ржавые железяки позади.

– Это та, которую вы изволили выбрать А Олег Михайлович всегда почивают вон в той, – Бокша указал в дальний конец мрачного коридора, где неявным облаком продолжала пузыриться капля полупрозрачного киселя.

– Княгиня, вы уж накажите меня как следует, – попросил Бокша со слезой в голосе – Что я по скудоумию своему кинул княжича на столь продолжительное время. Ведь, почитай, цельный месяц меня с ним не было. Виноват я, ох виноват!… Так бы и помер с сим грехом тяжким. Спасибо вам, матушка-княгинюшка, что не дали помереть, что пришли, выручили меня, бестолкового…

Бокша, и правда, был виноват, но выговаривать ему за это, а тем более наказывать (как? по щекам княжеской дланью отхлестать, что ли?) что-то не хотелось.

– Сначала дай мне умыться после сна, – приказала я. – А после уж разберемся. В чем ты виноват и что тут у вас делается. Показывай, где здесь умывальня и прочие удобства.

– А и нету умывальни, – озадаченно присев на коленях, сообщил ант.

– Ну где-то ж вы моетесь?

– В опочивальне.

– Там? – Я ткнула пальцем за спину. Бокша закивал.

– Но как же я там могу умыться? – с сомнением уставилась я на анта.

– Так уже ж. – Бокша замялся недоуменно.

– Что уже?

– Помылись уже. Вы ж, княгиня-матушка, и так чистая…

– Чистая? – Я взглянула на свои руки, потрогала щеку. Ощущение чистоты и вправду присутствовало.

– Это что ж – Я широко распахнула глаза. А потом прыснула от радостной догадки. – Это что, пока спала – я и купалась? А одежда?.. – оглядела я платье.

Действительно, чистое – никаких следов вчерашних ползаний на животе.

Надорванная нитка, правда, как болталась, так и болтается Непорядок. Вот если б эта опочивальня еще и штопать могла– цены б ей не было! Хотя – кто ее знает, может, и умеет. Только моя одежка для ее швейно-ремонтных упражнений не подходит – слишком уж простовата. Был бы на мне комбинезон из пластика, может, тогда она бы и взялась. А из-за какого-то, прости господи, княжеского платья?..

Вопрос с гигиеническими процедурами разрешился сам собой. Вот откуда Бокша такой чистенький л постиранный взялся!

– Ну пошли хоть позавтракаем, раб ты мой нерачительный. Заодно и расскажешь.

По совету Бокши я выбрала неяркую пищевую плитку – чуть зеленоватую, с голубыми полосами. Вкус, возникавший на языке, возвращал меня к весеннему маминому салату, к первой, нежной еще редисочке. Хрумкая этой плиткой, я и слушала немудрящий Бокшин рассказ.

Про то, как оторвались они тогда, в зимнем лесу, от погони, как добежали до Киршагского кремля. Там их приняли по-доброму, Бокшу узнали, поверили, что невдалеке бой идет и что законную супругу их кравенцовского князя захватить хотят в полон. Что после было – этим Бокша не очень интересовался, все младенцем был занят Но отряд вроде выслали. Да как-то неудачно: и княгиню отбить не сумели, и, пока скакали вкруг Киршаговой пустохляби туда-сюда, к незапертым воротам кремля проникли вражеские лазутчики. Которые и не дали ворота закрыть, а навесной мост вовремя поднять. Вот тогда к кремлю и придвинулись отряды ворогов.

Бокша о том злодейском случае услыхал чуть погодя, когда неприятель был уже в самом кремле и вовсю искал княжеского отпрыска (и прознал же, злодей, откуда-то!). Тогда-то Бокша с княжичем на руках и кинулся спасаться в подземные ходы, которые помнил еще по гуляниям вместе с матушкой-княгиней. И еще старуха к нему прибилась, нянька. Да, может, матушка-княгиня помнит ее – Чистушей звать…

– А где Чистуша-то? – спохватился Бокша.

– Как – где? – удивилась я. – Там же, где и была. Вон, за углом лежит.

– А чей-то она там лежит? – не понял Бокша. – Чего не в опочивальне?

Я только плечами пожала – откуда мне знать?