Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

– Как я полагаю, достаточно знать, какое колесико убрать, а подобные знания легко приобретаются методом проб и ошибок. То есть обычной практикой. Сегодня, например, Руперт играл у меня под носом отверткой в мастерской, на самом деле принадлежащей Арчи. Элиот периодически питает интерес к механике. Оверолл сообщил мисс Моул, что на чердаке его дома расположена превосходная действующая модель железной дороги. Вы сами во время раскопок в Аравии делали замеры с помощью секундомера.

Уинтер почувствовал нечто вроде нервной дрожи, которую некоторые авторы любят описывать как приступ возбуждения.

– А вы, – с горечью сказал он, – вполне довольны собой, сидя на этом старом сером камне, пока уходит драгоценное время.

– Обычная рутина, как вы уже должны были понять. Телеграфные провода, телефонные провода. Надо только знать, кого именно вам следует подслушивать, чьи сообщения перехватывать. – На этот раз улыбка Эплби поразила Уинтера своей выразительной решительностью, но лишь мгновенной. – «Полуночное убийство», – повторил он. – Подобно часам, его надо остановить. А потому, как только вам в голову придет мысль, схожая с вашей идеей, почерпнутой из «Лунного камня», немедленно делитесь со мной. Каждая мелочь может оказаться нам полезной.

Уинтер открыл рот, чтобы ответить, но вынужден был замолкнуть, глядя вдоль террасы.

– К нам приближаются, – сказал он, – хозяин этого дома, его bête noire[98] миссис Бердвайр, мой bête noire доктор Буссеншут, а вместе с ними сюда идет не кто иной, как Джаспер Шун – amator sacrosanctae antiquitatis[99]. Кстати, о телеграфе, я совершенно забыл воспользоваться им, чтобы ответить на полученное от него любезное приглашение. Для меня это уже слишком. Так что до встречи, офицер.

И он молниеносно исчез в доме, воспользовавшись французским окном.

Эплби повернулся.

– С миром вы явились сюда, – пробормотал он себе под нос, – или с мечом войны?

И уверенной походкой направился в сторону приближавшейся группы.

Уверенность и невежество – зачастую родные братья. Шагая вдоль террасы, Эплби вдруг заметил изумление и негодование на лицах мистера Элиота и его новых гостей. Поскольку эти чувства с каждой секундой явно усугублялись, Эппбли решил поначалу, что в его внешности невесть откуда появилось нечто, внушавшее подобное отношение, но потом услышал за спиной невозможные, но совершенно внятные звуки. Оглянувшись, он понял, что непостижимым образом ведет в сторону почтенных людей во главе с хозяином усадьбы стадо крупных черных свиней.

Подобно тому как лакей не готов к схватке с могучей дамой, в которой внезапно пробудилась вся мощь ее творческой энергии, перейдя в форму физического воздействия, так и полицейский – даже самый тренированный – может растеряться, оказавшись в неожиданной роли пастуха, выгуливающего своих свиней по террасе загородной усадьбы. Эплби замер на месте. Даже мудрость пассивного выжидания не подсказала ему, что он только что стал свидетелем пролога к самой невероятной трагедии.

Группа приблизилась, и первым заговорил мистер Элиот:

– Мы столкнулись, – сказал он, – с любопытным и отнюдь не прискорбным обстоятельством. Нас встречают одни из наиболее интересных и важных обитателей Раста. Мой дорогой Шун, – он посмотрел на великого человека веселым, но исполненным одновременно несомненного и глубочайшего уважения взглядом, – вас случайно не занимает эта порода: средние черные? Наш выводок не лишен интереса для знатока вопроса.

Мистер Шун, человек пожилой, седовласый и державшийся с несколько преувеличенным достоинством истинной знаменитости, выглядел так, словно оказаться в окружении свиней и было самым естественным, чего он мог ожидать по прибытии в Раст-Холл.

– Я их просто обожаю, – сказал он совершенно спокойно, – то есть отношусь к ним так же, как к любым другим исчезающим реликвиям благословенных времен нашего общего прошлого. Средние черные в этом смысле уподобляются родным английским белкам, которых породы, завезенные из других стран, постепенно вытесняют из наших лесов и парков. И в этом смысле они заслуживают внимания любого почитателя старины и антиквариата.

При этом мистер Шун с величайшей грацией применил свою трость из слоновой кости, чтобы вроде бы погладить, но и чуть отпихнуть в сторону слишком приблизившуюся к нему антикварную свинью.

– Вы согласны со мной, доктор Буссеншут?

