Указка - Алексей Кошкин

…бросил собачий череп. Окно разбилось. Я пошел по улице. Потом подошли двое черных. В белых жилетках и трусах. Жмурились на солнышко. Я тоже давай жмуриться. Солнышко для меня далекое и родное, а они — нет. Говорят:

— Ну что? Как там твоя русская национальная идея?

Мне стало интересно. Они что, газеты читают?

— Впервые слышу.

Один худой и подвижный, а другой — баскетболист. Баскетболист говорит:

— Чем расплачиваться будешь?

Где-то я их видел. И они меня видели. Не помню.

У подвижного ножик. У баскетболиста, как ни странно, мяч. Повторил свой вопрос мокрыми губами. Отвечаю:

— Позволю тебе отсосать у меня. Только недолго…

Все было быстро. Подвижный ткнул баскетболиста ножиком. Глубоко. И совсем не в мяч. А потом боднул светофор. Светофор дрогнул и зажегся. Я говорю:

— Выворачивай карманы.

Подвижный (впрочем, уже не подвижный) сморщил рожицу. Протянул свернутую бумажку.

Я пошел в переулок. По стене ползали сороконожки. Присел на лестницу, на пятой ступеньке. В бумажке трава. Закурил. Прижег сороконожку. Стал считать. Тридцать две секунды. Потом подохла.

Вспомнил, где их видел. Кто-то лез в окно. Я подошел. Они стояли. Говорят:

— Это твоя машина?

Смотрю: старый «Форд». Измазан каким-то дерьмом.

— Моя.

Подарил им этот «Форд».

Они сказали, что снимают кино. Машина нужна им для взрыва. Потом они попросили деньги на съемки. Я сказал, что буду в доле, иначе не дам. Потом они…

В небе между домами полетел самолет. Значит, летают еще. Наверное, китайский. Не боятся летать над городом. Впрочем, ракет здесь уже не осталось. Какие рассыпались, какие продали Ирану… А на истребителях, какие еще исправны были, летчики все на Кубу рванули. Загнали их там по тысяче долларов, работу себе нашли. Я об этом в новостях слышал, Си-Эн-Эн тогда еще не закрыли…

Нет, это другие. Видел еще раньше. В колледже. Того, который на нож напоролся, зовут Мак. Он хвастался, что гей. Выяснилось, врал. Потом ему вкололи полторы дозы прямо на занятиях. И он валялся на куче ободранной штукатурки… А второй, Луи, залезал на чердак и блевал там. Пока его не сбросили. У него еще сестра была, у которой серьги выдрали…

Наверху открылась дверь. Выглянула китаянка. Я ошалел, когда увидел. В таком гнилом доме… Может, все-таки японка? Она говорит:

— Иди сюда.

Нет, китаянка. Я поднялся. Спрятал траву в карман.

— Заходи.

Я зашел. Слышу:

— Сюда только черным ходом можно попасть. Это ничего. Подъезд все равно вонял. Теперь обгорел. Почти не воняет. Пак его заколотил досками. Никто не проломит.

— Это почему? — спрашиваю.

— Он гвозди воткнул и смазал чем-то желтым. Ты туда не суйся.

Она маленькая, темнолицая. Все время грозит кому-то пальцем. Не мне. И кожа на лбу во все стороны ползет.

Хвать меня и тащит.

— Я все выкрасила, — говорит. — Кроме потолка. Но ты на потолок не смотри. Ты смотри в окно. Во всем районе только один канадец. Да и тот однорукий. Хороший район. Здесь мэр жил, пока его не переизбрали.

— А теперь он где живет?

Она уставилась на меня.

— Его же переизбрали, — говорит. — Прямо в этом доме. Давно. Хочешь чаю?

Я спросил:

— А если я не захочу смотреть в окно?

Она забегала.

— Так ты что, не покупатель?

— Нет.

Она остановилась.

— Я же сегодня уезжаю, — сказала. — У меня денег не хватает…

Я достал траву. Опять закурил.

— Двести долларов! — крикнула она. — Покупай!

— Мне очень жаль, — говорю.

Она прищурилась:

— Вежливый… А мне насрать. Сто пятьдесят! Выкладывай.

Замолчала. Дергалась, как кобра. Я говорю:

— Пятьдесят.

Она что-то крикнула по-своему. Вижу, рот у нее поехал вниз. Тихо говорит:

— Ведь последний программный рейс. Потом обычные пойдут. Там дорогие места… Ладно! Бери за сотню!

— Ладно, — говорю. — Сотня так сотня.

Взяла. Перестала грозить пальцем. Стала совать лист на владение. Я говорю:

— Ключ давай. И второй тоже.

Сел, играю ключами. Она стала вертеться, собирать сумку. Потом вышла на середину комнаты, вроде как запоет сейчас. Слышу:

— У меня месячные…

Я только привстал. Она давай дальше вертеться. Испугалась. Трава закончилась. Смотрю в окно — те ушли. Баскетболист, наверно, сам ушел. Не мог же тот, второй, его волочить…

Она вещи собрала. Я смотрю вполглаза. Стоит в углу. Беседует с кем-то. Вижу, что-то мокрое. А это зеркало, все в пыли. А по нему слезы текут. Я говорю:

— Ты чего?

