Любовь и фантастика (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

– Пошла! – кричал Радим и бранился.

– Пошла! – кричал Юстин и бранился тоже.

Ощущение, что именно он будет-таки князем, не покидало Юстина со вчерашнего дня. Это было не просто ощущение – уверенность; Юстин не радовался этому и не удивлялся. Он просто знал.

Наверное, накануне последнего испытания Радим чувствовал его уверенность – и потому был настроен, как кулачный боец перед схваткой. Наверное, из Радима вышел бы хороший князь – азарт и вдохновение предстоящей борьбы делали его простецкое лицо величественным и почти красивым.

– Пошла!

Юстин дал шпоры. Кляча не рванулась вперед – только содрогнулась и застонала.

Разбитые копыта ее ступали все медленнее. Почему, в который раз подумал Юстин. Почему для этого последнего состязания им не дали хороших коней? Что, в войске Ушастого перевелись лошади?

Нет, не перевелись. Но для состязания специально выбрали самых старых и немощных. Уж не для того ли, чтобы унизить претендентов? Чтобы о будущем князе говорили – он выиграл скачку на полудохлом одре?

– Пошла, – сказал Юстин умоляюще. – Ну пожалуйста. Давай, осталось немного…

Радим опередил его уже на четверть круга. Юстин взмахнул новым кожаным кнутом – но не ударил.

Кляча дрожала крупной дрожью. Капала в пыль тягучая слюна. Мокрые бока поднимались и опадали. На шкуре видны были полосы от предыдущих прикосновений хлыста.

Радим опередил Юстина уже на полкруга! Юстинова уверенность, что именно он станет князем, вдруг потускнела и сморщилась, как проколотый бычий пузырь.

– Давай же!

Лошадь едва тащилась. Юстину ни с того ни с сего вспомнился мертвый Огонек у порога, и как дышал дед, когда его избили вербовщики…

Сзади налетел Радим. Молодецки присвистнул; непрерывно шпоря свою клячу и без устали нахлестывая ее, он опередил Юстина уже на целый круг.

Юстин понял, что проиграл.

Почему им велели скакать на клячах? Нет, не для того, чтобы унизить. Каждое предыдущее испытание имело свой смысл – пусть Юстину не всегда удавалось разгадать его, но он был. Звор ничего не делает без смысла; вероятно, по его задумке будущий князь должен добиваться цели любой ценой, и если во время скачки придется до смерти загнать лошадь – так тому и быть…

Радиму оставалось проехать два круга. Юстину – четыре. Он не скакал – тянулся, не решаясь коснуться шпорами впалых окровавленных боков, не решаясь ударить, да и зачем, все равно Радима уже не догнать…

Когда Радим пересек черту в десятый раз, Юстин сразу же слез с лошади. Она стояла, опустив голову, глядя на него мутными старческими глазами; в этих глазах не было благодарности, только упрек.

Радим бросил повод, вскинул руки, будто намереваясь схватить в ладони солнце. Лошадь под ним зашаталась и рухнула, и забилась в конвульсиях – Радим выбрался из-под тяжелого тела, прихрамывая, двинулся к возвышению, на котором стояло кресло Звора; по мере того, как он шел, грудь его все больше выдавалась вперед, подбородок поднимался выше, это шагал не кузнец и не бастард, а молодой князь, и стражники, заметив эту перемену, расступились почтительно и даже подумывали, кажется, а не поклониться ли?

Юстин подошел и остановился в стороне. Радимова лошадь перестала дергаться, окончательно обратившись в падаль.

– Молодец, – сказал Звор Радиму, – ты победил, значит… что ж. Теперь отдыхай, готовься… Я распорядился – тебя отвезут во дворец.

Вероятно, Радим ждал поздравлений, каких-то более теплых и уважительных слов. Он замешкался, а потом, решив, видимо, что его княженье только начинается и разгуляться он еще успеет – все той же величественной походкой пошел за приставленным к нему в сопровождение стражником.

Юстину показалось, что о нем все забыли. Он уже подумывал, не сбежать ли под шумок – когда Звор поднялся из кресла, и голубые глаза его остановились на Юстиновой переносице.

– Поди сюда, – Юстин скорее прочитал эти слова по губам, нежели услышал их.

Бежать было некуда. С неприятным предчувствием Юстин подошел и остановился в двух шагах от Звора.

Глаза Ушастого были такими светлыми, что казались кусочками зеркала, отражающего небо. Юстин подумал, что этот вот красивый человек с большими, как лопухи, ушами вел в атаку войска, выигрывал битвы и собирал генералов к себе в шатер, и что он, Юстин, мечтал увидеть его хотя бы раз в жизни, перед боем, хотя бы над верхушками копий.

И что у него был шанс стать с ним вровень. Стать князем. Как странно; кто бы ему сказал восемь дней назад, что он станет сожалеть о княжьем венце, уплывшем прямо из рук…

– Почему ты не стал бороться? – спросил Звор. – За победу?

