Долина любви - Марджори Уорби

— Мои гувернантки всегда оттаскивали меня от этой стены, — улыбнувшись, сказала Мария-Тереса. — По правде говоря, они все не любили это место из-за ветра или из-за жары, или из-за того и другого сразу. Одной только англичанке очень нравился свежий воздух. Я любила ее, потому что мы часто ездили верхом, ходили на прогулки, изучали природу. Но я думаю, кузина Андреа решила, что я слишком привязалась к этой гувернантке, и заявила, что мне пора учить немецкий, так что англичанке пришлось уехать.

— У тебя было так много гувернанток? — спросила Вивьен, удивленная тем, что в наши дни еще кто-то ведет подобный образ жизни, отошедший в Англии в далекое прошлое.

— Да. Им или не нравилась уединенность нашего дома, или они были не по душе кузине Андреа, или она находила их недостаточно компетентными. Некоторые из них были просто ужасны, Вивьен. Одна была настолько ленива, что не желала говорить по-испански, поэтому я должна была говорить с ней только по-французски. А та, которая была у меня в самом раннем детстве, шлепала меня за малейшую провинность. Когда ее сменила другая, я сначала очень удивлялась, что меня больше не шлепают.

Вивьен слушала ее и думала: «Бедная маленькая богачка», — и в этом не было иронии, потому что она живо представила себе беспомощность маленького ребенка перед произволом взрослых.

— Но у тебя же был брат, — сказала Вивьен.

— Мигель. Конечно. Но он был постоянно занят. Наш отец умер, и он должен был вести все дела. Знаешь, в Хересе у нас есть еще асиенда. Я тебе потом расскажу о ней, но когда Мигелю было чуть больше двадцати, ему часто приходилось туда ездить. Он знал, что кузина Андреа и кузен Альфонсо заботятся обо мне… Понимаешь, Мигель очень любит этот дом в Долине орлов — каким-то странным образом они словно созданы друг для друга.

Внезапно смутившись, она замолчала.

— Извини, я слишком много говорю о себе. Позволь мне налить тебе еще хереса.

— Совсем чуть-чуть. Мне ведь еще нужно будет ехать обратно. Я с большим интересом слушаю твой рассказ. Твой образ жизни кажется анахронизмом.

— Я знаю, — сказала Мария-Тереса. — Отстала от жизни на пятьдесят лет. Так говорит Фернандо Эскобедо: он управляющий нашим имением. И я почувствовала такое же отношение к себе со стороны девушек, с которыми училась на курсах медсестер.

Они стояли рядом, глядя на чудесный пейзаж и безоблачное небо, поэтому резкий голос, неожиданно раздавшийся сзади, заставил их вздрогнуть.

— Мария-Тереса! — Обе девушки повернулись и увидели сеньору Диас-Фрага, стоявшую в дверях комнаты. — Что это значит? В чем дело?

Вивьен не понимала по-испански, но смысл она уловила. Неодобрительный тон понятен без перевода. Быстрая испанская речь звучала сердито и раздраженно, и под этим потоком Мария-Тереса сразу сникла. Вивьен понимала, что пожилая женщина в чем-то обвиняет Марию-Тересу, а та вынуждена оправдываться. Несколько раз прозвучало имя Мигеля, но это не успокоило сеньору. Вивьен недоумевала, из-за чего весь этот шум. Она впервые ясно осознала, какой была жизнь Марии-Тересы, если ею руководила эта дракониха и целая вереница угодных ей гувернанток.

Вивьен не могла вмешаться, потому что была гостьей, и к тому же не слишком понимала, что происходит. Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот неприятный разговор, если бы из-за спины сеньоры не раздался такой резкий и сердитый голос, что обе женщины сразу же замолчали. В комнату вошел Мигель.

