Воротиться нельзя влюбиться! (СИ) - Муратова Ульяна

— Нет, ты не под сарафан суй, а прямо под рубаху, — запротестовало зеркальце.

— Обойдёшься пока! Ты на испытательном сроке. Будешь ещё хамить и обзываться — отправлю в банку с мышиным помётом, а будешь хорошо себя вести — так и быть, засуну под рубаху.

Из диковины послышалось обиженное сопение, но дурой меня никто называть не стал, из чего я заключила, что мы всё-таки договорились.

— А на беседы со мной твои силы уходят? — уточнила я, заплетая косу.

— Только если ты просишь что-то узнать.

— А общую справку о том, куда я попала, ты дать можешь? Из того, что уже знаешь?

— Могу, — ответило зеркальце и замолчало.

Вредина!

— А расскажи, пожалуйста, — со вздохом попросила я.

— А чего тут рассказывать? Ты в Дремучем лесу, в Триседьмом княжестве, на окраине.

— Сколько отсюда до Стольнограда?

— Зависит от транспорта, — фыркнуло оно, но почти сразу исправилось: — Верхом месяц, коли на обычном коне. На ковре-самолёте или на волшебном скакуне всяко быстрее.

— Ты знаешь, зачем Кощеевич ищет навомирянку?

— Нет. Только то, что болотница рассказала. Знаю только, что Кощеич слово своё всегда держит и глупостями не занимается.

— А кто он вообще? Кто его мать?

— Колдун он. В Триседьмом княжестве — самый сильный. А уж кто его мать, мне не ведомо. Всякое говорят, может, и Яга. А может, и ещё кто.

— Злой он?

— А то!.. — возмущённо ответило зеркальце. — Тиран и самодур! Как к власти пришёл, так вечно что-то запрещает. Сначала запретил в Навомирье ходить. Потом запретил состязания богатырские устраивать. А теперь и вовсе ворожить запретил! Дальше что, дышать запретит?

— Он правда может меня в жертву принести? — тихо спросила я.

— Ещё как! Этот — ещё и не такое может. Что ты хочешь, человек нечистью правит так, что она его боится…

— Тоже верно, — окончательно опечалилась я.

А когда мне грустно, я ем. Плохая привычка, но что поделать. Это от сигарет или алкоголя можно взять и отказаться, нет в них жизненной необходимости. А от еды отказаться нельзя, приходится её приём контролировать, а это так сложно! Всё равно, что алкашувыдать бутылку водки и сказать: можно только по двадцать граммв день, а остальное просто в кармане носи.

В общем, я заела горе бутербродами с икоркой. Оно, конечно, лучше, чем лапша быстрого приготовления, но просветления на душе не случилось. Там у меня толпой скреблись доценты-коммунисты.

Поев, убрала со стола посуду и взялась за книги. Ещё раз проглядела все самые интересные, про ворожбу и заклинания, но колдовать побоялась. А вдруг сотворю какую-нибудь ерунду? На всякий случай одно запомнила: «Отступись, отвернись да прочь отседова катись!». Хорошее заклинание! Теперь я готова к приёму дорогих гостей.

Решила поискать в шкафах второй табурет. Всё-таки приедет принц, надо будет его куда-то посадить, не стоять же перед ним после этого.

Табурет не нашла, зато обнаружила тяжёлый бочонок, в котором что-то плескалось. Но что? Подписать никто не удосужился. Поставила его к двери и продолжила поиски в шкафах-матрёшках. Чего там только не было! Вот, табурета, например, не было. Зато было мыло! Его нашла целый ларь, на любой вкус — и жидкого в глиняных кувшинах, и кускового ароматного, и хозяйственного. Прекрасно! Просто прекрасно!

Раздосадованная, распахнула дверь, чтобы дойти до отхожего места, и чуть нос к носу не столкнулась с очередным гостем.

— Гой еси, хозяюшка!

Высокий, статный, одетый в расшитый золотом кафтан незнакомец лихо улыбнулся и спросил:

— Сударыня Яга?

— Здравствуйте. Я за неё, — ответила я, разглядывая незваного гостя. — А вы по какому вопросу?

— Дело у меня к ней есть важное, — пробасил он.

— Договор ещё не заключали? Задаток не давали? Сроки не оговаривали? — с подозрением спросила я.

— Нет, только вот добрался. До вас из Тривосьмого королевства путь не близкий.

— Ну… проходите тогда, — пригласила я его внутрь.

