Корректировщик - Александр Аннин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первое время новые хозяева жизни еще соблюдали какие-то приличия. Прежде чем спилить дерево, его долго «травили» керосином, и лишь когда полностью осыпалась хвоя, владелец особняка оформлял сосну или ель как сухостой, грозящий упасть в любой момент. Таким образом заполучалось разрешение на «ликвидацию». Но теперь нувориши уже не церемонились и спиливали деревья в полном соку, а если вмешивался экологический контроль, то с легкостью выплачивали необременительный штраф.
На все это варварство с душевной болью взирал бывший следователь по особо важным делам генеральной прокуратуры России Петр Игнатьевич Ванников. «Серебряные ключи», этот островок живой природы и райского уединения на окраине бурлящей столицы, постепенно превращался в мрачное скопище угловатых, денно и нощно охраняемых резиденций. Причем на въезде в поселок, огороженный высоченным забором, охрана была, мягко говоря, формальной: въезжай и входи, кто хочет. Лишь малахольный дедок в пятнистом «камуфляже» и бутафорской фуражке важно восседал в будке у постоянно открытого шлагбаума.
Имелось в виду, что каждый домовладелец должен сам заботиться о собственной безопасности. «Идиотизм, да и только!» – качал головой шестидесятилетний Ванников.
А впрочем, скажите на милость, какое, собственно, дело Петру Игнатьевичу, почтенному пенсионеру и бывшему госслужащему со скромным окладом, до всяких там капризов и причуд новых русских, скупивших участки у наследников советских маршалов, академиков и министров? Да самое что ни на есть прямое, непосредственное – ведь господин Ванников также был полноправным членом дачного кооператива, владел кирпичным коттеджем в «Серебряных ключах».
Правда, если не принимать в расчет сохранившиеся кое-где ветхие деревянные домики с мансардами, если ориентироваться на вышеописанные коттеджи-мастодонты, то у Ванникова был, пожалуй, самый скромный дом во всем поселке миллионеров. Полутораэтажный кирпичный особняк (размер по периметру – семь на десять), ломаная кровля из металлочерепицы… Среди внушительных громадин, высящихся по соседству, коттедж Ванникова смотрелся как прогулочная яхта на фоне эсминцев.
Но был, был и у ванниковского дома свой шик: верхний полуэтаж представлял собой толстую букву «п», положенную плашмя. «Рога» – две спаленки, соединенные коридором со скошенным потолком. Для кого же, гм, приготовил вторую спальню предусмотрительный хозяин? А Бог его знает. Петр Игнатьевич уже много лет жил один, но за те несколько месяцев, что он пробыл на пенсии, Ванников так помолодел душой и телом, что стал всерьез задумываться о возможности второго брака…
Несмотря на непогоду, Петр Игнатьевич и сегодня не стал нарушать своего распорядка. Облачившись в старомодный плащ на меху, валенки с галошами и фетровую шляпу, раскинув над собой прочный механический зонт, бывший следователь отправился на прогулку. Пользы в этом, как он прекрасно понимал, было немного, но нельзя давать себе поблажку. В его возрасте очень легко превратиться в апатичного сибарита.
Первое время, как только он поселился здесь, Ванников все бродил по поселку в поисках пресловутых ключей, давших когда-то название кооперативу. Ну хоть бы один родничок с чистой, хрустальной водицей! Нет как нет. А, может, их и не было никогда, и словосочетание «Серебряные ключи» – всего лишь плод убогой фантазии работников сталинского наркомбыта? Или в названии дачного поселка скрывался иной, утраченный со временем смысл? Ну, скажем, очередному заслуженному строителю коммунизма вручались ключи от дачи, сделанные из чистого серебра?
Издатель Марат Хрипунов, живущий наискосок от Ванникова, со смехом выслушал исторические гипотезы пенсионера. И объяснил, что родники когда-то действительно были, он даже их помнит. Но с размахом строительства коттеджей, прокладкой многочисленных коммуникаций что-то было нарушено в грунтовой системе, каких-то там подземных водах, и ключи иссякли…
Ванников неспешно вышел из своей калитки на бетонную дорогу. Вот, кстати, одна из последних «могиканок» – дощатая двухэтажная дача довоенного образца, крытая еще листовым крашеным железом. Участок порос дремучими елками, а окна веранды сплошь увиты плющом. Когда-то дача принадлежала всесильному академику Ардашкину… Как тесен мир! Ведь в определенной степени благодаря покойному Ардашкину бывший следователь недавно стал владельцем собственного особнячка.