Она:

— Раньше я была другая. Красивая. А сейчас зубы гнилые. Если присмотреться. Хочешь, поехали со мной?

— Вот еще, — говорю. — Только я квартиру купил…

Тут до меня дошло. Зачем, думаю, купил? Все равно уезжать собрался…

Она как засмеется! Потом вижу — застыла. И лицо неподвижное. А у двери китаец стоит. На меня не смотрит. Я тихонечко к окну. Невысоко.

Он говорит:

— Ты еще здесь, дура?

Она села на корточки и ну изгибаться, как в коликах. Руки заломила. Он говорит:

— Я тебя везде искал. Достал деньги. Пойдем.

Она — ноль внимания, как в задумчивости. Он шагнул, взял ее за волосы, и они вышли. Про меня забыли. А у меня теперь на сто долларов меньше… Я дверь запер, пол подмел, дохлую собачонку в мусорку бросил и на диван лег. На потолок смотреть и правда нельзя. Я глаза закрыл.

Да, озадачил меня Игорь Вадимович этот, из консульства. Чтобы вышло, как он советовал, так для этого мне пистолет нужен. Без оружия не справиться. А где его взять? Отобрать у кого-нибудь? Так оружие для того и носят, чтобы ничего отобрать нельзя было… К вдове сейчас тоже не сунешься… Ладно! К Вовке, конечно, неохота обращаться, а надо. Только я теперь звонить не буду, а то он опять отвертится. Прямо к нему поеду…

… Нет, вспомнил. Не из какого они не из колледжа. Сидели мы однажды в клубе. Димка все о русской идее говорил. Про то, как он из России тысячу парней привезет, и они здесь порядок наведут. Вовка говорит:

— Да кто сюда поедет, в эту Америку?

В это время свист раздался шелестящий. Димка крикнул:

— Бомба!

И отовсюду дым повалил. Меня кто-то бац по голове. Ну, я свалился. Внизу дыма меньше. Я смотрю — ноги. Много черных ног в сандалиях. Вовка заверещал. А Алекс просто сказал:

— Не тронь видак. Убью.

Потом как выстрелит! И снаружи кто-то выстрелил. А когда америкосы убегали с нашим видаком, я выглянул и хорошо запомнил их. Просто это давно было.

Нет, баскетболист не загнется, наверное. Надо было ему еще добавить…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Андрей Иванович огорчался все больше.

Племянник его, Сенечка, принес в редакцию какую-то черную штуковину. Положил на стол и давай что-то в ней клеить. У Андрея Ивановича от запаха клея заболела голова. Он потребовал объяснений.

— Это скрипичный футляр, — сказал Сенечка.

Голова у Андрея Ивановича заболела еще больше. Да что же это творится? Племянник его, Сенечка, стал учиться играть на скрипке! Разве ему некуда девать свободное время? Ходил бы в театр! Он ведь так ни разу и не был в театре. А там новая патриотическая пьеса идет. Называется «По вагонам — разойдись!»

— Это чужой футляр, — объяснил Сенечка. — Я на него случайно наступил. Обещал склеить и сегодня вечером отдать. Не волнуйтесь, я недолго. Сейчас все высохнет, и запах исчезнет.

— А работать кто будет? — спросил Кабинетов.

— Я уже написал статью, — сказал Сенечка.

— О чем?

— О милиции. Отдал ее Андрею Ивановичу.

Евгений Викторович в этот день появился раньше обычного. Принес короткий, но яркий материал об изменении городских телефонных номеров:

«Все мы довольны безупречной работой нашей телефонной службы. Россияне могут бесплатно позвонить в любой уголок земного шара.

Каждый ребенок знает, какие цифры набирать, если пришла беда. Всем известны службы срочного вызова. Над каждым уличным телефоном привинчен этот перечень: «Пожарные», «Милиция», «Скорая помощь», «Речные спасатели». И не такие тревожные: «Пейджинговая», «Справочная», «Психиатрическая Помощь Животным». И многие другие. Нет человека, который хотя бы раз не воспользовался одной из этих служб.

Прекрасно! Блестяще! Слава российским телефонистам!

Но почему россияне, имея возможность связаться, например, с Китаем, Америкой или голодающей Японией, не знают, как и кому выразить восторг по поводу великолепия Обновленной России, восхищения ее успехами в труде и спорте? Почему нет номера, набрав который, россиянин может похвастаться своими личными достижениями и поговорить о своем светлом будущем?

Именно таким вопросом задался директор Российской телефонной компании Алексей Чудозвонов. Он выдвинул свой проект решения этой проблемы. И теперь, к искренней радости всех двадцати двух миллионов россиян, эта проблема решена.

— Теперь на всей территории Обновленной России есть новая срочная служба, — говорит Чудозвонов. — Она называется «Телефон доверия президенту». Каждый из россиян, восхищенных нашим президентом, может позвонить в эту службу и лично выразить свой восторг, поговорив со специалистами по общественному мнению. Также приветствуются беседы на патриотические темы. Если же вдруг у россиян возникнут пожелания или даже легкая критика политики президента, лучшие специалисты смогут разрешить все сомнения и ответить на все вопросы.