Осада - Иван Алексеев

– Я объяснил Его величеству, что ваш поступок был отнюдь не злонамеренным нарушением воинской дисциплины, а просто чересчур пылкой реакцией рыцаря, вставшего грудью на защиту чести дамы, которая, как вам ошибочно показалось, могла бы быть скомпрометирована нашим появлением… Я беседовал с фрау Анной и поведал королю, что вы просто-напросто обсуждали с ней деликатный и конфиденциальный вопрос. Именно деликатностью вопроса была обусловлена необходимость вашего обращения к благородной даме, имеющей и утонченную душу, и женскую мягкость, и одновременно – понятия о рыцарской чести…

Пан Анджей изумлялся все больше и больше, совершенно не понимая, куда клонит маркиз.

– Я имею в виду, дорогой пан, ваш благородный вызов на дуэль, который вы сделали русскому дружиннику перед тем, как он был ранен и попал к нам в плен…

Пан Анджей от удивления чуть не сверзься со скамьи.

– Да-да, дорогой пан ротмистр, пани Анна все мне рассказала: вы пригласили ее к себе, чтобы узнать мнение по этому вопросу: что вам следует делать, если вызванный вами на дуэль противник ранен и находится в плену. Надеюсь, вы не станете опровергать ее слова?

Пан Голковский растеряно разинул рот, но потом, конечно же, принялся отрицательно мотать головой.

– Ну конечно, я так и думал, – удовлетворенно кивнул маркиз. – Что же касается раны русского рыцаря, то вы можете не беспокоиться: у него был легкий сдвиг шейных позвонков и ущемление локтевого нерва. Королевский костоправ уже вправил ему шею, и русский через несколько дней сможет скрестить с вами шпагу… Ах да, что касается вашей собственной участи: его величество милостиво внял моим предложениям и решил подержать вас под арестом в назидание другим потенциальным нарушителям уставов, а затем выпустить под весьма уважительным предлогом дуэли.

Пан Голковский просто не верил своим ушам.

– Но! – маркиз резко поднялся со скамьи, его голос стал жестким. – Вы должны выполнить одно непременное условие!

Пан Голковский невольно вскочил на ноги вслед за маркизом.

– Это условие состоит в том, что русский не должен быть вами убит. Иначе неизбежно пойдут ненужные разговоры о его ране, о том, что вы-де выслужили себе прощение, фактически казнив беспомощного пленного, и тому подобное. Рыцарскому образу короля, да и вашему, и всего войска будет нанесен непоправимый ущерб. Вы непременно выиграете дуэль, но при этом лишь раните русского в ногу. Король же, как истинный рыцарь простит не только вас, но и этого русского, и отправит его назад в осажденный город безо всякого выкупа… Если вы, пан ротмистр, согласны на милостивое предложение его величества и неукоснительно выполните все его условия, то дайте мне слово рыцаря, и я немедленно доложу об этом его величеству и начну приводить план в исполнение.

Пан Голковский в ответ прохрипел что-то нечленораздельное, затем прокашлялся и хрипло произнес со второй попытки:

– Даю слово рыцаря!

– В таком случае, позвольте откланяться! – Маркиз чуть наклонил голову и мгновенно исчез из полутемного помещения, словно испарился. Пан Голковский еще долго стоял, обалдело наморщив лоб и глядя в крохотное оконце, забранное толстыми железными прутьями.

Адъютант начальника контрразведки королевского войска маркиза Генриха фон Гауфта наконец оторвал взгляд от удалявшейся от берега рыбацкой лодки, дернул повод, развернул коня и неспешной рысью тронулся в обратный путь. Сопровождавшие его рейтары последовали за своим командиром. За небольшим отрядом покатилась карета маркиза, скрипя на многочисленных кочках новомодными рессорами. В этой карете, галантно предоставленной ее владельцем, прибыла к маленькой озерной пристани знатная английская леди. Сейчас мисс Мэри плыла в обратный путь на той же самой лодке, которая привезла ее сюда, а в карете возвращались в лагерь королевского войска два бравых морских пехотинца, непривычных к верховой езде. Они вступили добровольцами в английскую роту короля Стефана Батория, предварительно оговорив условие проводить свою бывшую подопечную до озера. Командир роты, обрадованный, что заполучил в свои ряды столь выдающихся вояк, конечно же, немедленно на это согласился. А принимавший деятельное участие в судьбе мисс Мэри маркиз Генрих фон Гауфт был настолько любезен, что выделил ей в сопровождение (или в конвой – кому как больше нравится) своих рейтар.