Юстин не знал, что ответить. Он в первый раз в жизни разговаривал с Ушастым вот так, лицом к лицу.

– Уж не лошадь ли ты пожалел? – Звор чуть заметно усмехнулся.

– Нет, – быстро сказал Юстин. – Конечно, нет.

– А почему, как ты думаешь, хороший князь не должен жалеть лошадей?

– Я не знаю, – сказал Юстин беспомощно.

Звор некоторое время разглядывал его. Потом кивнул:

– Пойдем…

И зашагал к своей карете. Юстин тащился следом, не зная, куда себя деть, и, мельком оглядываясь, искал пути к отступлению, однако бежать было по-прежнему некуда.

Звор вошел в карету (дверь открыл и опустил ступеньку слуга). Юстин замешкался.

– Сюда, – сказали из бархатной полутьмы. – Иди сюда, неудачник, я тебе что-то скажу…

И Юстин впервые в жизни влез в карету. Опустился на мягкое сидение. Карета тронулась, но так легко, что Юстин почти не почувствовал толчка.

Звор сидел напротив. Ветер из приоткрытого окна теребил шелковую занавеску с гербом Краснобрового.

– Так почему хороший князь не должен жалеть лошадей? – снова спросил Ушастый.

– А чего их жалеть? – сумрачно спросил Юстин.

– Вот и неверно, – Звор потрогал мочку своего огромного уха. – Хороший князь, как и полководец, обязательно должен жалеть лошадей… Обязательно. Людей еще так-сяк, но лошадей – всенепременно. Понял?

На террасе бил фонтан, в чаше его цветными лепестками плавали красные и желтые рыбки. Герб Краснобрового, вышитый шелком на темной тяжелой скатерти, был во многих местах закрыт донцами тарелок, бутылок и блюд.

– Завтра примешь княжение, – неторопливо говорил Ушастый. – Дела мои здесь закончены… Людей тебе оставлю. И посоветуют, и научат. Пей. Отдыхай.

– Мне надо деду весточку передать, – сказал Юстин. Серебряная вилка в его руках была причудливо изогнута, и Юстин продолжал сгибать и разгибать ее, сам того не замечая. – Мне надо деду дать знать, что я живой… И что я князь.

– Ты еще не князь, – Ушастый отхлебнул из кубка. – Ты завтра будешь князь. Вот тогда хоть приказ подписывай, чтобы деда твоего разыскали и с почестями доставили, хоть сам к нему поезжай… Вилку оставь. А впрочем – гни, твое право, хоть все вилки переломай здесь, твое добро, не мое…

И Ушастый улыбнулся. И Юстин понял, что если сейчас не возьмет себя в руки – хлопнется в обморок, как толстяк Флор перед жабой.

Он поднялся. Пошатываясь, подошел к фонтану. Перегнулся через бортик и сунул голову к рыбкам. В воде раскрыл глаза; дно фонтана было мозаичным, и на нем изображена была сцена купания толстомясых белокожих девиц.

Юстин выпрямился – капельки холодной воды приятно щекотали шею, стекали за ворот новой шелковой рубашки. Он виновато оглянулся на Звора, однако Ушастый вовсе не был раздосадован Юстиновой вольностью – наоборот, улыбался.

– Сделай так, – Звор щелкнул пальцами.

Юстин повторил его жест. Откуда ни возьмись выскочил слуга – и с поклоном протянул Юстину полотенце.

Юстин почувствовал себя человеком, проглотившим солнце. Как будто светило мягко распирает его ребра, теплый шар изнутри толкается в грудь, намереваясь взлететь во что бы то ни стало и поднять с собой Юстина. Спрятав лицо в нежный ворс княжеского полотенца, он только сейчас – спустя несколько часов – полностью осознал, что произошло с ним, и что за жизнь ждет его, начиная с завтрашнего дня.

Он заберет во дворец деда. И, конечно, он разыщет Аниту – и сделает ее княгиней.

Он сравнялся с Ушастым Звором. На которого мечтал когда-то посмотреть хоть мельком.

Правда, Звор держит свою судьбу в собственных руках, а он, Юстин, пока что просто ставленник, счастливчик, которому повезло больше других…

Он проглотил слюну, будто пытаясь угомонить внутреннее солнце, загнать его ниже, в желудок. Вернулся к столу; кубок его был полон. Юстин отхлебнул и закашлялся.

– Можно… спросить?

– Разумеется, – кивнул Звор.

– Эти… люди, – начал Юстин. – Бастарды… Радим… Акир… Флор… Где они сейчас?

Ему показалось, что огромные уши его собеседника чуть шевельнулись.

– А ты как думаешь? – поинтересовался Звор.

Юстин молчал. Ему сделалось страшно. Внутреннее солнце сжалось в точку и потемнело, как уголек.

– Я не знаю, – проговорил он медленно.