Герои - Джо Аберкромби

– Ты вернулся.

– Вернулся.

Он пошел к ней, а она воткнула колун в пенек и двинулась ему навстречу. Хотя ростом мать намного меньше его, одной рукой она прижала его голову к плечу, а другой обняла, крепко, не вдохнуть.

– Мой сын, – шепнула она.

Он отстранился и, сглатывая слезы, посмотрел под ноги. Увидел свой – вернее, материн – плащ. Какой он стал грязный, окровавленный, изорванный.

– Прости. Я, похоже, сгубил твой плащ.

– Да перестань. – Она коснулась его лица. – Кусок материи.

– И в самом деле.

Он присел и взъерошил волосы Фестену.

– Ну как ты тут?

Голос предательски дрогнул.

– Хорошо! – Мальчуган деловито сшиб с макушки руку Бека. – А имя ты принес?

– Принес, – ответил Бек после паузы.

– А какое?

Бек покачал головой.

– Да какая разница. Как Венден?

– Все так же, – ответила мать. – Тебя же не было всего несколько дней.

И вправду. А ощущение такое, будто прошли годы.

– Мне кажется, я ушел очень давно.

– Как все было?

– Можем мы… об этом не разговаривать?

– Твой отец только об этом и говорил.

Он снизу вверх посмотрел на нее.

– Если я что-то и уяснил, так это то, что я – не мой отец.

– Хорошо. Вот это хорошо. – Мать нежно потрепала его по щеке; глаза у нее влажно поблескивали. – Как я рада, что ты здесь. Просто слов нет. Есть хочешь?

Он встал, с усилием распрямляя ноги; тыльной стороной ладони отер непрошенные слезинки. Только сейчас до него дошло, что он не ел с самого ухода с Героев. То есть со вчерашнего утра.

– Да можно.

– Пойду огонь зажгу!

И Фестен деловито затопал к дому.

– Ты заходишь или нет? – спросила мать.

Бек глянул в сторону долины.

– Пожалуй, побуду еще минутку. Полешко-другое расколю.

– Ну смотри.

– А, и еще.

Бек снял с пояса отцовский меч, подержал-подержал и отдал матери.

– Можешь это убрать?

– Куда?

– Хоть куда, лишь бы с глаз подальше.

Она приняла меч, и ощущение у Бека было такое, будто он освободился от ненужной ноши, которую, по счастью, больше не придется на себе таскать.

– Похоже, войны иногда приносят и что-то хорошее, – заметила мать.

– А по мне, так единственно хорошее – это приходить с них домой.

Он нагнулся, поставил на пенек полено, поплевал на ладони и поднял колун. Рукоять удобно легла в руки. Знакомо. И уж куда как сподручей, чем рукоять меча, тут и говорить нечего. Бек махнул топором, и полено разлетелось на аккуратные половинки. Нет, он не герой, и никогда им не станет. Он создан колоть дрова, а не воевать.

Какой он все же удачливый. Куда удачливей Рефта со Стоддером или Брейта. Удачливей Дрофда или Жужела из Блая. Удачливей даже, чем Черный Доу. Бек выдернул колун из пенька и выпрямился. Быть может, о дровосеках не слагают песен, но вон на невидимых отсюда холмах блеют овечки, и этот звук милее всех строф о героях, вместе взятых.

Он закрыл глаза и вдохнул запах трав с горьковатой примесью дыма. А потом открыл и оглядел долину. По коже побежали мурашки от щемящей умиротворенности. И как он мог ненавидеть это место, эти окрестности?

Чем же они плохи? Да они лучше всех!

Все служат

– Ну так ты стоишь со мной? – спросил Кальдер голосом, беззаботным, как весеннее утро.

– Если еще есть место.

– Преданно, как Рудда Тридуба?

Железноголовый пожал плечами.

– Я не буду держать тебя за дурака и говорить «да». Но я знаю, где лежат мои интересы, а место это – возле твоих каблуков. Я скажу, что верность – опасная почва. Имеет свойство в бурю вымываться из-под ног. А своекорыстие удерживается в любую погоду.

Кальдеру пришлось кивнуть.

– Здравый принцип.

Он взглянул на Фосса Глубокого, недавно вернувшегося на службу. Вот нагляднейший пример своекорыстия во плоти. Несмотря на неприязнь, по крайней мере, на словах, ко всякого рода битвам, у него из-под замызганного плаща поблескивал отменный нагрудник Союза с выгравированным золотистым солнышком.

– А ведь их и в самом деле не мешает иметь. А, Глубокий?

– Чего?

– Принципы.

– О, я их большой-пребольшой приверженец. И брат мой тоже.

Мелкий оторвался от яростной чистки ногтей кончиком ножа.

– Мне они нравятся с молоком.

Неловкая тишина. Кальдер повернулся к Железноголовому.

