Избранное - Николай Райвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы взяли трёх, нет, четырёх волов и столько же лошадей и отправились в сторону Великих Гор. Хмиридумпти, чьи Глаза, должен тебе сказать, кхе… напомина… кхе, кхе…
Старик закашлялся и схватился руками за грудь. Немного погодя, он продолжал:
— Глаза её… Впрочем, мне надо успеть сказать тебе самое главное. Ведь я последний, кто знает, где спрятаны сокровища ацтеков.
— Как, о Хнтлаврынса! — воскликнул юноша. — Неужели это правда, и наши сокровища не достались испанцам?!
— Это так! Слушай же. Сначала мы хотели спрятать их у истоков Красной Реки, но Хмиридумпти, или Дикая Пантера, как… кхе, кхе… не важно… сказала, при этом глаза её… кхе… кхе…
Старик опять закашлялся. Затем, собравшись с силами, снова заговорил:
— На следующий день неожиданно поднялся ветер, что нередок в тех краях, особенно в конце весны, когда наконец расцветают кактусы той редкой породы, что носит название Хртл… кхе, кхе… Впрочем, перехожу к самому главному. Дикая Пантера решила, что сокровища мы спрячем… Да, она так и сказала: «Сокровища мы спрячем», и при этом глаза её… кхе… кхе… кхе…
— Ну, дедушка, ну где же вы их… — И тут юноша увидел, как тело старика, содрогнувшись в последний раз, вдруг вытянулось и обмякло, руки его безжизненно упали, и глаза его… В-общем, он ушёл в страну предков, унеся с собой тайну сокровищ ацтеков.
ДЖАЗ
Разреши дать тебе добрый совет: если хочешь вполне насладиться моим нехитрым, но милым рассказом, не поленись, открой бутылочку старого доброго пива, поджарь парочку старых добрых сосисок, и я буду беседовать с тобой на «ты», как со старым добрым братом, а ты будешь пить пиво, а я буду думать о тебе и радоваться, а ты тоже будешь радоваться и есть сосиски, слушая мою нехитрую повесть, как слушаешь ты старый добрый джаз…
Поразительно! Оказывается, сны людям снятся всего какую-то долю секунды, перед самым пробуждением, а не все восемь часов, как мы думали. Да, брат, стареем… А наука идёт вперёд, и искусство идёт вперёд, и жизнь идёт вперёд, и медицина идёт вперёд вместе с наукой. А нам остаётся только помахать им рукой…
Мне часто снятся такие удивительные сны, что я просыпаюсь в слезах…
Расскажу тебе… А вообще-то нет, брат, не буду. Пей своё пиво, жри свои сосиски…
НЕОКОНЧЕННЫЙ РАССКАЗ
(Посвящается О.C.)
«— …и скажу вам честно, — закончила Люда свой рассказ, — таких хуёв я ещё никогда не видела!»
Все молчали, поражённые.
Первым прервал молчание Константин Фёдорович, доктор филологии.
— Да, — сказал он, — никогда нельзя предсказать поведение человека в экстремальной ситуации… Помню, как-то в Мюнхене, сидел я в небольшом кабачке на Цангермейстерштрассе. Была осень, накрапывал дождь, и других посетителей не было. Я смотрел в окно. Ветер раскачивал дерево, и ветви его в опускающихся сумерках напоминали сражающихся рыцарей.
И вдруг словно какая-то тень заслонила окно, казалось, беззвучно упали чёрные шторы. В то же мгновение пламя свечи, стоявшей передо мной на столе, вздрогнуло, и она погасла, будто от резкого порыва ветра. Так же внезапно оборвалась негромкая музыка. Я оказался в полной, кромешной темноте. Я вскрикнул, но не услышал собственного голоса, попробовал встать, но не смог пошевелиться.
И тут я увидел серебристое сияние, которое всё сильнее разливалось на неопределённом расстоянии от меня. Чуть позже я осознал, что сияние не усиливалось, оно приближалось. Ко мне. Вот оно уже совсем близко, и я начинаю различать в самом центре его сменяющие друг друга чёрные и красные знаки, равномерно вспыхивающие острые и прямые линии, направленные в меня, в мои зрачки, в мой мозг, моё сердце.
Темнота вокруг стала наливаться таинственным багровым светом. И тогда я услышал звук. Тихий вначале, напоминающий шипение змеи, он постепенно набирал силу. Это было похоже… Попробуйте представить себе тоскливый, пронзительный крик чайки, но только нарастающий, бесконечно нарастающий и как бы ввинчивающийся в сознание, сверлящий, лишающий разума…
Но в тот момент, когда я думал, что вот-вот умру, и кошмар этот исчезнет, что-то подобное молнии сверкнуло из мрака, сталью прозвенело по стеклам окон, брызнувших багровыми осколками, впуская свежий осенний ветер. Вспыхнули скатерти, в баре посыпались бутылки, и фонтаны вина вырвались из разбившихся в щепки бочек. И тогда предо мною…
Эх, Ольга Семёновна, Ольга Семёновна! Вечно вы со своей свёклой! В самый неподходящий момент! И далась вам эта свёкла! «А что, свёклу, мол, тоже жрать можно!» Додумалась!
Ну, и как я теперь могу писать? Откуда я теперь возьму вдохновение?