Доктор Буссеншут явно пока не определил, какой степени серьезности или же, напротив, легкомыслия и небрежности требовала от него подобная неожиданная встреча.

– Боюсь, – ответил он, – что копытные нежвачные млекопитающие не являются моей специальностью. – И нервно попятился от искавшего встречи с ним пятачка, при этом движение показалось ему чрезмерно игривым, заставив испытать некоторую неловкость. – Но не могу не поздравить вас, молодой человек, – а у него не возникало никаких сомнений, в какой роли выступает Эплби, – с отлично проделанной работой. Даже для непосвященного ваши подопечные выглядят весьма… э-э… ухоженными и довольными жизнью.

И он пустил в ход собственную трость, пытаясь применить элегантную тактику, использованную Шуном. Эплби, тут же вспомнивший цитату о свиньях из Горация, произнес ее вслух на латыни с тем акцентом, который филологи определили бы как «стандартный и общепринятый». Еще больше растерявшись после этого, доктор Буссеншут нахмурил чело, откашлялся и выдал в ответ нечто подобное, но на греческом языке. Свиньи же, явно заинтригованные столь необычной для них обстановкой, захрюкали, что у Аристофана было бы хором. Ситуация выглядела до крайности абсурдной.

Но тут настал черед вмешаться миссис Бердвайр. Эта крупная рыжеволосая женщина дала ближайшей свинье могучего пинка, причем сделала это, как отметил Эплби, вполне по-свински, и подала громогласную реплику, перекрывшую все хрюканье разом. И характер миссис Бердвайр незамедлительно обозначил себя во всей красе: она принадлежала к числу людей, считавших для себя возможным быть недоброжелательными и фамильярными, грубыми и бесшабашно веселыми одновременно.

– Грязные жирные ублюдки! – воскликнула она. – Только в одомашненных условиях свиньи могут деградировать до такой степени! – Она повернулась к мистеру Элиоту, словно именно на нем лежала ответственность за осквернение непорочной чистоты свиного племени на земле. – Видели бы вы, – тут же добавила она с нежданно ласковой улыбкой, – видели бы вы потрясающих диких свинок с Танго-Танго!

– Моя дорогая леди! – льстиво поддакнул ей доктор Буссеншут. – А помните ли вы славную охоту на кабана, устроенную там в Страстную пятницу?

Эплби сами по себе свиньи занимали уже мало, как нечто случайное и несущественное, зато он с любопытством наблюдал за коллегой и начальником Джеральда Уинтера. Сцена с хрюшками получилась до крайности нелепой, но реальные странности заключались, как всегда, в не слишком бросавшихся в глаза мелочах. Он перевел взгляд с Буссеншута на Шуна. Знаменитый антиквар – или Curioso[100], как, по словам Патришии, предпочитал величать себя он сам, – был явно оскорблен жестокостью миссис Бердвайр. Он дошел до того, что склонился и почесал за ухом обиженную свинью рукой, затянутой в пропахшую лавандой перчатку.

– Милые создания! – воскликнул он, посмотрев сначала вдоль террасы, а потом на мистера Элиота с обаятельным лукавством, на фоне которого грубость миссис Бердвайр выглядела еще более бессмысленной. – Хотя они и несколько неуместно возникли перед нами в данной ситуации.

И мистер Шун обвел всех взглядом: воплощение гуманности, утонченной культуры, важности, собственного достоинства, но главное – человек, являвшийся здесь, несомненно, хозяином положения.

Наступила пауза, в продолжение которой стало очевидно, что миссис Бердвайр готовит новый громкий акт самовыражения. Только средние черные, казалось, чувствовали себя совершенно комфортно: они разбились на небольшие группы и вытянули, вдыхая воздух, плоские пятачки под самыми необычными углами, словно их назначение в том и заключалось, чтобы составлять из собственных тел как можно более выразительные и даже живописные композиции. Мистер Элиот, игравший роль здорового сельского джентльмена, все же смутился. Он представил гостям Эплби, после чего настала еще одна пауза, которую казалось почти уместным заполнить, представив визитерам каждую из свиней. Или извиниться перед ними – то есть перед гостями. Но как с интересом заметил Эплби, мистер Элиот не был склонен к каким-либо извинениям. Когда он заговорил, его голос звучал твердо:

– В эти выходные мы устроили большой и веселый праздник, – сказал он. – Причем все время происходят какие-то необычные события. Вы уверены, что не хотите отобедать с нами?.. В таком случае вы просто обязаны заглянуть в дом на бокал хереса.

И они начали прокладывать себе путь между свиньями. И уже в движении миссис Бердвайр до конца сформулировала то, что желала выразить: