100 великих казней - Елена Авадяева

«Преступление, в котором Розенберги были признаны виновными, намного страшнее убийства другого гражданина… Это злостное предательство целой нации, которое вполне могло повлечь смерть многих и многих невинных граждан». В бой за спасение супругов Розенберг бросился виднейший американский адвокат Фэнк Фармер. Он обратился к известному своим особым мнением по делу Розенбергов члену Верховного суда США Уильяму Дугласу. Дуглас решил воспользоваться правом каждого из членов высшего судебного органа страны приостанавливать исполнение любого приговора, вынесенного нижестоящим судом.

Подобный поворот дела не устроил, однако, министра юстиции США Герберта Браунелла. Он потребовал отмены единоличного решения Дугласа. Министра поддержали некоторые члены палаты представителей и сената американского Конгресса. Поддавшись нажиму, лредседатель Верховного суда США Фредерик Винсон отдал распоряжение о созыве специального внеочередного заседания. В срочном порядке члены суда были отозваны из отпуска. Шестью голосами против двух решение судьи У. Дугласа о приостановлении исполнения приговора было отменено.

Защитники бросились в Белый дом, стремясь использовать последнюю и единственную теперь возможность — передать ходатайство осужденных о помиловании президенту страны. Обычной в подобных случаях длительной чиновничьей волокиты на этот раз не было. Один только час понадобился канцелярии Белого дома для того, чтобы доложить дело президенту, документально оформить решение и довести до сведения заявителей: Дуайт Эйзенхауэр повторно и окончательно отклонил ходатайство осужденных о помиловании.

Известие об этом супруги встретили без слез и стенаний. Последние заботы были о детях. Этель Розенберг писала сыновьям:

«Еще этим утром казалось, что мы снова сможем быть вместе. Теперь, когда это стало неосуществимо, мне хотелось бы, чтобы вы узнали все, что узнала я… Сначала, конечно, вы будете горько скорбеть о нас, но вы будете скорбеть не в одиночестве… Всегда помните, что мы были невинны и не могли пойти против своей совести».

Юлиус Розенберг писал адвокату Эммануэлю Блоку:

«…Наши дети — наше счастье, наша гордость и самое большое достояние Люби их всем сердцем и защити их, чтобы они выросли нормальными здоровыми людьми… Я не люблю прощаться, верю, что добрые дела переживут людей, но одно я хочу сказать: я никогда так не любил жизнь… Во имя мира, хлеба и роз мы достойно встретим палача.»

Последние мгновения жизни тюремные власти разрешили приговоренным к смерти супругам провести вместе. Трудно сказать, чего в этом было больше — гуманности или изощренного изуверства: в комнате для свиданий поставили телефон прямой связи с Министерством юстиции. Стоило лишь снять телефонную трубку и «заговорить», как жизнь почти наверняка была бы спасена… Но какой ценой? От Юлиуса требовали выдать всю «шпионскую сеть», возможно, потребовалось бы оговорить десятки невинных людей.

«Человеческое достоинство не продается», — произнес Юлиус Розенберг и повернулся к аппарату спиной.

В 20 часов 6 минут мощный электрический разряд унес его жизнь. Спустя еще 6 минут перестало биться сердце Этель. К телефонной трубке они так и не притронулись.

Многие годы советские власти отвергали причастность СССР к делу Розенбергов. Правда, в 1990 году на Западе были опубликованы новые расшифровки пленок воспоминаний Никиты Хрущева. Среди прочего есть и пассаж о том, что Сталин как-то в присутствии Хрущева сказал, что Советскому Союзу очень помогли Розенберги, эти мужественные люди.

Слова Сталина можно объяснить двояко.

1. Розенберги и вправду пытались добыть для СССР секрет атомной бомбы (хотя физики и высмеяли добытые ими чертежи).

2. Дело Розенбергов использовали руководители советской разведки, чтобы имитировать перед Сталиным свою «крупнейшую удачу». В таком случае было уже не столь важно, действительно ли Розенберги были шпионами и имели ли их чертежи серьезную ценность. После того, как Розенберги были арестованы, советская разведка могла преподнести Сталину ложь о том, что это — действительно ее агенты. Сын Розенбергов категорически опроверг появившееся сейчас давнее высказывание Н.С. Хрущева.

ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ

Смерть Сталина и устранение Берии стремительно изменили расстановку сил в СССР и во всем мире. В ходе сталинских «чисток», как сразу же выяснилось, уцелело слишком много врагов. В конце концов именно они и пришли к власти в Москве, разрушив сначала Восточный блок, затем СССР.

