Antisex - Ирина Михайловна Шульгина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И задачи наши — непосильные, невероятные, но… — тут я заметил, как он обвел глазами толпу, — на то нам дана воля, и еще раз — воля, а еще — разум, силы, умение! И вот те правила, которые мы должны соблюдать, чтобы победить:
— прежде всего, оставим игры во всякую демократию. Пока мы выбираемся из этой ямы, в которой нас угораздило очутиться, я провозглашаю себя единоличным лидером, вашим командиром, начальником, цезарем — называйте, как угодно. Я требую от каждого и от всех вместе полного подчинения. В трудные времена лидер должен быть один и обязан принимать на себя основную тяжесть решений.
Однако это не значит, что я не готов прислушиваться ни к чьему мнению. Напротив, надеюсь получить от вас дельные советы. НО, повторяю, — ДЕЛЬНЫЕ!!!
Наши первоочередные задачи: обеспечение водой и подвоз необходимых продуктов, восстановление электросетей, телефонных и интернет-кабелей, зачистка территории от мусора, в том числе — от трупов, разбор сгоревших строений и многое-многое другое. Каждому, повторяю, каждому найдется дело! Трудиться придется по-настоящему — в поте лица своего!
Тут кто-то из толпы выкрикнул:
— А выходные-то у нас будут? От работы и кони дохнут! Так чо, будем подыхать?
В толпе захихикали. Это было время, когда люди еще не осознали важности железной дисциплины, но по инерции продолжали думать о какой-то там «свободе личности», индивидуальном комфорте и тому подобной белиберде, которой их пичкали в течение столетий, а особенно — нескольких последних десятилетий до Катастрофы. Тогда еще некоторые позволяли себе «думать», критиковать, сомневаться, подшучивать над действиями нашего лидера. Не сразу, ох, не сразу нам удалось вправить мозги этим нытикам. Пожалуй, только с окончанием строительства Храма Справедливости нам удалось искоренить подобные настроения.
Но уже тогда, на площади, наш Артем дал понять, что времена бессмысленной игры в «свободу» и «демократию» заканчиваются. Он высился на своей трибуне, как скала, о которую вдребезги разбивались волны смешков, ерничанья и недоверия.
— Я хочу спросить того, кто этот вопрос задал: что, уже устали? — загремел над нашими головами его голос, усиленный рупором. — Еще не начав по-настоящему работать, уже сникли? Может, кто-то хочет вернуть каникулы прежних лет, когда все бездельничали по две недели, беспрерывно ели, напивались и валялись на диване? Что молчите? Говорю один раз и повторять не буду: пока мы не восстановим те структуры, которые требуются для обеспечения хотя бы минимально приемлемого уровня жизни, никто никакого отдыха не дождется. Ну, кроме, естественно, сна. Кто не согласен — немедленно уходите, куда глаза глядят. А остальные сразу же пусть приступают к работе. Так что будет не до отдыха — обещаю вам!
Толпа глухо заурчала, а затем покорно притихла: никаких выкриков с мест больше не было слышно.
— А теперь, — продолжал наш лидер, — я скажу, пожалуй, самое важное. Хочу, чтобы вы все выслушали напряженно и внимательно. Многим, знаю, не понравится то, что я сейчас скажу. В прежние времена принято было заботиться о больных, слабых, старых. Не буду говорить о том, сколько сил и ресурсов на это тратилось — сами знаете. Но никакие прошлые войны прошедших лет не идут ни в какое сравнение с теми испытаниями, которые выпали нам на долю. Вы понимаете это не хуже меня! Все сгорело. Все разрушено. Можем ли мы в таких нечеловеческих условиях тратить наши скудные силы на поддержание человеческого балласта? А? Я спрашиваю! И отвечаю — нет, не можем! И вы все, думаю, понимаете, что это так! Поэтому оставим весь этот так называемый гуманизм прошлых веков и начнем строить новое общество на новых моральных принципах. Если будем поддаваться жалости и распускать слюни — погибнем все, а будем работать на выживание сильных, жизнеспособных — глядишь, возродим жизнь и цивилизацию. Поймите правильно — я не призываю никого специально умертвлять. Просто предупреждаю: наших скудных ресурсов на всех не хватает, поэтому больным и немощным — любого возраста — выдавать еду и воду в последнюю очередь, по остаточному принципу. Пусть надеются на себя и только на себя. Все ясно?
Помню, толпа в этом месте глухо заворчала, опять послышались какие-то выкрики, в которых сквозило возмущение. Тогда от нашей группы «близких» отделилось несколько человек, они направились в гущу толпы, и крикунов быстро успокоили. Артем немного помолчал, дождался тишины на площади и продолжил:
— Предупреждаю: мародерство и воровство не допускается категорически! Если о ком-то узнаю, что он крадет или силой отнимает у других еду, воду, одежду и прочее, необходимое для жизни, тот пощады не жди! Это — как гангрена, которая расползается и в результате губит весь организм! Поэтому все подобные поползновения надо давить в самом зародыше! Наказывать за такое будем жестко! Согласны?
Народ на площади одобрительно загудел — это понравилось. Артем кивнул, явно довольный такой реакцией. Потом откашлялся, опять поднес ко рту рупор и сказал:
— Думаю, практически все собравшиеся понимают: порядок в нашем обществе мы должны поддерживать строжайшим образом. Поэтому в самом скором времени мы создадим команду, которая будет внимательно следить за настроениями в народе, за поведением каждого и общей дисциплиной. Эти люди обеспечат нам спокойствие и порядок, который сейчас нам важен, как ничто другое. Если видишь, что сосед нарушает наши правила, для начала его одерни! Можно и физическую силу применить, только не злостно и с осторожностью. Но если и это не подействовало, тогда можно будет позвать на помощь кого-то из этой команды, а в особо запущенных случаях — даже и мне пожаловаться.
Тут в толпе что — то неясно промычали, явно было, что не все остались довольны перспективой создания такой команды. Хотя всем была понятна ее необходимость, что сейчас мы все должны быть собраны в единый кулак, дисциплинированы, сосредоточены.
Вот так, с создания группы ребят, контролирующих порядок и изучающих настроения людей, началась история нашего ЦИННа. Теперь-то его сотрудники обладают невиданными супертехнологичными средствами для осуществления своих целей, а тогда тем, первым, приходилось ой как нелегко — надо было ненавязчиво следить,