Естественно, я уже не могу писать, простите…
ПАРАДОКСЫ ТВОРЧЕСТВА,
или почему я не написал роман о маркизе де Саде
Тогда я решил написать историко-эротический роман о маркизе де Саде. Я объездил все крупнейшие европейские библиотеки, собирая необходимый материал, и даже побывал в библиотеке Конгресса.
Наконец мне показалось, что я достаточно разобрался как в сложной личности самого маркиза, так и в современной ему исторической обстановке. И я принялся за свой труд. Начал я так:
«Той хмурой осенней ночью, когда лишь редкие газовые фонари освещали кое-как мокрые парижские улицы, а усталые горожане мирно спали под кровлями своих домов, маркиз де Сад в башне своего замка ебал сразу трёх графинь…»
И вот ведь как бывает: с одной стороны, сама муза водила моим пером, когда я писал эти строки, и ни за что на свете я не согласился бы изменить ни единого слова, а с другой стороны, как честный художник и историк, я не мог вполне представить себе описываемого мною же события!
Вот почему я был вынужден отказаться от своего по меньшей мере многообещающего замысла.
МОРДА ВО ТЬМЕ
(Поэма)
Морда во тьме, морда во тьме…
С детсва вижу я эту морду, особенно во тьме. Днём не так, а вечером, стоит выключить свет — и вот она, пожалуйста.
Как описать её? Не знаю. И к тому же темно, ни черта почти не видно. Морда как морда. Да и привык я к ней.
Иногда думаю, а вдруг вот сейчас выключу свет, а морды нет? Даже как-то не по себе становится. Но нет, вот она, во тьме.
Да и что мне эта морда? Мало ли что там может быть, во тьме? Никогда не знаешь, темно потому что.
И всё-таки что-то в этом есть. Таинственное что-то: морда — во тьме!..
СОБАКА
С детства запечатлелся в моей памяти один сон: собака, скользящая над зеркальной поверхностью воды, почти касаясь её короткими своими лапами.
Уши её были непомерной длины, и порою, когда она улыбалась, мне казалось, что это и не собака даже, но свинья. Ей было видимо трудно лететь, и каждую секунду она рисковала сорваться в бездну. Но берег был уже близко, и я с замиранием сердца следил за её бесшумным полётом. И вот, уже совсем у берега, силы оставили её. Она вздохнула и канула в пучину…
Удивительные, чудесные образы рождает порою девственное наше подсознание!..
* * *Хочу рассказать о человеке исключительной судьбы, гинекологе, Аароне Исаевиче Зельцмане.
Однажды он залез на одинокостоящее дерево, а была гроза, и в это дерево ударила молния.
Так оборвалсь жизнь этого удивительного человека, гинеколога.
НЕПРИЯТНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ ИНЖЕНЕРА ЗУЕВА
Пробуждение инженера Зуева было неприятным.
— Зуев! — осторожно позвал его Кирюхин.
Но Зуев не слышал, он спал.
— Зуев! — позвал его Кирюхин громче.
Но Зуев продолжал спать, обратив лицо к небесам.
— Зуев!! — заорал тогда Кирюхин. Но Зуев спал, и ему снилось, что он катает барышню на лодке.
Тогда Кирюхин взял весло и ударил им Зуева плашмя по морде.
ФЕЛИСИЯ
— Каким спортом? Волейболом. О!.. Как я любила волейбол! Я занималась волейболом каждый день. Как я играла! А мой парень — как он играл! Что? Нет.
Он бегал. И я тоже бегала. Сколько я получила медалей! Но он бегал ещё быстрее. Он всё делал так быстро… И у нас всё так быстро кончилось…
На, ешь конфету… Я бегала в Гане, Заире, Зимбабве… Это был мой первый парень.
Это он устроил меня в министерство иностранных дел. Да, я работала на таможне, я обыскивала женщин. О! Сколько у них было наркотиков! Гашиш, героин, кокаин, о, сколько кокаина! А ещё, не знаю как по-французски… Боже! Какой язык! Но я его не учила в Париже… Я работала, я не учила французский. Боже, сколько я работала! Но в Париже можно жить, не то что в Ивудживике. Там нет ночи, всё время день, как сейчас. Что там? О, там канадская военно-воздушная база. Боже, как там холодно, сорок градусов, пятьдесят, обычно — шестьдесят градусов. Что я там делала? О! Я работала. Поваром. Боже! Какие они были худые! Как ты. Зато потом — какие они были толстые! Как было весело! Только всё время ночь, как сейчас, ещё темнее. Ничего, это конфета от насморка… У меня была такая книга, чтобы учить французский! Боже, какая книга! Где она теперь? Если я увижу такую книгу, я её сразу куплю. А это сок мзизи-квенза, вот, понюхай. Правда он замёрз. Я добавила мёда, потому что нет ничего лучше для зимы, особенно с супом. Когда я сюда прилетела, я стала учиться фотографировать. Чтобы заработать много денег. Боже! Сколько стоит аппаратура! Я бросила съёмки и пошла учить французский. Я так хотела выйти замуж за какого-нибудь американского парня, но, боже! Как я их не люблю! У меня дома есть пачка американских сигарет. Я тебе завтра принесу.