— Добрый день, сеньорита, — приветствовал он Вивьен и тут же повернулся к родным. На его короткий вопрос прозвучало два ответа: Мария-Тереса старалась что-то объяснить, а сеньора по-прежнему сердито в чем-то обвиняла ее. Потом сеньора Диас-Фрага повернулась и с возмущенным видом вышла из комнаты, а Мигель остался с девушками.

— Вы что-нибудь поняли из всего этого, сеньорита?

— Почти ничего, — ответила Вивьен. — Слишком быстрая речь.

— Может быть, это даже и хорошо, — сказал он. — Нам не хотелось бы представать перед гостями не с лучшей стороны. Постарайтесь забыть гнев сеньоры. Позвольте мне присоединиться к вашему обществу.

Он предложил им еще вина, но они обе отказались. Мигель налил себе бокал хереса и, взглянув на встревоженное лицо сестры, улыбнулся ей.

— Мария-Тереса, я разрешил тебе накрыть стол в твоей комнате и принять здесь свою подругу. Я разрешаю тебе делать это и впредь. Тебе не нужно спрашивать позволения у кузины Андреа — достаточно просто поставить ее в известность. А теперь мне пора идти. Пусть эта неприятная сцена не испортит вашего настроения. Приятного аппетита!

— Мигель, может быть ты останешься с нами на ленч? — спросила его Мария-Тереса.

Он отрицательно покачал головой.

— Для одного дня нововведений, пожалуй, достаточно, — заметил он. — Что делает здесь твоя подруга, Мария-Тереса? Пытается перевернуть вверх дном жизнь в «Орлином гнезде»?

Мигель ушел, и тут же появилась служанка с тарелками на подносе. Когда она, расставив их на столе, ушла, и девушки принялись за еду, Вивьен вдруг спросила:

— Ради бога, Мария-Тереса, расскажи мне, в чем дело. Очень неприятно, когда не понимаешь, что происходит.

Сначала Мария-Тереса сделала вид, что все это не имеет большого значения, но Вивьен настаивала.

— О пожалуйста, будь откровенной. Пойми, что ты можешь рассказать мне обо всем ничего не скрывая: мы же подруги.

Услышав эти слова, Мария-Тереса просияла от радости и рассказала Вивьен вот что. Кузина Андреа разгневалась, потому что Мария-Тереса самостоятельно решила принимать гостью у себя, но еще больше ее вывело из себя то, что девушка спросила разрешение у брата, а не у нее.

— Разве тебе нужно спрашивать у кого-то разрешение? — удивилась Вивьен.

— Ну, я раньше не приглашала никого в дом. Кузина Андреа считает, что я попала под влияние, которое плохо на мне сказывается.

— Особенно, если это иностранное влияние? — спросила Вивьен.

— Да, наверное. Она… она не любит иностранцев.

— И даже этого не скрывает. Но ее мнение не имеет значения. Твой брат одобряет твои поступки, а это гораздо важнее.

— Мигель одобряет? — удивленно переспросила Мария-Тереса.

— Да, именно так я решила, — беспечно сказала Вивьен. — По крайней мере, он не обрушивает на меня поток сердитых испанских слов. — И решив переменить тему разговора, она добавила: — Я учу испанский и запоминаю новые слова достаточно быстро, но мне бы хотелось двигаться вперед еще быстрее.

— Я буду помогать тебе. — Неприятности были позабыты, и в ее голосе уже звучало воодушевление. — Я буду учить тебя испанскому, Вивьен, — сказала Мария-Тереса. Если во время первого визита уклад жизни этой семьи показался Вивьен несколько необычным, то теперь он представлялся ей просто из ряда вон выходящим. Мигель сказал, что Марии-Тересе почти девятнадцать. В Англии она считалась бы взрослой, могла бы голосовать и имела право сама принимать важные решения. Даже в Испании все меняется очень быстро. Здесь вряд ли нашлось бы много девушек, которых бы держали взаперти, как Марию-Тересу, заставляли подчиняться совершенно бессмысленным правилам и придерживаться устаревших обычаев. Не удивительно, что ее, Вивьен, влияние расценили как дурное!