– Когда мы с тобой последний раз беседовали, ты держался за Доу. Потом ты обоссал мне сапоги. – Он поднял один, за истекшие дни еще более побитый, обшарпанный и заляпанный, чем сам Кальдер. – Неделю назад еще лучшие, черт их дери, на всем Севере. Стирийская кожа. Полюбуйся вот.

– Охотно куплю тебе новую пару.

Кальдер, вставая, поморщился от ломоты в ребрах.

– Тогда уж сразу две.

– Как скажешь. Может, и сам обзаведусь.

– Пожалуй, тебе к лицу что-нибудь из стали?

Железноголовый покачал головой.

– Стальные сапоги в мирное время? Душа не лежит. Что-нибудь еще?

– Просто держи пока своих людей наготове. Нам нужно хорошее представление перед Союзом, пока им это дело не наскучит и они не смоются по-тихому. Уже недолго осталось.

– Ты прав.

Кальдер отошел на пару шагов, но повернул обратно.

– И жене моей подношение сделай. Что-нибудь красивое: у меня же скоро ребенок родится.

– Устроим.

– И не бери в голову. Ведь все кому-то служат.

– Что верно, то верно.

Железноголовый даже не почесался. Немного огорчительно: Кальдер-то рассчитывал, что Кейрма бросит в пот. Ну да ладно, до этого руки еще дойдут, когда уберется Союз. Настанет время для всяких-разных дел. Поэтому он ограничился величавым кивком и, ухмыльнувшись, пошел. По одну сторону тенью следовал Ричи, по другую – Бледноснег. Последний недавно перемолвился с Чудесницей, а она в свою очередь – с карлами Доу, отчего их прежние убеждения пошатнулись. Большинство людей Тенвейза разбрелось, а Ганзул Белоглазый проявил своекорыстие и вымутил себе что хотел. Железноголовый с Золотым по-прежнему ненавидели друг друга слишком сильно, чтобы представлять собой угрозу, а Стук Врасплох по причинам, для Кальдера непонятным, относился к нему как к давнему и почтенному другу. Смех сказать: один взмах меча, и из презренного шута он сделался королем мира. Удача. У кого-то она есть, у кого-то нет.

– Ну что, время измерить глубину преданности Гламы Золотого, – довольным голосом объявил Кальдер. – Или хотя бы его корыстолюбия.

Они шли вниз по склону в густеющей тьме, на чернильных небесах проглядывали звезды. Кальдер с ухмылкой представлял, как заставит Гламу юлить и извиваться. Как этот напыщенный мерзавец прикусит язык и станет подлизываться. А он будет медленно, с наслаждением вкручивать ему болт. Они достигли развилки, и Глубокий повернул налево, вокруг подножия Героев.

– Вообще-то стан Золотого направо, – заметил Кальдер.

– Точно, – не переставая шагать, отозвался Глубокий. – Ты хорошо различаешь, что слева, а что справа. Что ставит тебя на лестнице познания на голову выше моего брата.

– А я бы сказал, мы на одной ступени, – бросил из-за спины Мелкий.

Кальдер почувствовал, как что-то кольнуло в затылок – холодное и на удивление твердое. Не сказать чтобы больно, но неприятно до ужаса. Прошла секунда, прежде чем он понял, что это, а когда до него дошло, все ухарство как волной смыло, будто острие уже проделало дыру. Как мимолетна спесь: требуется лишь кусок заостренного металла, чтобы вмиг свести ее на нет.

– Мы идем налево, – сказал Мелкий.

Острие ткнуло снова, и Кальдер пошел с поднятыми руками; никчемная в сумраке ухмылка сошла с лица.

Вокруг было людно. В свете костров играли в кости, самозабвенно врали о своих подвигах в битве; еще кто-то сыпал спьяну угольки на плащ кому-то еще более пьяному. Стая нетрезвой черни вразвалку прошла вблизи, но даже не обернулась. На спасение Кальдеру никто не спешил. Лезть из-за кого-то там на рожон они не обязаны, а если и обязаны, то гори оно синим пламенем.

– Куда мы идем?

Хотя правильный вопрос – выкопали они ему могилу или начнут собачиться насчет этого позже, когда дело будет сделано.

– Увидишь.

– В каком смысле?

– Потому что мы туда идем. – Оба прыснули со смеху, как будто в этом вся соль шутки. – Или ты думаешь, мы случайно за тобой следили тогда, у стана Коула Ричи?

– Нет, нет, – нараспев сказал Мелкий, – и еще раз нет.

Они отдалялись от Героев. Меньше людей, меньше огней. Считай что никакого света, только факел Глубокого выхватывает из темноты круг колосьев. Всякая надежда на помощь таяла позади, вместе с песнями и невнятной похвальбой. Если он рассчитывает спастись, то придется это делать самому. Они даже не позаботились отнять у него меч. Хотя кого он думает надуть? Даже если бы была цела правая рука, Мелкий десяток раз успел бы перерезать ему глотку, пока он тот меч вытаскивает. Вдалеке к северу за темными полями угадывалась линия деревьев. Может, бежать…