Начнём с воробышков? - Андрей Кокоулин

Перфилов выдувал смех в кулак, и получалось какое-то ту-ру-ру и тру-ха-ха. Нет, смешно, смешно. Весело.

— Всё, всё, едим! — сказала Лена.

Все уткнулись в тарелки, зазвякали по фарфору вилки и ножи, захрустели, переламываясь, куриные кости, поплыли наколотые огурцы.

Взгляд Маши, принявшей рюмку водки внутрь, в отношении Перфилова несколько подобрел. Вениамин Львович налил ей ещё.

— А мне вина! — сказала Лена.

И все опять захохотали, причём Маша едва не подавилась, и Перфилов на всякий случай отклонился, чтобы не подумали, будто он опять был причиной. Вовка нет-нет и нащупывал мёртвого воробья — Перфилов видел это по его сосредоточенному лицу.

Курица оказалась замечательно прожарена.

Вовке налили лимонада. Вениамин Львович, взяв-таки на себя обязанности разливающего, нацедил вина и Лене, и Маше. Перфилов чуть-чуть пригубил водки. Между Леной и Вениамином Львовичем завязался разговор о домашних соленьях, вареньях и особенностях созревания перцев и помидор в теплицах среднерусской полосы. С теплиц они плавно перешли на погоду, на нынешнюю весну, на прогноз по лету. Здесь включилась Маша и поведала о связи самочувствия с пятнами на солнце, о перемене полюсов и скором ледниковом периоде.

— Да ну, ерунда! — высказался Вениамин Львович. — Всё дело, простите меня, Мария, в малом отрезке наблюдения, поэтому погодные сезонные флуктуации нам кажутся чем-то из ряда вон выходящим, хотя, на самом деле, не выходят за статистические границы не двухсот, а, скажем, тысячи или двух тысяч лет.

— А пчёлы? — не сдалась Ленина подруга. — Пчёлы же вымирают! И дельфины выбрасываются!

— Ну, это ещё не изученный феномен.

— У вас вон, у дома, насекомые у стенок лежат! Тоже, скажете, феномен?

— Это где? — поинтересовался Вениамин Львович.

— У дома, под окнами. Вот как идёшь от остановки — под одним и под другим. И на асфальте.

Перфилов заметил, как побледнел Вовка.

— Ну так травили, наверное, — сказал Вениамин Львович легкомысленно. — А потом смели да не убрали. Или дети, знаете, как только не развлекаются, может, даже соревнуются на количество трупиков. Но скажу вам вещь более необъяснимую: тараканы из квартир действительно куда-то пропадают.

— А вот это верно! — горячо поддержала его Маша. — Я сама думаю, не предчувствуют ли они чего? Катаклизм или яд какой-нибудь?

— Возможно, люди меняются, — Вениамин Львович качнул головой, явно не одобряя эти изменения. — Люди становятся злее, раздражительнее, всякие насекомые, поверьте, это отлично чувствуют. Видимо, наступает определённый предел…

— А я думаю, это новая химия, — сказала Лена.

— Химия!? — воскликнул Вениамин Львович. — Они выживут даже в ядерной войне! Они и крысы. Потому что — сверхадаптивный аппарат!

— Тогда — микроволны.

Перфилову сделалось скучно.

Он доел курицу, пока Маша, Лена и Вениамин Львович вели громкий спор о выживаемости тараканов и наличии их в квартирах. Потом Лена обратила внимание на то, что Перфилов отставил тарелку, и предложила потанцевать.

Тараканы отошли на второй план. Стол отодвинули. Лишнюю посуду убрали. В магнитолу зарядили диск.

— Руслан Игоревич!

Лена встала перед Перфиловым, протянув руки.

— Что? — спросил он, перебравшийся в процессе перемещения стола со стулом к Вовкиному креслу.

— Хотя бы один танец!

— Я не особо умею.

— Руслан Игоревич! — с укором произнёс Вениамин Львович. — Уж могли бы уважить хозяйку! В конце концов, это неприлично!

Они с Марией вдвоём уже медленно покачивались в центре комнаты под "Эммануель", которой разродилась магнитола. Одна рука соседа сползла с талии чуть ниже и явно намечала дальнейший эротический захват ягодицы.

— Хорошо, — под ожидающим взглядом Лены сдался Перфилов, — но предупреждаю…

— Оставьте.

Лена вытянула его к себе. Её глаза оказались так близко, что он разглядел своё маленькое и несчастное отражение в глубине зрачков.

— Ведите, — сказала она.

Губы её, розовые от помады, приглашающе изогнулись, ресницы дрогнули, голова чуть склонилась вправо. Перфилов, мысленно вздохнув, возложил руки чуть выше Лениной талии и повёл по часовой.

Поля Мориа сменил Джо Дассен, Вениамин Львович, едва разминувшийся с Перфиловым плечами, подмигнул и притиснул к себе ойкнувшую подругу.

