Седьмой канал - Вениамин Кисилевский

— Ну, что… про историю с Чуней, например.

Глеб попытался вспомнить, что было с ним до этого. Вспомнил, как ходил с дядей Гариком в парк, как на автодроме катался, мороженое ел. Потом отказался от прогулки на катере и пошел домой. Дверь долго не мог открыть… И все. Дальше — точно провал в памяти. Соображал Глеб хорошо, но мысли в голове были неповоротливые и вялые. Так бывает утром, когда не выспишься, а мама уже будит. Но почему дядя Гарик о Чуне речь завел?

— А какая, вы говорите, история с Чуней?

— Так, это я к слову сказал, — ушел от ответа дядя Гарик. — Может, еще немного поспишь?

«Еще». Значит, он спал? Пришел домой, лег на диван и заснул? Дядя Гарик с Димой вернулись, а он спит. И дверь, наверно, забыл закрыть — как бы иначе они в квартиру попали? У Димы ведь ключей нет. Странно все, однако…

— А Дима где?

— Как на катере мы собирались покататься, помнишь? — осторожно спросил дядя Гарик.

— Помню, — пожал плечами Глеб. Как же ему не помнить — это ведь не год назад было.

— Ну вот и хорошо, — вздохнул дядя Гарик (почему это хорошо?). — Не стали мы кататься без тебя. К тому же Дима… ну, в общем, одного человека в парке встретил.

— Знаю, какого он человека встретил, — улыбнулся Глеб. — Веру свою, небось.

— От тебя, вижу, не скроешься, — тоже улыбнулся дядя Гарик. — А вообще, Глеб, с тобой не соскучишься!

— С вами тоже.

Сказал — и сразу смутился. Не подумал. Хотел как лучше, а получилось… Нехорошо получилось. Не обиделся дядя Гарик? Нет, не обиделся — засмеялся, встал с дивана и сказал:

— Ты пока полежи, поскучай немного, а я пойду чай приготовлю. Тебе сейчас хорошо крепкого чаю выпить. Только ты не вставай, пожалуйста, я быстро.

Дядя Гарик ушел, а Глеб полежал немного и тоже в кухню направился. Почему он должен лежать? Не больной ведь!

Дядя Гарик в чайник воду наливал. Увидел Глеба — и лицо у него снова неспокойным сделалось. Видно, что не понравилось ему Глебово на кухне появление. Но он ничего не сказал, спросил только:

— Голова не кружится?

Голова у Глеба не кружилась, но, чтобы дядя Гарик не волновался, он сел на табуретку. Рядом, на другой табуретке, спала Чуня. Глеб вдруг подумал, что должен помнить какую-то историю с Чуней.

— А у вас во Львове есть кошка? — спросил он дядю Гарика.

— Есть, — отвечает тот. — И кошка и собака.

— И как они уживаются?

— Ничего, дружно живут, даже скучают друг без друга.

— Вы любите кошек, собак… вообще, животных всяких?

— Люблю.

— Я так и знал, что любите. Потому что вы добрый.

— По-твоему, если человек не любит животных, так обязательно злой?

— Злой, конечно.

— Напрасно так думаешь. Я знаю много хороших людей, которые совершенно безразлично к ним относятся, а некоторые и в самом деле их не любят. Тут дело в другом. Не любишь — не люби, никто не заставляет. Но мучить их, бить, издеваться… Они же верят нам, людям, думают, мы им поможем, защитим. Потому и называются домашними. Им без нас почти невозможно выжить, а мы…

Глеб хорошо понимал, о чем говорил дядя Гарик. Не один раз приходилось ему видеть собак и кошек, выброшенных хозяевами, с перебитыми лапами. Да и не только лапами. Возле дома он часто видит одну кошку, ей кто-то хвост отрубил. Ребята поговаривали, что это Игорь «развлекается». Жаль, выследить не удалось. Игорь хитрый — пакостит, когда никто не видит. Но вот что он кошек в фонтан бросает — это точно. Глеб с Вовкой своими глазами видели. Подбежали к нему, а он смеется:

— Вы чего? Жара ведь какая — пусть прохладится. Поплавает немного — и вытащу.

Глеб и Вовка ни сказать ничего не успели, ни сделать, потому что подбежала какая-то девушка, босоножки сняла, в фонтан забралась, кошку из воды взяла, к себе, мокрую, прижала, а им сказала:

— Ну и мрази же вы! — И пошла от них с кошкой в руках.

Глебу до сих пор обидно, что девушка подумала, будто он и Вовка с Игорем заодно. А Игорь — в самом деле мразь! — еще вслед ей рожу скорчил и крикнул:

— Кошачья мама!

Но девушка даже не обернулась…

— Дядя Гарик, — спросил Глеб, — а что надо делать, если кто-нибудь кошку мучает?

— Я бы тебе сказал, — засмеялся дядя Гарик, — да непедагогично получится.

Но Глеб и сам догадался.

За разговорами дядя Гарик вскипятил чай, достал из шкафчика сахар и печенье. Глебу есть не хотелось, но чай он выпил и печенье одно съел, чтобы не получилось, что дядя Гарик зря старался. Когда почаевничали, дядя Гарик сказал:

— Тебе, пожалуй, засиживаться сейчас не стоит. Пойдем полежишь немного.

