Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести - Любовь Воронкова

Сучья прошумели, и Ромашка исчез. Дядя Сергей достал топор. У Груни над головой запинькала синичка.

Груня похлопала рукой по стволу лежащей елки.

— Дядя Сергей, а мне что делать?

— А вот сейчас будешь сучья подбирать да таскать в кучку.

Дядя Сергей ловкими, точными ударами срубал сучья. Коротко звякал топор, и сук с одного удара падал на землю. Груня обжигалась о крапиву, брала их по два, по три под мышку, волокла наверх из овражка и складывала в кучку. Сучья дыбились, топорщились и все так и норовили то пырнуть Груню, то оцарапать ее жесткой хвоей.

По мягкому моху неслышно подошла тетка Настасья, Ромашкина мать; протяжно прозвенела пила, которой задела она за дерево.

— Давай корень отрежем, — сказал дядя Сергей.

Тетка Настасья молча подняла и поставила пилу на ствол елки. Дядя Сергей принял рукоятку, и пила сначала коротко махнула по стволу раз, другой, словно пробуя голос, а потом загудела ровно, плавно, ритмично. Не глядя, можно было знать, что пилят двое сильных, умелых людей, у которых даже самая тяжелая работа в руках поет.

Они работали молча. Лишь иногда бросали друг другу короткие, отрывистые фразы:

— Сергей, спина-то не болит?

— Ничего, потерпим.

— Может, отдохнешь?

— Распилим — отдохнем.

Груня не спеша перетаскала сучья. Потом подошла к Серому. Лошадь мотала головой и била ногами.

— Что, слепни заели?

Груня сломила густую осиновую ветку и принялась размахивать ею, отгоняя слепней.

— Что же ты только их гоняешь? Ты их бей!

Груня живо обернулась. Из осинника вышел Ромашка. Он был в отцовском пиджаке, карманы висели где-то возле колен, а рукава были завернуты. Мокрая кепка была сдвинута на затылок, и над крутым лбом торчали потемневшие от влаги вихры.

Ромашка подошел к лошади и с размаху хлопнул ладонью по ее груди.

— Смотри, — сказал он Груне, раскрывая ладонь, — во какие припиявились — вся рука в крови!

Огромные, головастые, слепни лежали у него на ладони. Он сбросил их, вытер об траву руку, но уже не отошел от Серого. Он хлопал его то по брюху, то по ногам, то по груди.

— У-у, кровопийцы!.. Гудят, как «мессершмитты» какие!

— Ромашка, — взмахивая хворостиной, кричала Груня, — куда ты под самые ноги-то лезешь? Ударит ведь!

— «Ударит»! Дурак он, что ли?

Чаще-чаще запела, зазвенела пила и примолкла. И в тот же момент с глухим стуком упал в траву отпиленный конец ствола.

— Отдохни, — сказала тетка Настасья.

— Надо, — улыбнулся дядя Сергей и сверкнул зубами. — Порченый конь шибко не бежит!

Он сел на пенек и стал свертывать цигарку. Тетка Настасья взяла топор и принялась счищать с бревен жесткую лиловато-серую кору. Свежий срез, светлый и круглый, глядел сквозь зелень, как луна.

— Во какую распилили! — сказала Груня.

Она присела недалеко от дяди Сергея и уставилась на него, встревоженная своими мыслями.

— Дядя Сергей, а что мне подумалось…

— Что же?

— Дядя Сергей… Вот мы землю копаем… Лес возим… Строимся… А ведь война-то еще не кончилась?

— Ну и что?

— Ну, а вдруг немец обратно придет?

У дяди Сергея слегка сдвинулись брови:

— Никогда!

Дядя старательно притушил окурок, встал и, разминая больное плечо, снова взялся за пилу.

— Что ж я сижу? — спохватилась Груня. — Хоть щепок набрать!

Из лесу шли пешком. Серый, покачивая головой, крепко упираясь ногами, тащил тяжелые бревна. Солнце прорывалось сквозь поредевшие облака, падало желтыми пятнами на ухабистую дорогу, на жесткую лесную траву — там острым огоньком вспыхнула росинка на листке, там засветилась янтарная головка бубенчика… Груня шла с охапкой щепок в фартуке, напевала что-то и весело поглядывала кругом.

Груня проснулась на рассвете. Пастух хлопнул кнутом против дома, словно из ружья выстрелил.

И тут же услышала разговор — мать разговаривала с соседкой Федосьей.

— У Цветковых парень пришел.

— Виктор?

— Виктор. Сегодня ночью пришел. Сейчас я корову выгоняла — Аннушку видела. Говорит, с медалями.

— Совсем или как?