Комната смещалась в такт шагам, то раздражая взгляд бедным углом, то поворачиваясь окном, за которым проступали рамы остеклённого балкона, то приближаясь исцарапанным сервантом с одинокой фигурной свечой на полке.

Вовка в кресле деловито терзал пятку.

— Ну как? — спросила Лена спустя три или четыре минуты.

Джо Дассен утихомирился, уступив место Морриконе.

— Что "как"? — спросил Перфилов.

— Ну совсем же не страшно немного потанцевать.

— Мне кажется, это вопрос не страха, а подчинения.

Лена лукаво улыбнулась.

— А вам разве не хочется подчиняться?

— В каком смысле?

— Мужчинам часто не хватает цели. Они живут словно впустую, ни для чего. А женщина эту цель даёт.

— Это какую?

Комната под музыку раскручивалась всё быстрее.

— Себя. Женщина — это же персонифицированная любовь. Ради чего ещё должен жить мужчина, как не ради любви?

— Вы знаете про Елену Троянскую, Августу Гонорию, Рогнеду Полоцкую? Сколько, думаете, людей положили на алтарь их любви Менелай с Агамемноном, Атилла и князь Владимир?

— Ну, это частные случаи.

— Вы ошибаетесь. Женщина очень часто просит невозможного. Или же считает, что ради неё можно всё.

— То есть, вы женоненавистник?

— Простите…

Перфилов расцепился с Леной, и комната остановилась.

Вениамин Львович всё ещё, жмурясь, гладил нескромные Машины формы, и Маша не отстранялась. Перфилов подумал: нашли друг друга.

Он снова подсел к Вовке.

— Ещё десерт! Не расходимся! — объявила Лена и выскочила на кухню.

— Ты как? — шепнул Вовке Перфилов.

Мальчик взглянул на него.

— Мне страшно, дядя Руслан.

— Из-за воробья?

Вовка кивнул.

— Я же не специально, а он всё равно…

В груди у Перфилова ёкнуло.

— Знаешь, нам обязательно надо поговорить. Желательно, конечно, наедине. Потому что такие вопросы в компаниях не решаются.

— Меня к вам не отпустят, — вздохнул Вовка.

— Придётся как-то исхитриться. Твоя мама разве не работает?

— Работает. Она, как и вы, днём. Я её ненавижу! — вдруг с физически ощутимой злостью произнёс мальчик.

— Вовка!

— Вы можете мне помочь?

— Не знаю. Но вместе мы что-нибудь придумаем. Возможно…

— Возможно, Вове пора домой, — сказал, возникнув перед креслом, Вениамин Львович. Он пошевелил усами, наклонился и низким голосом выговорил Перфилову:

— Как можно? У вас Леночка не обихожена, дорогой мой, а вы с мальчиком… Я тазобедренным суставом чую, она вас хочет.

Перфилов обнаружил, что музыка кончилась, а девушек в комнате нет.

— Я, наверное, пас, — сказал он.

Лицо Вениамина Львовича, комкаясь, выразило крайнее неудовольствие.

— Нездоровые вибрации, Руслан Игоревич, — он ещё понизил голос. — А что если это сексуальное напряжение? Вы хотите его снять? Я не знаю, как у вас в этом плане было с Маргаритой, она была своеобразная же…

Перфилов, не выдержав, несильно ткнул соседа по лестничной площадке в грудь. До лица пришлось бы тянуться.

— Заткнитесь!

— Что-о?

Перфилов поднялся.

— Или вы замолкаете, или мы устраиваем мордобой.

— Вы… — нешуточное возмущение Вениамина Львовича проявилось в напряжённо дрогнувших усах. — Я старше вас! Я вполне ещё могу… какого-то щенка!..

Оглядываясь на дверной проём, он принялся закатывать рукав торжественно-белого, с серыми домиками узора на груди, свитера.

— А у меня — вибрации! — прошипел Перфилов. — Не боитесь?

Он поднял длинные бледные руки к лицу, плохо копируя боксёрскую стойку.

— Дядя Руслан, — произнёс с кресла Вовка.

— Отстань! — бросил ему Перфилов, не усмотрев, как сжался от окрика, потемнел глазами мальчик.

— Мужчины! — всплеснула полотенцем, встав на пороге, Лена. — Вы из-за меня, что ли? Или из-за Маши?

— Из-за полового напряжения, — прищурился Вениамин Львович.

— Из-за негатива! — процедил Перфилов.

— Что вы праздник портите, в конце концов! — подскочив, Лена заставила драчунов опустить руки. — Хватит!

— Как скажете, — с готовностью сказал Вениамин Львович и отошёл к столу, словно ничего и не произошло.

— Павианы! — Лена посмотрела на Перфилова. — Самцы!

— Скажете тоже, — отвернулся тот.

— Ещё и при ребёнке! Ой, а где Вовка?

Перфилов обернулся. В кресле мальчика не было.

— Наверное, ушёл, — сказал Вениамин Львович, поднося к губам рюмку. — В конце концов, детское время кончилось…