Вернулись в гостиную, Глеб снова лег на диван, дядя Гарик рядом сел. И все Глебу кажется, что он не просто на него смотрит, а как-бы присматривается, наблюдает. Будто вот-вот должно что-то случиться и он боится этого. И очень захотелось Глебу сделать для дяди Гарика что-нибудь хорошее-хорошее, чтобы исчезло у него из глаз это непривычное для него выражение. Посмотрел на телевизор, поколебался немного и решился. Пусть Лог не волнуется, дядя Гарик человек надежный. И голубой осьминог, что он из Адлера привез… может, это не просто совпадение?..

— Дядя Гарик, — сказал Глеб почему-то шепотом, — я вам открою тайну, очень важную. Только вы дайте честное слово, что никому не скажете. Потому что это… космическая тайна.

— Космическая? — поднял брови дядя Гарик. — Даю слово, конечно.

— Сейчас я вас познакомлю с человеком с другой планеты! — звенящим голосом сказал Глеб. И, увидев, как еще более неспокойными стали глаза дяди Гарика, поспешно добавил: — Вы не думайте, я с ума не сошел. Сейчас сами увидите. Я, правда, обещал, что сохраню тайну, но…

— Может быть, не надо, если обещал? — спросил дядя Гарик так же осторожно, как тогда, когда спрашивал, помнит ли Глеб, что собирались на катере кататься. Не верит, значит…

— Смотрите! — Глеб вскочил с дивана, подбежал к телевизору, включил, дождался, пока засветится экран, и щелкнул несколько раз переключателем, переводя на седьмой канал.

Экран был пуст… Лог не появлялся. Глеб растерянно уставился на тусклое стекло. Что же случилось? Почему Лог не вышел на связь? Может быть, не хочет показываться дяде Гарику?

— Ну, смотрю, — сказал дядя Гарик. — Что дальше? Это и есть твоя космическая тайна?

Глеба спас звонок.

— Шутник ты, однако, — сказал дядя Гарик и пошел открывать.

Глеб еще несколько секунд смотрел ничего не понимающими глазами на пустой экран, потом, услышав в коридоре Вовкин голос и еще чей-то, женский, выключил телевизор и, вконец расстроенный, вернулся на диван.

Вовка не сразу вошел в комнату. Сначала о чем-то пошептался с дядей Гариком. Глеб только одно слово разобрал — «недолго».

— Ну, как дела? — спросил Вовка теми же словами, что раньше дядя Гарик. И лицо у него такое же встревоженное. И тоже будто присматривается к Глебу.

— Вы что, сговорились? — хмуро спросил Глеб.

А Вовка быстро оглянулся на дверь, наклонился к самому уху Глеба и прошептал:

— У тебя все цело?

— А что у меня может сломаться? — удивился Глеб.

— Ну как же! — Вовка только руками развел. — Попасть под автобус — это, знаешь, не шутка! Хорошо еще, что так все закончилось.

— А кто попал под автобус?

— Как кто?! — совсем уже раскрыл глаза Вовка. — Не я, конечно. Ты попал.

— Я?!

Вовка даже головой затряс, будто у него ум за разум зашел:

— Ты что, издеваешься?

И тут у Глеба в голове проясняться начало. Медленно, словно вынимая каждое слово из самых дальних уголков памяти, сказал:

— И дядя Гарик меня из-под него вытащил?

— Ну, конечно! Он тебя нес, а я Чуню.

Так вот, значит, почему дядя Гарик об истории с Чуней спрашивал… И Глеб, будто со стороны, увидел вдруг себя, скорчившегося с прижатой к животу кошкой на дороге, нависшее над ним громадное днище автобуса. И еще чью-то быструю, сильную, руку, хватающую его за ногу…

Тут дядя Гарик в комнату вошел, а с ним Вовкина бабушка. Он посмотрел сначала на Глеба, потом на Вовку, головой покачал и спросил:

— Ты, свет Владимир, ничего тут лишнего не говорил?

Вовка смутился, пробормотал, глядя в сторону:

— Да нет вроде…

А бабушка торопит Вовку:

— Пойдем, пойдем, пусть Глеб отдохнет. Слава богу, пронесло.

Какому еще богу?! Дяде Гарику слава. Вовка с бабушкой ушли, а Глеб все в себя прийти не может. Даже о Логе забыл. И еще испугался. Не только из-за того, что его чуть автобус не задавил. Представил, что будет, когда мама с папой узнают. Это уже третий раунд получится…

— Дядя Гарик, не говорите, пожалуйста, маме и папе про автобус. Меня и так на неделю наказали. И в продленку отдают…

Дядя Гарик снова, как раньше Вовке, головой покачал и вздохнул:

— Значит, не утерпел все-таки дружок твой. Зря, выходит, я его к тебе допустил одного, пока бабушку успокаивал. Хотя, может, оно и к лучшему. А с тобой действительно не соскучишься. Ладно, попробуем не говорить. Пусть у меня тоже будет космическая тайна.