Склонен к побегу - Юрий Ветохин

Глава 59. В Молуккском море

«Будь я на месте капитана, то я конечно догадался бы, что беглец поплывет напрямик к ближайшему острову. Ночью, в темноте искать пловца в неспокойном море — почти бесполезно. Но утром, с рассветом, я бы или направил корабль наперерез курса беглеца возможно ближе к острову или бы послал туда мотобот. Конечно при этом произошло бы нарушение территориальных вод иностранного государства, но операцию поимки беглеца можно осуществить так быстро, что факт нарушения границы никто не успеет зафиксировать. Насколько я знаю, в таких вопросах советское правительство не особенно щепетильно и полностью оправдало бы действия капитана».

Так размышлял я, когда все мои усилия достичь берега до рассвета оказались тщетными. Сначала по воде побежали блики, а потом как-то внезапно наступил рассвет. Остров, желанный остров, предстал передо мною на расстоянии нескольких километров. Теперь темнота больше не укрывала меня. «Пустится или нет капитан в погоню за мной? Теперь моя надежда на спасение зиждется на двух не очень крупных китах, — думал я. — Это, во-первых, боязнь капитана войти в территориальные воды иностранного государства и, во-вторых, его уверенность в том, что я уже утонул, так как он наверняка нашел мой спасательный жилет».

С рассветом для меня увеличилась также опасность нападения акул. В книгах об этом я ничего не нашел, однако по аналогии с речными хищниками — щуками, повадки которых я хорошо изучил, утром, на рассвете, активность их должна увеличиваться. В подтверждение этой теории я дважды наблюдал (рано утром 8 декабря и рано утром 9 декабря), как большие стада акул и касаток охотились вблизи нашего судна. Днем или вечером таких картин не было. Поэтому я решил снова плыть форсированной скоростью к желанному берегу. Берег явно приближался. Я уже различал нечто вроде дороги или какого-то карьера, который коричневой лентой делил сверху вниз гористый, поросший джунглями остров, или его «фасад», как я стал мысленно называть видимую теперь проекцию острова, на две примерно равные части.

Кое-где я стал различать отдельные деревья. «Неужели я еще могу погибнуть, когда цель так близко?» — подумал я и отогнал все сомнения: «Никаких эмоций!»

Еще одна проблема беспокоила меня. Я опасался, что около берега будет сильный прибой. Если берег окажется каменистым и скалистым, то волны могут с размаху ударить меня об эти скалы. Я умел бороться с прибоем и специально тренировался в Батуми, но я никогда не пробовал делать это после такого длительного заплыва. Возможно, — думал я, — усталость не позволит мне быстро и энергично реагировать на удары и толчки волн со всех сторон, которые становятся хаотичными вблизи береговых скал. И еще более вероятно, что у меня не хватит сил преодолеть накатную волну в тот момент, когда она, лизнув берег, с грохотом откатывается назад. Поэтому, приближаясь к берегу, я искал глазами белые буруны, которые неизбежно возникают около скал, и белую пену вдоль береговой черты.

Отдельных бурунов я не увидел, а белая пена от прибоя виднелась вдоль всего берега. «Это менее опасно, чем если бы берег был скалистый, да еще с рифами», — решил я с удовлетворением.

Появившиеся следы присутствия акул не вызвали во мне казалось бы неизбежного страха. Я полностью выполнил все, что было в моих силах и что было запланировано для уменьшения вероятности нападения акул. Теперь все зависело от Господа. Я всегда был уверен, что рожден не для того, чтобы стать пищей для акул. Я не знаю, какой путь предначертал мне Господь, но знаю, что этот назначенный путь я прошел не до конца. Я не могу с уверенностью сказать, каких именно животных я встречал на своем пути и какие животные плавали вокруг меня, плескались и показывали мне свои плавники и спины. Высовывая голову из воды (я плыл все время брассом) лишь настолько, чтобы ртом вдохнуть воздух, я имел слишком острый угол зрения и не мог хорошо видеть вблизи. Однако, это были не дельфины, которых я бы отличил по характерным прыжкам. Когда я в первый раз увидел какое-то животное близко от себя и точно по курсу, то оплыл его довольно далеко. Впоследствии же я лишь слегка уклонялся вправо или влево и мы расходились правыми или левыми бортами — как в море корабли.

На всплески сзади себя или же на траверзе я не реагировал вовсе.

Время шло и появились новые проблемы. Одной из них оказалась боль в глазах. Морская вода разъела мне глаза и теперь боль стала невыносимой. Я вынужден был закрыть глаза и плыл некоторое время с закрытыми глазами. И тут появилась новая и очень тревожная проблема, заставившая на время даже забыть глазную боль! Открыв глаза, я не увидел перед собой острова! Я посмотрел по сторонам: остров теперь был справа от меня. Я плаваю весьма прямолинейно и обвинить за изменение курса руку или ногу, сделавшую неодинаковый по сравнению с другой рукой или ногой гребок, я не могу. Однако, я несколько раз повторил опыт и результат всякий раз был один и тот же: как только я закрывал глаза и переставал направлять свой курс к острову — мой курс сразу изменялся и остров оставался справа. Сомнений больше не было: самый страшный враг пловца-марафонца, победивший меня в 1963 году, ожил в Молуккском море и действовал против меня. Этот враг — течение. Чем ближе я подплывал к острову, тем сильнее становилось течение. Оно шло справа налево вдоль берега острова и, постепенно отдаляясь от берега, дальше имело направление на Запад. Оно уже снесло меня влево, на северо-запад и коричневая полоса на острове, которую я недавно видел издали, закрылась деревьями.

Но недаром мудрая русская пословица гласит: «За одного битого двух небитых дают!» В 1963 году течение в Черном море победило меня — это верно. Но оно и научило меня. Теперь уже я не пытался плыть прямо против течения. Я знал, что это бесполезно. Я искал обходных путей. Прежде всего я перестал плыть форсированной скоростью. Наоборот, я уменьшил скорость до минимума и направился на юго-восток, назад от острова. Пристально наблюдая за поверхностью моря своими воспаленными глазами, я, наконец, с радостью увидел то, что хотел увидеть — водораздел. Я доплыл до того места, где морские волны сталкивались хаотически одна с другой, образуя границу двух течений: одного течения, идущего справа налево вдоль берега острова, и другого — противотечения, которое шло в обратном направлении, но значительно мористее первого. Еще несколько гребков — и, подхваченный противотечением, я стал заметно перемещаться вправо, то есть к своей исходной позиции. Через некоторое время я снова находился на траверзе острова, снова увидел коричневую полосу сверху вниз делящую остров на две части. Оптимизм и надежда на скорое спасение наполнили меня.