Пригоршня скорпионов - Марек Краевский

— Но на меня еще нет? — Анвальдт прятал в бумажник элегантную визитную карточку.

Мок встал, давая понять, что считает разговор завершенным.

— Поэтому ты мне еще больше нравишься.

Кабинет Мока в его пятикомнатной квартире на Редигерплац, 1, был единственным (если не считать кухни) помещением, выходящим на север. Летом только здесь можно было найти приятную прохладу. Криминальдиректор доел обед, принесенный ему из ресторана Граека, расположенного по ту сторону двора его дома. Он сидел за столом и пил холодное пиво Хезельбаха, которое только что достал из кладовой. Как обычно после еды, он курил и читал книгу, вытащенную наугад из книжного шкафа. На сей раз Мок выбрал произведение запрещенного автора — «Психопатологию повседневной жизни» Фрейда. Он читал фрагмент об оговорках и постепенно начинал клевать носом, как вдруг до него дошло, что сегодня он обратился к Анвальдту «сынок». До сих пор Мок ни разу так не оговаривался. Он считал себя человеком исключительно скрытным и под влиянием Фрейда был убежден, что именно обмолвки раскрывают наши тайные потребности и желания. Самой большой мечтой Мока было иметь сына. Он развелся с первой женой через четыре года после свадьбы, после того как она изменила ему, ибо не в силах была больше терпеть его все более грубых обвинений в бесплодности. После нее у него было много женщин. И если бы какая-нибудь из них забеременела, он без колебаний женился бы на ней. Увы, каждая очередная любовница бросала хмурого невротика и уходила к другому, создавая с ним более или менее счастливую семью. И у всех у них были дети. В возрасте сорока лет Мок по-прежнему не верил в собственную бесплодность и все так же искал мать для своего будущего сына. Наконец нашел бывшую студентку медицинского факультета, которую родители прокляли за внебрачного ребенка. Девушку исключили из университета, и она стала содержанкой богатого скупщика краденого. Мок допрашивал ее по какому-то делу, в котором был замешан этот скупщик. Через несколько дней Инга Мартенс переехала в квартиру на Цвингерштрассе, которую Мок снял для нее, а скупщик краденого, после того как Мок зажал его в тиски, с величайшей охотой переселился в Легниц и забыл о своей любовнице. Мок был счастлив. Каждое утро он приходил к Инге на завтрак после усиленной тренировки в бассейне, соседствующем с ее домом. По истечении трех месяцев счастье его достигло зенита: Инга забеременела. Мок принял решение вторично вступить в брак; он поверил в старую латинскую пословицу, что любовь все побеждает — amor omnia vincit. А еще через несколько месяцев Инга съехала с квартиры на Цвингерштрассе и родила второго ребенка от своего преподавателя доктора Карла Мейснера, который к тому времени получил развод и женился на своей любовнице, а Мок утратил веру в любовь. Он перестал жить иллюзиями и вступил в брак с богатой бездетной датчанкой, ставшей его второй и последней женой.

Воспоминания криминальдиректора прервал телефонный звонок. Он обрадовался, услышав голос Анвальдта:

— Я звоню, воспользовавшись вашим любезным разрешением. У меня трудности с Вайнсбергом. Сейчас он носит фамилию Винклер и делает вид, будто слышать не слышал о Фридлендере. Он не пожелал разговаривать со мной и едва не натравил собак. У вас не найдется чего-нибудь на него?

Мок задумался ровно на минуту:

— Пожалуй, да. Но я не могу говорить об этом по телефону. Зайдите ко мне через час. Редигерплац, один, квартира номер шесть.

Затем Мок набрал номер Форстнера. Когда его бывший ассистент взял трубку, он задал ему два вопроса и выслушал исчерпывающие ответы. Минуты через две телефон вновь зазвонил. В голосе Крауса звучали две взаимоисключающие интонации — шеф гестапо спрашивал и в то же время приказывал:

— Мок, кто такой этот Анвальдт и что он здесь делает?

Эберхард Мок не выносил этого наглого тона. Вальтер Пёнтек всегда смиренно просил об информации, хотя знал, что Мок не сможет ему отказать, Краус же ее грубо требовал. И хотя в Бреслау он служил чуть больше недели, многие уже искренне ненавидели его за крайнюю бестактность. «Штроппенский парвеню и карьерист», — шипели бреславльские аристократы крови и духа.

— Вы там заснули, что ли?

— Анвальдт — агент абвера. — Мок был готов к вопросу о своем новом референте и знал, что ответ, соответствующий истине, оказался бы для берлинца опасным. А этот ответ оберегал Анвальдта, так как шеф бреславльского абвера, силезский аристократ Райнер фон Гарденбург ненавидел Крауса. — Он разрабатывает польскую разведывательную сеть в Бреслау.

— А зачем ему нужны вы? Почему вы не поехали в соответствии с планом в отпуск?

— Меня задержали личные дела.

— Какие?

