Antisex - Ирина Михайловна Шульгина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их было, в целом, не так много, этих «несогласных», они очень значительно уступали по численности нам, воодушевленным великими идеями нашего дорогого ДД, но были чрезвычайно агрессивны. Мы строили новое общество, истинное царство Разума, очищенное от бессмысленных эмоций и темных желаний, а они так и норовили облаять нас и цапнуть за пятки, как визгливые шавки нападают на широко и смело шагающего пешехода. Вначале мы активно боролись против них их же собственными методами — подвергали их активному буллингу в Интернете, блокировали аккаунты в соцсетях, отправляли на самые тяжелые и грязные работы. Но вскоре мы ясно поняли, что для успеха нашего дела дОлжно употребить более действенные меры, поскольку люди с трудом понимают собственное благо и вопреки логике и здравому смыслу отказываются расставаться с обветшавшим хламом собственных предрассудков.
Мы ускорили темпы возведения Храма Справедливости и одновременно запустили беспрецедентную рекламную компанию якобы нового поколения витаминов, которые на самом деле являлись новейшей разработкой препаратов, подавляющих сексуальное влечение. Люди охотно покупали их, так как с нормальной качественной едой все еще были серьезные перебои, и разного рода авитаминозы являлись бичом нашего общества. Это был серьезный шаг к победе над человеческим либидо, но все же он был недостаточным.
Бесповоротную победу над этим бичом, терзавшим человечество многие тысячи лет, мы одержали, когда заработала «искусственная матка». С появлением этого чуда человеческого гения нужда в половом контакте мужчины и женщины окончательно отпала сама собой. Теперь стало не нужно искать пару, совокупляться в животном порыве и создавать семейный союз для того, чтобы продолжить человеческий род.
Вот тогда-то мы смогли провозгласить окончательную победу над темными инстинктами и уверенно объявить всех «несогласных» преступниками, врагами народа, разума и цивилизации. А с преступниками, как известно, разговор короткий. В лучшем случае их ждала депортация за пределы нашей обновленной страны, то есть в области, ставшие после Катастрофы совершенно непригодными для жизни. Хотят совокупляться — пусть делают это в безжизненной, безводной пустыне, посреди песка и пепла.
А самых упорных и агрессивных, визжащих о «вечных ценностях» и о «праве человека на свободное выражение чувств и мыслей», пришлось выслеживать одного за другим и отправлять на дознание в Храм Справедливости. Это было, конечно, мерой суровой, но необходимой и справедливой!
Тут мне вспомнился один эпизод той поры… Впрочем, сказать «вспомнился» будет неправильно — я никогда его не забывал и думаю, не забуду!
Тогда наша борьба с темными силами прошлого была в особо активной стадии. Храм только-только заработал в полную силу. Почти всех тех, кого вводили (или втаскивали) в его черную, тяжелую кованую дверь, больше никто никогда не видел. Однако были редчайшие случаи, когда не очень опасных преступников все же выпускали оттуда в качестве живого предостережения — чтобы все видели, какая участь ждет того, кто смеет стать на сторону врагов наших идей, восстать против нашей новой нравственности.
Одного из таких освобожденных я видел в специальном кабинете у ДД. Этого человека выпустили живым из Храма не потому, что не смогли доказать его вину: любой подследственный в Храме с радостью и полнейшей откровенностью признается не только в тайных действиях, но и в самых сокровенных мыслях и желаниях, чтобы хотя бы отчасти, хотя бы на один миг облегчить свою участь.
Помню, как этого типа привели к ДД, где уже собрались несколько десятков самых близких человек, и я в том числе. В зале были установлены многочисленные камеры для онлайн-записи, для телевидения и радио — пусть все видят глубокое раскаяние несчастного преступника, а также — снисходительность нашего справедливейшего судопроизводства, его высочайшую гуманность, его готовность к помилованию.
Привели, вернее, притащили его под руки двое наших — его ноги, обработанные следователями в ходе дознания, сами не шли. ДД сидел в широком кресле с подлокотниками, хмурил высокий лоб. Мне показалось, что даже ему, человеку с железным характером и твердой, как алмаз, волей, непросто смотреть на эту изуродованную человеческую особь. Ну, а мне было откровенно тяжело — сказывалось проклятое «гуманистическое» воспитание, полученное в ранние годы. Самое страшное, что бросалось в глаза при взгляде на того несчастного, были не столько внешние увечья, сколько вытаращенные в нескончаемом ужасе глаза, в которых не читалась ни одна мысль, кроме тоскливого страха. При любом звуке он вздрагивал, прятал голову в плечи, подносил дрожащие руки к обожженному лицу, будто даже невидимая звуковая волна причиняла ему невыносимые страдания.
— Так за что же тебя отправили в наш Храм? — спокойно, даже мягко спросил его ДД.
Человек уставился на нашего вождя полубезумным взглядом и произвел глоткой странный писк. Потом кашлянул и выдавил:
— Й-а-а… Я… п-п-пре-е…
Понять, что он пытается сказать, было чрезвычайно трудно — ему по всей видимости создали проблемы с зубами и языком.
— Ну, ну, смелее! Умел напакостить, умей и ответить!..
Опять мычанье, попискивание, дрожание и, наконец, спрашиваемый выдавил:
— Я-я-я… пре… предоставил свою… к-к-квартиру для-а-а…
— Для кого? Для чего?
— Им… зз-з-зна-а-комому… чтобы в-в-встречаться…
— Встречаться с кем?..
— С… с. С п-подру-у-жкой!
— Итак, ты предоставил своему знакомому квартиру, чтобы он встречался там со своей, как ты говоришь, подружкой? Что бы они там занимались сексом? Так? Так, тебя спрашивают?
То, что когда-то было человеком, всхлипнуло, и по его щекам поползли слезы:
— Д-д-а-а, — промямлил несчастный.
— А ты знал, что мы изо всех сил боремся с этим преступным и вредным пережитком прошлого? С этим отвратительным, рудиментарным чувством, мешающим нам строить счастливое общество? С этим животным совокуплением, наносящим непоправимый вред здоровью и психике разумного человека?