Гость зашёл, стянул шапку, и по плечам рассыпались густые волосы.

— Вас как звать?

— Маруся. А вы король Тривосьмого королевства? — с надеждой спросила я, разглядывая его лицо.

— Почему король? Я — принц! — гордо ответил он.

— Принц?.. — шокированно спросила я. — Как принц?

Передо мной стоял пусть высокий, широкоплечий и крепкий, но старик! Лет семидесяти, не меньше. Густые седые волосы обрамляли лоб белоснежными прядями и спускались до плеч. Яркие голубые глаза смотрели весело, но лицо было изрыто морщинами.

Безусловно, красивый, но… старый!

И тут в ушах у меня зазвенело от страшной догадки: я просила красивого, богатого и умного! И вот он стоял передо мной именно такой, только ещё старый, покрытый пигментными пятнами и седой как лунь.

От досады захотелось заорать дурниной и расколошматить зеркальце на мелкие кусочки.

— Да вы не глядите на возраст-то! — усмехнулся старый принц, подмигнув. — Я, собственно, почему и пожаловал. Молодильное яблочко мне нужно. Хоть бы и одно, а лучше штук пять. Плачу хоть золотом, хоть серебром, хоть королевскими милостями. Ах, прошу простить, забыл представиться. Евпатий Егорыч я, Первый принц Тривосьмого королевства.

— А есть ещё и второй? — с надеждой спросила я.

— Что вы! Нет. У нас испокон веков только по одному наследнику родится. Будет у меня сын, так Егоркой назову. Традиция. Отец мой, Его Величество Егор Евпатьич Сорок Восьмой, недавно яблочек-то наелся, теперь носится по дворцу, как угорелый. Переборщил немного, аж до пятнадцати годков омолодился. Вы, кстати, заодно средство какое от прыщей продайте мне. Говорят, что Яга — лучший в Явомирье зельевар. Вот и проверим заодно.

Я осела на бочонок рядом с принцем, лихорадочно обдумывая обрушившиеся на меня новости. Ладно, рано паниковать. Если молодильные яблочки есть, значит, не безнадёжна ситуация. Это же сказка. Тут всё немного понарошку, даже старость. Так что смотреть надо не на одрябшие веки и седую щетину, а на то, какой передо мной человек.

Хотя… Ну как можно всё это всерьёз воспринимать? Никак!

Старый принц сел напротив и участливо взглянул на меня.

— А конь у вас есть? — невпопад спросила я. — Белый?

— Есть, как не быть! — обрадовал меня он, чуть закряхтел, поднимаясь с табурета, и проворчал, извиняясь: — Помню, по молодости колени у меня были левое и правое… А теперь стали больное и здоровое!

— Да уж… — эхом отозвалась я, всё ещё не веря, что зеркальце мне такую подставу устроило.

— Эй, Раджа! Покажись девице! — гаркнул принц, открывая дверь.

Пришлось встать, чтобы не мешать.

В избушку сунулась лошадиная морда. Белая и познавшая тлен бытия. Раджа уныло мотнул головой и медленно моргнул огромными чёрными глазами, обречённо вздохнув. И вдруг встрепенулся. Принюхался. Большие ноздри жадно втянули воздух, а морда резко повернулась к бочонку и уткнулась в него, слегка качнув.

— А ну, не смей! — нахмурился вдруг старый принц. — Ты же бросаешь!

— Любой вид зависимости плох, будь то зависимость от алкоголя, наркотиков или идеализма, — вдруг укоризненно проговорил конь.

— Ты обещал! — пророкотал нависший над ним Евпатий Егорыч.

— Всё, что раздражает в других, может вести к пониманию себя, — ответил Раджа, а я вдруг с удивлением узнала цитату из творчества Карла Юнга.

— Не передёргивай.

— То, чему ты сопротивляешься — остается, — уверенно заявил конь в ответ и пырхнул так, будто поставил печать.

Бочонок тем временем повалился набок, и Раджа с необыкновенной прытью катнул его на себя. Тот с грохотом покатился прочь из избушки, старый принц кинулся наперерез, но был отброшен в сторону резким взмахом массивной морды. Пока Евпатий Егорыч, матерясь сквозь зубы, поднимался с пола, конь уже резво отбежал подальше от крыльца, копытом поддел бочонок, поставил его торчком и одним мощным ударом пробил дыру в крышке. В разные стороны брызнула пена, мгновенно застывая на морозе причудливыми хлопьями.