Краус превыше всего ставил военные марши и семейные ценности. Мок испытывал омерзение к этому человеку, который старательно и методично отмывал руки от крови людей, которых он сам пытал, а затем отправлялся домой и садился обедать за семейный стол. На второй день своей службы в Бреслау Краус собственноручно забил до смерти женатого арестованного, который не желал сказать, где он встречался со своей любовницей, сотрудницей польского консульства. А после этого разглагольствовал в полицайпрезидиуме, до чего ему ненавистна супружеская неверность.

Мок набрал в грудь воздуха и изобразил нерешительность:

— Я остался из-за своей приятельницы… Но прошу вас, пусть это останется между нами… Вы же понимаете, как это бывает…

— Тьфу! — сплюнул Краус. — Не понимаю! — И он швырнул трубку.

Мок подошел к окну и стал смотреть на пыльный каштан, листья которого не шевелил даже слабенький ветерок. Водовоз продавал живительный свой товар обитателям флигеля, на спортивной площадке еврейской народной школы с криками бегали дети, вздымая клубы пыли. Мок был слегка раздражен. Он хотел отдохнуть, но даже после работы ему не дают покоя. Он разложил на письменном столе шахматную доску и взял «Шахматные ловушки» Юбербранда. И когда комбинации захватили его настолько, что он забыл даже о жаре и усталости, позвонили в дверь. (Черт, это, наверное, Анвальдт. Надеюсь, он играет в шахматы.)

Анвальдт был восторженным любителем шахмат. Так что не было ничего удивительного в том, что они с Моком просидели за шахматной доской до рассвета, наливаясь кофе и лимонадом. Мок, приписывавший самым обычным действиям прогностическое значение, задумал, что результат последней партии будет знаком успеха или неуспеха расследования Анвальдта. Последнюю, шестую, партию они разыгрывали с двух до четырех ночи. Она закончилась ничьей.

К обшарпанному дому на Цитенштрассе, где жил Анвальдт, подъехал черный «адлер» Мока. Ассистент услышал клаксон, когда спускался по лестнице. Они обменялись рукопожатиями. Мок поехал по Зейдлицштрассе, миновал огромное здание цирка Буша, свернул налево, пересек Зонненплац и затормозил перед нацистской типографией на Зонненштрассе. Мок зашел туда и через несколько минут вышел, неся под мышкой небольшой пакет. Тронувшись с места, он резко повернул и увеличил скорость, чтобы хоть немножко продуть застоявшийся в машине горячий воздух. Криминальдиректор не выспался и был неразговорчив. Они проехали под виадуком и оказались на длинной красивой Габитцштрассе. Анвальдт с интересом смотрел на церкви, и Мок с видом знатока сообщал их названия; первой была небольшая, словно бы прилепившаяся к соседнему зданию иезуитская часовня, а дальше — не так давно построенные костелы Царя Небесного Иисуса Христа и Святого Карло Борромео,[19] стилизованные под Средневековье. Мок на большой скорости обогнал трамваи четырех маршрутов. Он миновал Гайовицкое кладбище, пересек Менцельштрассе, Кюрасир-аллее и остановился напротив кирпичных Кирасирских казарм на Габитцштрассе. Здесь в новом доме под номером 158 занимал большую удобную квартиру доктор Герман Винклер, до недавнего времени Вайнсберг. Дело Фридлендера привнесло в его жизнь приятные перемены. И добрым вестником этих перемен стал гауптштурмфюрер Вальтер Пёнтек. Правда, поначалу их знакомство не сулило доктору ничего хорошего: в один из майских вечеров тридцать третьего года Пёнтек с грохотом вломился в его старую квартиру, жестоко измывался над ним, а потом сладким голосом предложил альтернативу: либо Вайнсберг максимально убедительно оповестит газеты, что после припадков падучей Фридлендер превращался во Франкенштейна, либо сам подохнет. Доктор пребывал в нерешительности, и тогда Пёнтек добавил, что принятие его предложения весьма положительно скажется на финансовом состоянии Вайнсберга. Тот ответил «да», и жизнь его действительно переменилась. Благодаря протекции Пёнтека он сменил фамилию и стал как бы другим человеком, а на его счет в торговом доме «Эйхборн и К°» каждый месяц поступала некая сумма; она была, разумеется, не слишком большой, но вполне удовлетворяла экономного врача. К сожалению, dolce vita[20] длилась недолго. Несколько дней назад Винклер узнал из газет о смерти Пёнтека. В тот же день ему нанесли визит люди из гестапо и сообщили, что договор, заключенный щедрым Пёнтеком, расторгнут. Когда же Винклер попытался протестовать, один из гестаповцев, грубый толстяк, переломал ему пальцы на левой руке, причем, по его словам, поступил он так в полном соответствии с указаниями своего шефа. После этого визита доктор купил двух выдрессированных догов, смирился с утратой гестаповского гонорара и старался быть как можно незаметнее.