Лаврентий Павлович Берия родился 29 марта 1899 года в православной семье крестьян-менгрелов. Еще подростком он с головой окунулся в стихию революции, проявил неординарные организаторские способности в борьбе с ее врагами, а впоследствии занял пост начальника Закавказского ГПУ. В 1931 году Лаврентий Берия был выдвинут на партийную работу, стал первым секретарем ЦК КП(б) Грузии и вторым секретарем Закрайкома. И началась травля и уничтожение видных деятелей Закавказья. Массовый террор, кампания клеветы и провокаций — все это вершилось по знакомой со дня убийства Кирова схеме.

Особенность террора, сотрясавшего страну в тридцатые годы, заключалась в том, что никто из граждан не знал, когда придет его очередь. Так было и в Закавказье.

Трагично сложилась судьба Нестора Лакобы, стоявшего на пути Берии. Он был безжалостно уничтожен вместе со всеми членами своей семьи, которые пытались узнать правду о смерти близкого им человека. Такая же судьба постигла и Амаяка Назаретяна, принявшего участие в судьбе «врага народа». Он слишком много сделал для победы революции в Закавказье. Потом был одним из руководителей Терской республики. Еще в одном «провинился» Назаретян перед Сталиным и Берией, он дружил с Серго Орджоникидзе и с Кировым, был интеллигентным и образованным. Но главное — он знал прошлое самозваных вождей, знал — каковы Сталин и Берия без официальных партийных масок. После ареста на Лубянке Назаретяну предъявили одно из тех дежурных обвинений, которые не оставляли никаких шансов на жизнь.

Тем временем поток приветствий «славному руководителю большевиков Грузии и Закавказья» набирал силу. Отныне каждое собрание, каждый съезд заканчивались непременным возгласом: «Да здравствует наш боевой и любимый руководитель-сталинец Лаврентий Берия!»

Вскоре после назначения Берии руководителем Тбилисского горкома начались так называемые открытые судебные процессы, которые Берия устраивал в Грузии по московским образцам.

Однако настоящая слава к нему пришла позже, после того как в 1938 году он возглавил всемогущий НКВД: в августе грузинский лидер был назначен первым заместителем Ежова, а в конце ноября — наркомом внутренних дел СССР. И как-то сразу всем стало ясно, что Берия — это второй человек в стране после Сталина. Первым делом на посту наркома НКВД он остановил геноцид «чисток», обрушив его на самих безумных «чистильщиков». Только в Москве при Берии репрессиям подверглись более 20 тысяч бывших чекистов, в то время как в ноябре 1938 года в штате НКВД числилось 26,5 тысячи кадровых сотрудников. Ставя Берию на ключевой пост своей системы, Сталин тщательно обдумал этот ответственный шаг.

Теперь на Лубянку пришел «профессионал». Началась переналадка механизма репрессий, разведки и контрразведки. Летом 1938 года Сталин поручил Берии заняться весьма необычным делом — выявить и ликвидировать группу врагов народа, пробравшихся в аппарат ЦК. Жертвы, как обычно, Сталин наметил заранее. Арестованным А.И Стецкому, А.С. Якубову, А.Б. Халатову при помощи обычных аргументов объяснили, что они еще в 1932 году вошли в преступный контакт с вождями оппозиции Рыковым, Бухариным, Каменевым и Зиновьевым и организовали в недрах самого ЦК «Контрреволюционный правотроцкисткий центр». Сам факт отстранения от этого дела Ежова, тогда еще остававшегося наркомом, достаточно красноречив. Берия вел это дело с осторожностью: предстояло выбить признания из бывших соратников генсека так, чтобы не переборщить, но и не угодить было опасно…

Не обошел своим вниманием Берия и командный состав армии.

И здесь на его кровавом пути попался маршал Блюхер. Блюхер знал, что его ждет, еще летом тридцать седьмого, когда казнили полководцев, соратников по гражданской войне. Блюхер был убит в тюрьме…

Год тридцать восьмой принял кровавую эстафету у тридцать седьмого. Многих деятелей — военных, партийных, государственных, — взятых тогда, казнили теперь, уже при Лаврентии Берии. Правда, Сталин отдавал в руки Берии не всех старых большевиков. Он оставил жизнь Григорию Петровскому, Максиму Литвинову, Елене Стасовой, Глебу Кржижановскому. Не следует, однако, представлять массовый террор, как внезапный выброс звериной жестокости самозваных вождей. Террор имел свой внутренний смысл: сковать страхом весь народ, привести его, вместе с партией, к абсолютному послушанию и заодно сменить полностью руководство в столице и на местах.