Глава четырнадцатая
Теперь здесь, на старой даче, обитала вдова академика – на редкость зловещая старуха, которая почти не появлялась на людях. Однажды Ванников решился-таки напроситься к ней в гости. Его на склоне лет заинтересовали кое-какие факты из жизни Анатолия Семеновича Ардашкина – бывшего, можно сказать, подследственного Петра Игнатьевича. Отставного служаку мучили вопросики, на которые Ванников так и не успел найти ответ в 1991 году. Тогда дело, возникшее вокруг секретного НИИ Минобороны, возглавляемого Ардашкиным, так и не было доведено до конца. Может, из-за того, что академик застрелился, а может, и по каким-то другим причинам…
Он уже знал, что лучший способ свести дружеское знакомство с вдовой – купить бутылку, а то и две, мексиканской текилы. Ванников обнаружил искомую текилу в поселковом минимаркете и запросто отправился к Ардашкиной: мол, посидим по-соседски, по-стариковски. Вера Ильинична (так звали полинялую мадам) молча достала пузатенькие стопочки, они церемонно выпили. «Между первой и второй – промежуток небольшой», – облизнула морщинистые губы вдова и налила по новой… И тут у нее в прихожей зазвонил телефон.
Ардашкина с расширившимися от ужаса глазами слушала трели, а Петр Игнатьевич недоуменно ждал, когда она соблаговолит подойти и снять трубку. Наконец Вера Ильинична, видимо, осознав всю нелепость ситуации, словно сомнамбула, двинулась в прихожую, а через считанные секунды выметнулась оттуда с бледным, искаженным лицом, кинулась к Ванникову:
– Это он! Это опять он звонил! – свистящим шепотом повторяла старуха.
– Да кто, кто он? – отдирал ее от себя перепуганный Петр Игнатьевич, хотя уже прекрасно понимал, кого имела в виду его собутыльница; и от этого понимания последние волосы неслышно вставали дыбом на голове бывшего следователя генпрокуратуры.
– Он! Он! Муж мой покойный! – страшным, загробным голосом провыла старуха, и Петр Игнатьевич, взвизгнув, вырвался от нее и стремглав сбежал по гнилым ступенькам крыльца ардашкинской дачи.
«Она сумасшедшая, – успокаивал себя Ванников. – Допилась до белой горячки. А может, еще и мания преследования наложилась».
Больше Петр Игнатьевич не подходил к калитке дачного участка зловещей вдовы.
А вот, напротив Ардашкиной – особняк Марата Хрипунова. Дом построен с намеком на готику, островерхая крыша увенчана кованым флюгером в виде рыцаря. Из стрельчатых окон гостиной льется мягкий свет.
Может, зайти? Да ну его. Этот расплывшийся не по годам толстосум, как ни странно, тоже казался Ванникову едва ли не безумным. Надо же, вздумал приревновать свою прелестную жену к Петру Игнатьевичу, ничем не примечательному старцу!
Елена Хрипунова, надо признать, нравилась бывшему следователю прокуратуры, она была единственным нормальным, живым существом среди этого «музея восковых фигур», паноптикума новых русских. «Луч света в сером царстве», – шутя назвал ее как-то Петр Игнатьевич. Не умел он делать комплименты красивым женщинам, что верно, то верно…
Белокурая Елена, как и Ванников, с болью переживала уничтожение сосен и елей, она вообще любила природу, деревья, птиц… Постоянно забегала к Петру Игнатьевичу с какими-то диковинными семенами и отростками, спрашивала совета насчет саженцев и кустов, наивно полагая, что раз Петр Игнатьевич – пожилой человек, то он просто обязан знать всякие народные премудрости насчет садоводства и огородничества. Наверное, в ее представлении все те, кому за пятьдесят, появились на свет в ту благословенную, доисторческую эпоху, когда каждый питался плодами рук своих, возделывал свой сад…
Ах, какая же это замечательная женщина! Чистый ребенок. Мужлан Хрипунов, не понимавший, каким редким сокровищем владеет, как-то грубо одернул Елену в присутствии Ванникова: «Делать тебе нечего, дорогуша, вот и возишься со своей смородиной да клубникой. Срамота! Перед людьми стыдно! Еще будут говорить, что Хрипунов – скряга, питается подножным кормом. Да я тебе тонну этих ягод на рынке куплю!»
Петр Игнатьевич с жалостью смотрел на Елену. Она как-то виновато потупилась, а потом не стерпела обиды и тихо заплакала. И Ванников еле сдержался, чтоб не обнять ее и не заплакать вместе…
Следователь-пенсионер немного постоял, глядя на окна коттеджа Хрипуновых, потом повернулся и медленно зашагал к дому.
Глава пятнадцатая
А в это самое время начальник службы безопасности и, по сути, личный телохранитель Марата Хрипунова, бывший чекист Владимир Шаргин пребывал в непривычном для себя нервно-возбужденном состоянии. Неожиданное утреннее заявление босса, что ему срочно нужен авиабилет до Лондона – разумеется, бизнесс-класс – повергло Шаргина сначала в недоумение, а затем – чуть ли не в панику.