— Ну, какое «совсем»! Еще война не кончена — как же совсем-то отпустят? Это уж если ранен тяжело, как вот наш Сергей. А этого — либо в отпуск, либо после болезни отдохнуть послали…

— Счастье людям! — вздохнула Федосья. — И живы… и в медалях… А мой лежит где-то в сырой земле — и могилки нет! А тут приходят, руки-ноги целы, да еще с медалями…

— А что же, тебе легче было бы, если бы этот тоже без рук или без ног пришел? — упрекнула ее мать. — Да тут только радоваться надо — пусть хоть кому-нибудь счастье. Да побольше, побольше бы этого счастья! А горя-то мы все и так уж хлебнули — не знаешь, как и сердце вынесло!

Груня открыла глаза. В стенах сараюшки светились лазоревые щели.

«Раисин брат пришел, — сообразила она. — Вот теперь будет Раиса задаваться! Теперь ее и вовсе на работу не пошлешь… А интересно поглядеть, какой он теперь стал, Виктор-то?»

Ласточка повторяла свою милую однообразную песенку. Сквозь щели тянуло свежестью. Рано еще… Груня получше закуталась в свое лоскутное одеяло и закрыла глаза.

Проснулась она лишь к завтраку. Стенька будила ее:

— Груня! Грунька! У Цветковых Виктор приехал!

— Вот так новость! — ответила Груня, не открывая глаз. — Я эту новость давно знаю.

— Откуда?

— Во сне видела.

После завтрака отец сказал Груне:

— Ты сегодня свою бригаду веди на луг. Там сено легкое, да и немного его — убирайте одни. А большая бригада пойдет на клевер.

Груня пошла собирать ребятишек. Ромашка и Федя уже стояли среди деревни с граблями.

Анюта и Поля-Полянка тоже приволокли грабли. Их от пастушни освободили — теперь в деревню вернулись настоящие пастухи.

Трофим тоже пришел. Отец был занят — он вил веревки, и Трофим ему был не нужен.

Вскоре пришел и Женька.

— Ребята, а Раису-то звать или нет? — нерешительно сказала Груня.

— Отчего же не звать? — удивился Ромашка. — Если брат приехал, так и работать не надо? Давай хоть я за ней пойду!

— Да давай хоть и я! — сказал Женька.

— Грунь, давай я сбегаю? — подскочил Козлик. — Я живо!

А Трофим глядел молча: кто пойдет Раису звать, за тем и он увяжется.

— И что это вам всем сегодня Раиса очень понадобилась? — сказала Стенька.

А Груня засмеялась:

— Ой, ребята! Ну и чудаки! Не Раиса им понадобилась — им уж очень хочется Виктора поглядеть. Да не торопитесь, увидите. Авось прятаться в кузне от вас не будет — выйдет на улицу!

И тут же, словно подслушав Грунины слова, в низеньких раскрытых дверях кузни появилась фигура военного.

Молодой сержант Виктор вышел на улицу и огляделся кругом. Солнце золотом и серебром зажглось в медалях, мягко засветилось в начищенных сапогах. Ребята притихли — вот так Виктор Цветков, какой важный стал!

А Виктор мерным шагом подошел к ним:

— Здорово, братва!

— Здравствуй!..

— Чего стоите с граблями? Кого ждете?

Ребята, переглянувшись, молчали. Груня покраснела.

А Виктор смотрел на них, еле сдерживая улыбку на пухлых губах.

— Вот так работнички! И этот тоже с граблями. Как тебя зовут, беляк?

— Трофим.

— А! Егоров сынок! А эти две пичужки чьи? Подросли за войну — никого не узнаешь!

— Это Анюта Дарьина. А это Полянка, Миронова внучка.

— И все на работу собрались? Ну молодцы, ребята!

Виктор, не вынимая рук из карманов, нагибался к маленьким, смеялся, а медали тонко позванивали на его темно-зеленой гимнастерке.

— Так кого же вы ждете? А?

— Вашу Раису ждем, — вдруг решившись, сказал Ромашка. — Всегда канителится.

— Раиса! — закричал Виктор. — Ну, ты что ж там сидишь? Не видишь — люди ждут?

Раиса вышла, не спеша взяла грабли, прислоненные к стене кузни.

— Нехорошо, — сказал Виктор, — очень даже нехорошо. У нас бы тебе за опоздание живо наряд дали.

— Мы сегодня на луг, ребята, — сказала Груня, поднимая грабли на плечо. И, уходя, улыбнулась Виктору, словно это был ее родственник, а не Раисин: — Приходите к нам на луг — покосничать!

— Приду! — весело ответил Виктор. — Обязательно приду! Готовьте грабли!

Дня два покрасовался по деревне молодой сержант, а на третий снял с себя гимнастерку с медалями, вместо нее надел голубую майку, а вместо начищенных сапог — тапочки и пошел с колхозниками косить клевер.

После обеда, когда Виктор отбивал косу, Раиса подошла к нему и стала рядом, прислонившись к березе. Она медленно заплетала волосы и, не глядя на Виктора, ждала, когда он заговорит. Но Виктор, не отрываясь, стучал молотком по краешку лезвия и был этим очень занят.

— Зачем-то гимнастерку с медалями снял, — не глядя на брата, сказала Раиса, — зачем-то косить пошел!