Германская военная мысль - Альфред Шлиффен

Фридрих пишет в введении к своей истории Семилетней войны, что необходимость иногда заставляла его искать решения в сражении. Теодор фон Бернгарди, наоборот, поучает нас, что необходимость заставила короля отказываться от сражений. Может ли быть что-нибудь более удивительным, чем то, что через сто лет после Фридриха прусский Генеральный штаб перестал понимать его стратегию, и, начав издавать, при обширном использовании первоисточников, громадный труд по фридриховским войнам, обнаружил после того, как работа уже сильно подвинулась и много томов было выпущено, что он исходил из ошибочного основного взгляда? Но, как это ни удивительно, это все же остается фактом, и к тому же имеющим естественные объяснения. Между историческим суждением и практическим применением искусства легко может возникнуть подобное разногласие.

Как ни ценным является для практики углубление в историю, оно представляет и известную опасность, так как при подобном углублении приходится рассматривать только как относительное многое из того, что практик полагает и должен полагать абсолютным законом, чтобы достичь полной уверенности и твердости представлений, необходимых для действий. Только очень сильное мышление имеет возможность охватить в себе и то и другое, и на этом основании я могу заключить главу следующим рассказом: фельдмаршал Блюменталь, несомненно принадлежавший к решительным представителям стратегии сокрушения (в 1870 году он с самого начала требовал, чтобы одновременно с обложением Парижа было начато большое наступление в глубь Франции), однажды высказал мне свое одобрение по поводу моего толкования фридриховской стратегии и заявил, что к этой стратегии еще когда-нибудь вернутся [176] .

Ганс Дельбрюк НАПОЛЕОНОВСКАЯ СТРАТЕГИЯ

Я еще раз хочу повторить, что естественным принципом стратегии является сосредоточение всех сил воедино, розыск главных сил противника, нанесение им поражения и развитие победы преследованием, хотя бы до занятия всей неприятельской страны, пока побежденный не подчинится воле победителя и не примет его условий. «Среди всех целей, которыми можно задаваться на войне, уничтожение неприятельских боевых сил является целью, всегда господствующей над остальными» (Клаузевиц). Следовательно, объектом наступления являются главные силы неприятеля, а не какой-нибудь географический пункт, область, город, позиция или магазин. Если удастся, добившись крупного тактического решения, до такой степени физически и морально потрясти неприятельские вооруженные силы, что они потеряют возможность борьбы, то победитель развивает свою победу постольку, поскольку он сочтет это необходимым для достижения своей политической цели.

Армии старых монархий были слишком малы, тактически слишком беспомощны и по своему составу слишком неблагонадежны, чтобы иметь возможность проводить эти принципы в своей стратегии. Они закреплялись перед позициями, являвшимися непреодолимыми для их тактики, и не могли их обходить, так как должны были волочить за собой свое продовольствие. Они могли дерзать вторгаться лишь на скромное удаление в неприятельскую страну, так как они не были в состоянии прикрывать обширных областей и должны были при всяких обстоятельствах сохранять обеспеченное сообщение со своими базисами.

Наполеон увидел себя освобожденным от этих оков. Он с самого начала возложил все свои упования на тактическое решение, которое должно вывести из игры действующие неприятельские войска, а затем развивал победу, пока противник не подчинялся его условиям. Из этого высшего принципа вытекают следствия, распространяющиеся и на планы кампаний, и на все частные военные предприятия. Так как весь расчет заранее основывается на сокрушительном тактическом решении, то все прочие цели и соображения подчиняются этой высшей цели, и план кампании получает известную естественность и простоту.

Стратегия же измора строится на отдельных предприятиях, которые могут получить тот или иной облик. В начале Семилетней войны Фридрих колебался между самыми разнообразными, даже прямо противоположными планами. Чем предприимчивее и чем деятельнее полководец, тем больше возможностей представляется его фантазии и тем субъективнее его решения. Наполеоновские же планы кампаний отличаются объективной внутренней необходимостью. Когда их впервые изучаешь и уясняешь, то испытываешь чувство, будто они иначе не могли и быть, и творческая деятельность стратегического гения состояла лишь в том, чтобы найти решение, диктовавшееся самой природой вещей. Стиль ампир, о котором говорит история искусств, со своим классицизмом и прямолинейной простотой имеет известное сходство и с военным искусством этой эпохи.

Попытаемся составить себе представление о тех положительных следствиях, которые вытекают непосредственно из противоречия основных принципов. Я не буду развивать его диалектически, так как мы можем его непосредственно прочесть в деяниях великих мастеров – Наполеона и Фридриха.

Наполеоновская идея похода сводилась к тому, чтобы устремить свое внимание на неприятельскую армию и заблаговременно приложить все силы к тому, чтобы не только ее атаковать, но по возможности и уничтожить. Фридрих выдвигал принцип: «Кто хочет сохранить все, не удержит ничего. Следовательно, существенный пункт, которого надо держаться, это неприятельская армия». Однако мы видим, что этот принцип имел для Фридриха лишь относительное значение и что он постоянно и очень сильно от него уклонялся. У Наполеона он царствовал безусловно. Когда Наполеон имел дело с несколькими противниками, он имел возможность разделаться порознь с каждым. В 1805 г. он победил австрийцев (при Ульме), прежде чем подошли русские, затем он разбил русских с остатками австрийцев (при Аустерлице), прежде чем вмешались пруссаки. В 1806 г. он опять-таки победил пруссаков, прежде чем пришли русские (при Йене), и в 1807 г. русских, прежде чем вновь выступили австрийцы.

В начале Семилетней войны Фридрих действовал совсем иначе. Первые месяцы 1756 г. обстановка уже вполне назрела; австрийцы еще не закончили вооружений, а русские и французы были еще далеко. Однако вместо того, чтобы как можно скорее нанести удар, Фридрих искусственно оттянул начало войны на конец августа. Если бы он был стратегом школы сокрушения, т. е. если бы ему это позволяли его средства, то мы должны были бы признать, что такой образ действий являлся самой тяжелой стратегической ошибкой во всей его военной карьере. Но так как даже при самых благоприятных обстоятельствах план полного сокрушения Австрии оставался для него недоступным, то он поступил правильно, ограничившись на этот год оккупацией Саксонии и начав ее настолько поздно, что французы признали уже невозможным помешать ему в этом.