Гибель гигантов - Кен Фоллетт

— Я помню о своих обязательствах, — ответила она, не поднимая глаз.

Фиц почувствовал себя лгуном. Он говорил о наследнике — и все, что он говорил, было правдой, — но он не сказал ей, что жаждал увидеть ее нежное тело распростертым перед собой на простынях, белое на белом, с рассыпанными по подушке локонами. Он прогнал видение.

— А если знаешь, прошу, выполняй их. Надеюсь, в следующий раз, когда я войду в твою комнату, ты встретишь меня как любящего мужа, которым я и являюсь.

— Да, Фиц.

Он ушел. Он был рад, что настоял на своем, но у него осталось неприятное чувство, будто он сделал что-то не то. Странно: он указал Би на ее неправильное поведение, и она стерпела его упрек. Так и должно быть между мужем и женой. Но удовлетворения он не ощущал.

Встретившись в вестибюле с Мод и тетей Гермией, он выбросил Би из головы. Он надел форменную фуражку и, взглянув на себя в зеркало, тут же отвернулся. В последнее время он старался поменьше думать о своей внешности. На левой стороне лица пуля задела мышцы, и глаз едва открывался. Повреждение небольшое, но его тщеславие было уязвлено. Надо радоваться, что глаз цел, решил он.

Его синий кадиллак все еще оставался во Франции, но ему удалось достать себе другой. Шофер дорогу знал: наверняка уже возил в Ист-Энд Мод. Через полчаса они остановились у дома молитвы «Голгофа» — маленькой неказистой часовни с жестяной крышей. Ее словно перенесли сюда из Эйбрауэна. Интересно, может, тут и пастор — валлиец, подумал Фиц.

Чаепитие было уже в разгаре, и в комнате было полно женщин с детьми. Запах стоял хуже, чем в казармах, и Фицу пришлось бороться с искушением закрыть нос платком.

Мод и тетя Гермия немедленно принялись за работу: Мод принимала женщин в своем кабинете, а тетя Гермия их вводила. Фиц хромал от столика к столику и расспрашивал женщин, где служат их мужья и каков у них срок службы. Дети возились на полу. Молодые женщины, когда Фиц с ними заговаривал, отвечали на расспросы словоохотливо и смешливо, этих смутить было нелегко. Они спрашивали его, в каких войсках он служил и где получил свои ранения.

Так он прошел полкомнаты, когда увидел Этель.

Еще прежде он заметил в дальнем конце комнаты две двери: одна — в кабинет Мод, а кто сидит во втором? — мелькнула у него мимолетная мысль. И, случайно подняв голову, увидел, как вторая дверь открылась и вышла Этель.

Он не видел ее два года, но она почти не изменилась. Она шла, и ее темные кудри подрагивали, а улыбка освещала лицо, словно луч солнца. Платье было блеклое и поношенное, как у всех здесь, кроме Мод и Гермии, но фигура такая же изящная, и он не смог удержаться от воспоминаний о ее миниатюрном теле. Даже не взглянув на него, она уже его околдовала. Он чувствовал себя так, словно не было этих двух лет, словно еще вчера они кувыркались на кровати в Жасминовой спальне, смеясь и целуясь.

В комнате находился, кроме Фица, лишь один мужчина — сутулый силуэт в темно-сером повседневном костюме из какой-то грубой ткани. Он сидел за столом, склонившись над гроссбухом. Он был в толстых очках, но и через них Фицу было заметно, с каким обожанием смотрел этот человек на Этель, когда она остановилась рядом и заговорила с ним. Она обращалась к нему так ласково и непринужденно, что Фиц подумал, уж не женаты ли они.

Обернувшись, Этель встретилась глазами с Фицем. Ее брови взметнулись вверх, рот изумленно приоткрылся. Она шагнула назад, словно испугавшись, и наткнулась на стул. Сидевшая на стуле женщина повернулась к ней с раздраженным видом.

— Извините, — произнесла Этель, даже не взглянув на нее.

Фиц поднялся с места, что было с его покалеченной ногой нелегко, ни на миг не отрывая от Этель горящего взгляда. Было видно, что она колеблется, не зная, подойти к нему или убежать в безопасность своего кабинета.

— Здравствуйте, Этель, — сказал он. Вряд ли она услышала его слова в другом конце большой шумной комнаты, но наверняка видела движение губ и поняла, что он сказал.

Она решилась и пошла.

— Как поживаете, господин граф? — поздоровалась она, и от ее напевной валлийской манеры говорить обычная фраза зазвучала, как музыка. Она протянула ему руку для рукопожатия — кожа была шершавая.

— А вы как поживаете, миссис Уильямс? — спросил он, приняв предложенную ею форму общения.

Она выдвинула стул и села. Опускаясь на соседний стул, он подумал, что она ловко поставила себя с ним наравне, только вот близкими эти новые отношения нельзя было назвать.

— Я видела вас на службе в парке, — сказала она. — Мне очень жаль… — Ее голос задрожал. Она опустила взгляд и начала сначала: — Мне жаль, что вас ранило. Надеюсь, вы идете на поправку?

— Медленно. — Он видел, что она говорит искренне. Кажется, несмотря на все произошедшее, она не стала его ненавидеть. Это его тронуло.

— А как это случилось?

Он рассказывал об этом так часто, что ему надоело.

— Это случилось в первый день битвы на Сомме, так что самой битвы я не видел. Мы выбрались из траншеи, вышли за наши заграждения и побежали через нейтральную полосу. А следующее, что я помню, — меня уже несут на носилках, и боль адская.

— Мой брат видел, как вы упали.

Фиц вспомнил упрямого капрала Уильяма Уильямса.

— Правда? А с ним что?

— Его отделение заняло немецкий окоп, а потом, когда у них кончились патроны, им пришлось вернуться.

— Он получил медаль? — поинтересовался Фиц.

— Нет. Полковник сказал ему, что надо было стоять насмерть, защищая позицию. Билли сказал: «Что, как вы?» — и на него наложили взыскание.

Фиц не удивился. С Уильямсом все время что-то происходило.

— Ясно… А что вы делаете здесь?

— Работаю у вашей сестры.

— Она мне не рассказывала.

— Вряд ли она могла подумать, что вас заинтересуют новости, касающиеся бывших слуг.

— Чем же вы занимаетесь? — спросил он, не обращая внимания на насмешку.

— Работаю в газете «Жена солдата» старшим редактором. Занимаюсь печатью и распространением и редактирую страницу писем. И распределением средств тоже занимаюсь я.

Это произвело на него впечатление. По сравнению с должностью экономки это был большой шаг вперед. Но она всегда выделялась исключительными организаторскими способностями.

— Видимо, моих средств?

— Не думаю. Мод щепетильна. Она знает, что вы не возражаете против того, чтобы платить за чай и выпечку или лечение солдатских детей, но использовать ваши деньги для антивоенной пропаганды она бы не стала.

— А что, эта газета занимается антивоенной пропагандой? — спросил он просто чтобы поддержать разговор, ради удовольствия смотреть на ее лицо.

— Мы обсуждаем открыто то, о чем вы говорите втайне: возможности прекращения войны.

Она была права. Фиц знал, что политики, имеющие наибольший вес, говорили о мире, и это приводило его в ярость. Но спорить с Этель ему не хотелось.

— Ваш герой Ллойд Джордж считает, что в войну нужно вкладывать больше сил.

— Как вы думаете, станет он премьер-министром?

— Король против. Но вполне может оказаться, что это единственный кандидат, способный объединить парламент.

— Боюсь, с ним война протянется дольше.

Из своего кабинета вышла Мод, и Фиц заметил, что чаепитие уже закончилось, а женщины уносят посуду и разбирают своих детей. С изумлением он увидел тетю Гермию со стопкой грязных тарелок в руках. Как меняет людей война!

Он снова посмотрел на Этель. Она по-прежнему была женщиной, красивее которой он никогда не встречал. Он поддался порыву и тихо сказал:

— Давайте встретимся завтра!

Похоже, предложение ее ошеломило.

— Зачем? — спросила она тихо.

— Да или нет?

— Где?

— На вокзале Виктория. В час. У выхода на третью платформу.

Она не успела ответить — подошел тот человек в толстых очках, и Этель представила его.

— Господин граф, позвольте вас познакомить с председателем олдгейтской ячейки партии лейбористов господином Берни Леквизом.

Фиц пожал ему руку. На вид Леквизу еще и тридцати не было, и Фиц догадался, что в армию его не взяли из-за плохого зрения.

— Мне очень жаль, что вы были ранены, господин Фицгерберт, — сказал Леквиз, который, как оказалось, говорил как кокни.

— Там пострадали тысячи, счастье, что я остался жив.

— Оглядываясь назад, можно ли было на Сомме сделать что-то иначе, чтобы исход наступления был другим?

Фиц задумался. Чертовски хороший вопрос.

Пока он думал, Леквиз сказал:

— Что нам было нужно — больше людей и боеприпасов, как заявляют военные? Или более гибкая тактика и хорошая связь, как говорят политики?

— Все это, конечно, помогло бы, — задумчиво сказал Фиц. — Но не думаю, что обеспечило бы нам победу. Это наступление было обречено с самого начала. Однако заранее мы этого знать не могли. Надо было попробовать.