Зомби - Клайв Баркер

— Хорошо. Дайте мне минуту.

Кэй перед сном переоделась в пижаму, и будь она проклята, если станет одеваться в такое дурацкое время ради того, чтобы узнать, чего он хочет. Сунув ноги в тенниски, она вышла из спальни и бесшумно пересекла заставленную стульями полутемную переднюю. Он ждал ее снаружи.

— Идемте, — зашептал Метеллус, взяв ее за локоть.

Он провел ее через двор. Лунный свет был достаточно ярок, чтобы разрисовать землю тенями от дома, изгороди, деревьев и могил. Он вел ее к могилам. Рядом с той, на которой стояло имя Тины, теперь чернела яма, а в горку выкинутой земли на краю была воткнута лопата.

— Смотрите, м'зель!

Заглянув в яму, она поняла, что он сделал. Сдвинуть бетонную плиту оказалось ему не под силу, поэтому он под копал под нее. Прорыл туннель. Достаточно глубоко, чтобы узнать то, что хотел знать.

— Видите? Гроба нет!

Она кивнула. Спорить было не о чем. Он выкопал не слишком много земли, опасаясь, что плита над подкопом осядет, но явно доказал, что деревянного ящика под ней нет. Кэй стояла молча, слушая обычные ночные звуки.

— Как можно было украсть гроб, не сдвинув плиты? — спросила она, уже зная ответ. Все же пусть он ответит.

— М'зель, мы не сразу делаем надгробие. Ждем, пока земля осядет. А в тот раз прошло больше шести недель, пока я смог выбраться в Тру за цементом.

"Который привез на муле, — мысленно добавила она, — а сам всю дорогу шел пешком. А потом ты строил над могилой это причудливое цементное надгробие из любви к ребенку, чье тело уже похитили".

— Метеллус, я не понимаю. — Пусть уж объяснит до конца, хотя она уже догадывалась, что он скажет.

— Ответ может быть только один, м'зель. Я знаю, что положил дочь в гроб и похоронил здесь. Теперь гроба здесь нет. Значит… ее украли и превратили в зомби.

— Значит, на самом деле она не умерла.

— Ну, вы, может быть, знаете, что зомби бывают разные. Есть такие, которые на самом деле умерли и возвращены к жизни колдовством. А других отравляют разными способами, чтобы они только казались мертвыми, а потом забирают из могил и оживляют.

— Вы думаете, Тину отравили?

— Да, теперь думаю.

— Тем манго, о котором вы мне рассказывали?

Он потянулся за лопатой и, сжимая ее обеими руками, хмуро взглянул на Кэй.

— Люк Этьен дал ей два манго — одно для нее, другое для близнецов. Знаете, что я думаю? Я думаю, она, когда увидела, что дома никого нет, съела и то манго, что он давал для близнецов.

— Я не понимаю, на что вы намекаете. — На этот раз она действительно не понимала.

— Близнецы — не такие, как обычные люди, — сказал Метеллус. — Они понадобились ему для какой-то особой цели.

— Кому? Тому парню, Этьену?

— Нет, не Этьену. — Бросив взгляд на дом, он начал тихо забрасывать яму землей. — Во всяком случае, не для него самого. Люк тогда водил дружбу с куда более важным человеком. С бокором по имени Маргал, который жил в Легруне. Кое-кто здесь поговаривает, что Этьен — ученик Маргала.

— Того, который не может ходить, — вставила Кэй.

Метеллус замер, не опустив лопаты.

— Вы о нем знаете.

— Думаю, он пытался помешать мне добраться сюда.

— Очень может быть. Потому что знаете, что, я думаю, случилось после того, как он украл гроб из могилы? Я думаю, он оживил Тину, как они это делают — травами, или листьями, или еще как, — и продал ее кому-то далеко отсюда, где ее никто не мог бы узнать. Он надеялся получить близнецов, но и за Тину, если продать ее в служанки, можно кое-что выручить.

— А она ушла от того, кто ее купил.

— Да. И ваш священник ее нашел.

— Как Маргал мог узнать, что я везу ее сюда?

— Кто может сказать, м'зель? Он, может статься, знает, что мы сейчас стоим здесь и говорим о нем. — Метеллус быстрее замахал лопатой, торопясь покончить с работой. И снова замер, обернувшись к Кэй. — М'зель, Тине нельзя здесь оставаться. Маргал наверняка ее убьет.

— Вы так думаете?

— Да, да! Чтобы защитить себя. Чтобы спасти свою репутацию.

Она подумала над его словами и кивнула.

Заровняв наконец яму, он обернулся к ней:

— М'зель, я люблю дочь. Вы, верно, уже это поняли.

— Я в этом уверена.

— И Фифайн ее любит. Но по-старому уже никогда не будет.

Кэй молча разглядывала его.

Он задумчиво проговорил:

— У меня в Порт-о-Пренсе живет брат, м'зель. Он на год моложе меня, и у него всего один ребенок. Тине было бы у него хорошо, он даже в школу ее послал бы. Здесь ей нельзя оставаться. Все здесь, в Буа-Саваже, знают, что она умерла и ее похоронили в этом дворе и что она, стало быть, зомби. Даже если Маргал ее не погубит, с ней никто не станет знаться.

— Вы хотите, чтобы я отвезла ее к вашему брату? Вы об этом говорите?

— Вы отвезете? Я провожу вас до места, где остался ваш джип.

Кэй задумалась, а он стоял перед ней, в отчаянной надежде ожидая ответа. Белая сова пролетела над двором от дороги к полю сорго. Время шло.

— Я это сделаю, но с одним условием, — наконец сказала Кэй.

Он, чуть не плача, затаил дыхание:

— А… с каким?

— Что вы, пока мы здесь, сведете меня в Легрун, в гости в вашему калеке-бокору Маргалу. Вы согласны?

Вздрогнув, он уставился на нее, вытаращив глаза. Но все же кивнул.

5

На этот раз серого мула не навьючили седельными сумками, но Кэй, прежде чем выехать из дома Англэйда в Буа-Саваж, повесила на плечо коричневую кожаную сумку. Сидя на своем муле, пробирающемся следом за мулом Метеллуса, она поняла, как трудно пришлось бы ей здесь, вздумай она отправиться в одиночку.

До Легруна, по словам Метеллуса, было всего четыре мили, но дорога оказалась трудной. Самое подходящее слово — грудной. Сразу за рыночной площадью Буа-Саважа, пустынной, потому что торговали на ней только один день в неделю, начиналась тропинка направо, отмеченная крестом Барона Субботы. На вопрос, зачем он остановился и спешился на минуту у этого креста, ее проводник пожал плечами:

— Иногда неплохо попросить у Барона защиты, м'зель.

— Так вы думаете, этот Маргал вудуист?

— Нет-нет, м'зель! Он злой человек, бокор!

Понятно, это разные вещи. Вуду — религия. А бокор — колдун, знахарь-одиночка. А тот, с которым им предстояло столкнуться, — еще и чудовище.

Мулы целую вечность пробирались по лестнице из валунов, которую с обеих сторон теснил горный лес. Местами даже небо скрывалось за стеной древесных стволов. Потом тропинка выбралась на каменистое плато, выкрашенное золотым солнечным светом, и нырнула в овраг.

Овраг понемногу расширялся и превратился в травянистую поляну, на которой стояли хижины с дерновыми кровлями. Кэй насчитала пять хижин. С отвесной скалы по правую руку от них срывался сорокафутовый водопад, наполнявший долину шумом воды. Позади крестьянских хижин стоял прочный дом с крышей из железных листов, выкрашенный в красный цвет.