Мисс Мэри, вновь надевшая для маскировки рыбацкий плащ и шляпу, в глубокой задумчивости сидела на груде сетей, глядя прямо перед собой рассеянным взором. Шкипер, управлявший лодкой, напротив, непрерывно вертел головой, внимательно оглядывая озерную гладь и низкую темную линию берегов. Его тревога была не напрасной. Вскоре из-за неприметного мыса показался парус, и наперерез лодке понеслась по невысокой волне русская сторожевая ладья.

– Сиди спокойно, панночка, – на ломаном английском обратился шкипер к мисс Мэри. – Господь миловал нас в прошлый раз, не выдаст и в этот.

Мисс Мэри кротко склонила голову, выражая готовность полностью положиться на милость Господню. Русский сторожевик приблизился и дал сигнал шкиперу лечь в дрейф.

Вероятно, шкипер успел прогневить чем-то Создателя, поскольку на сей раз русские не ограничились поверхностным осмотром, а, подойдя борт к борту, высадились к нему в лодку. Разумеется, они быстро обнаружили под сетями багаж мисс Мэри, а затем разоблачили и ее самое, причем разоблачили в полном смысле слова, бесцеремонно сдернув с благородной дамы рыбацкую шляпу и плащ.

– Ах ты, такой-сякой! – напустился на шкипера русский начальник. – Мы тебя пропускаем по всему озеру рыбачить, а ты вона как! Королю помогаешь!

– Прости, боярин! Бес попутал! – шкипер говорил по-русски довольно хорошо, только растягивал слова и сильно акцентировал окончания. – Бес поп-пут-таал!

Непрерывно кланяясь, он рассудительно объяснял, что панночка – не солдат и не пушка, поэтому перевозка сей мирной путешественницы через озеро никак не могла нанести ущерб доблестному русскому войску.

– Поговори тут еще у меня! – грозно прикрикнул на шкипера русский начальник, но все же, вняв его словам, сменил гнев на милость. – Ладно, на сей раз прощаем: плыви восвояси. Панночку с вещами, мы, конечно, у тебя заберем, а ты пока проваливай. И гляди: в другой раз не попадайся! Лодку отберем, да самого выпорем – мало не покажется!.. Да, встретишь королевских людей – передай, что ихняя пани находится у нас. Пущай готовят выкуп.

Сторожевая ладья отвалила от борта рыбацкой лодки и помчалась к юго-восточному берегу озера, который контролировали русские. Шкипер вознес благодарственную молитву господу Иисусу и деве Марии, которые не допустили его гибели и, более того – позволили сохранить деньги, полученные за перевоз английской леди, поскольку русские не удосужились его обыскать.

Михась стоял на коленях на охапке соломы, устилавшей пол в тесной землянке гауптвахты под крохотным оконцем, почти не дававшим света, и круговыми движениями разминал плечевой пояс. Встать во весь рост и размяться как следует ему мешал низкий потолок. Уже через день, после того как королевский костоправ вправил ему смещенные шейные позвонки, он почувствовал себя почти здоровым и принялся готовиться к активным действиям, а именно к прорыву из плена.

Михась лег на земляной пол, отжался тридцать раз на кулаках, вновь сел, побросал руки вперед-назад, снимая напряжение. Разминка прошла, на его взгляд, неплохо. «Годен без ограничений!» – усмехнулся он про себя и откинулся к стене, закрыл глаза. Перед его мысленным взором поплыли картины, недавно виденные в бреду. Вот Анюта – деревенская девушка, укрывшая его от преследования опричников, приходит к нему в землянку в виде заморской принцессы. Затем с ней приходит еще и сестренка Катька, зачем-то одетая в платье английской леди.

«А почему же мне ни разу не явилась Джоана? Уж она-то – настоящая леди… Или дети…» – удивился Михась. Потом ему вспомнилась последняя встреча с Фролом, уже не бредовая, а настоящая. Особник тогда просил Михася, если тот попадет в плен, сидеть спокойно и ждать, пока его освободят, собирая какие-то сведения. «Вот ведь накаркал, такой-сякой особник», – поморщился Михась. – «Фигушки я тебе буду тут под землей кукожиться. При первой же возможности вырвусь!»

Загремел засов, заскрипела раскрываемая дощатая дверь. Михась зажмурился, чтобы защитить глаза от хлынувшего в землянку дневного света и иметь потом возможность сразу же разглядеть вошедшего тюремщика, оценить его боевые качества и принять решение на прорыв. Дверь захлопнулась. Михась открыл глаза. Он имел преимущество перед вошедшим, поскольку у того глаза должны были какое-то время привыкать к царящему в землянке полумраку. Однако дружинник тут же вновь зажмурился и тряхнул головой, пытаясь прогнать сновидение и проснуться. Но когда он вновь поднял веки, сновидение никуда не исчезло. Перед ним стояла Анюта в роскошном платье.