Уличная красотка - Александр Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пугачев
Стуком скорбным и утробнымГвоздь последний в месте лобном,Ноет колокол в висках.В нос шибает дух сосновый,Дело стало не за словомНа оструганных досках.
Не в карете золоченойЖдут Емельку Пугачева.Тьма юродивых окрест.Жернова молвы скрипучейГолоса смешали в кучу:«Четвертуют, вот те крест!..»
На задворках и в пристенкахУнимают дрожь в коленкахБабы, истово крестясь.На чурбане злая метка —Не мила ли станет клетка,Коли выкликнут: «Вылазь!..»
Сорванцы — вершок от пола,Глаз не кажут из подола:— Ан привязанный, аль нет?!.— Чай, душа на нитке в теле…— Твой черед пришел, Емеля…— Дострадай же напослед…
А над рощей крик вороний —Вперебой его хоронят,Изнуренные постом.И над грешным да немощным,Одуревши от всенощной,Клювы щелкают хлыстом.
А за нервы тянут душиХристарады да кликуши:— Что анафему жалеть?..«Чай, болезному яму-тоПоделом теперь за смуту!» —Свистнет сотникова плеть.
Вот и сам. Глаза упрямы.Шаг тяжелый, шаг корявый —Не помилуют, небось.И под дробное стучаньеКрест последний на прощаньеКинул смертным, словно кость.
Ляг на крест, расправь-ка плечи!Палачам команда: «Сечи!..»Прокатилось эхом: «А-а-ах…»И хрипел он, пропадая:— Так и быть, за всех страдаю… —Муку стиснувши в зубах.
А за дальнею слободкойПоминают смерды водкойНа последний на пятак:Был вожак в лихом заделе.Не один ты, чай, Емеля, —Может, сыщется смельчак!..1984 год
Пьяный
Стены ходуном ходят по ночи,А вдоль них, гляди — царем!Пьяный, покачайся, в голос покричи, —Может, вместе что с тобой сорём?
Вот такая жизнь — некуда спешить.Пряник бы — ан нет — палка.От того душа лопнула — не сшить.А ведь вещь была. Жалко.
Золото — душа. А ее, как лом,Без клейма-то ценят в грош.Холодом от всех, а стакан — с теплом,Оттого к нему прильнешь.
А людей просить — боже упаси! —Нрав-то у людей рьяный.Уж лучше горлохвать, лучше голоси,Горьконалитой пьяный.
Вот такая жизнь — страшно протрезветь.День с утра такой дрянной.Дома — хоть шаром. И в карманах — медь.А дороги все — к пивной.
Стены ходуном ходят по ночи,Разевают рты ямы.Пьяный, покачайся, в голос покричи.Горьконалитой пьяный…1990 год
Пять минут ходьбы
Пять минут ходьбы. Солнце спину лижет.В клумбы пала шерсть лисья.Церковка звонит, и город снова рыжий.С жалостью топчу листья.
А раньше было так: зеленый и упрямый,Грудью нараспах, мне все в поклон столбы.Да навеселе к рыжей и кудрявой —Пять минут ходьбы. Пять минут ходьбы.
Пять минут ходьбы. И вот он, переулок —Фонарям глаза повыбили.Тих да гладок был, а нынче всклочен, гулок.Выпью этот гул, пока не выпили.
А раньше было так: здесь загалдят вокзалом,И родственники все встанут на дыбы.— Ну, что же ты пришел? Ведь я же всесказала…— Так пять минут ходьбы. Пять минутходьбы.
Пять минут ходьбы. И сирые собакиТычутся в ногах мордой.И город мой — босяк в расписной рубахе,Пьян, бедов — и тем гордый.
А раньше было так: и праздники — от бога,И золото погон, и золото трубы.А теперь одна вот в золоте — дорога.Пять минут ходьбы. Пять минут ходьбы.
Мне еще по струнам можется наотмашь,По ветру слова бросая.Да и сам в какую ни оденусь роскошь,Голосит душа босая.
И раньше было так: лишь через пальцысвистнуть —И мир перед тобой… Ах, если бы кабыКаждому из нас прожитое втиснутьВ пять минут ходьбы. В пять минут ходьбы.
1990 год
Родня
Сосед Антоныч жил пока, собой не донимал.Под солнцем место — девять метровв коммуналке.Костыль под левую с утра, в пальто —и похромал.Соседи звали за глаза: «зипун на палке».
А к ночи тихо — щелк замком,Пахнёт в прихожей табаком,Вздохнет на панцирной — и в храпДо самого утра.
Где ногу потерял старик — бог весть.Бог весть еще какие раны есть.И воевал — не воевал,Никто вопрос не задавал.
Так жил и обрастал смешно щетинойи быльем.По мелочам ко мне, случалось, обращался:— Такое дело, Александр, ссуди до пенсиирублем,Через неделю возвращу, как обещался.
Он мог бы мне не возвращать —Я был готов ему прощать.Он бедно жил, он тихо пил,И я б не то ему простил.Родных его никто не знал и не узнал бывпредь.Полсотни пенсии — вот все, что слала почта.Он до последней не дожил три дня, и вышлоумереть.Соседи видели из скважины замочной.
И вот на кухне у кастрюль,Где чистят лук, где парят тюль,Где только знали, что бранить,Собранье: как похоронить?
Куда весь хлам его девать, куда?Кто завтра въедет проживать? (беда!)И есть ли кто-то из родни? —Вот и хоронят пусть они!
Так день прошел и — вот те на! — вприпрыги семеня,Бочком в прихожую, прикашливая скорбно,По одному, по два, по три, как с неба грянулародня,Так ненавязчиво и по-собачьи сворно.
И здесь же (не из хвастовства!)Склоняли степени родства,Сыскался даже брат роднойС сынком и первою женой.
Составлен перечень, где скарб наперечет.(А то, не дай бог, что к соседям утечет!)И по согласию сторон:Дележка — после похорон.А через день еще старик в последний слегприют,Вороны справили поминки сиплым карком.На стены новые жильцы известкус дихлофосом льютИ сокрушаются: «Ах, как полы зашаркал!..»
На дверь — табличка, новый шрифт,Последний стул запихан в лифт,Родным гора как будто с плеч,Острят над поводом для встреч.
Машина «Мебель» у подъезда тарахтит,А женка брату: «Мебелишка-то не ахти…»Галдит-гадает детвора:— Кто переехал со двора?1985 год
Рояль
Аккорд… И вспомнилось: как жаль,Тогда вы не были.И не для вас играл рояль,Играл для мебели.
В усмешке выбелив оскалСквозь дым презрительно,Он за Бетховеном таскалПо нотам зрителя.
Мешалась фальшь у потолкаС ликерным запахом.А им хотелось гопакаВразмешку с Западом.
Чтоб три аккорда на ураВсех в ряд поставили.Пассаж по линии бедраК фигурной талии…
И на локте, ко мне лицом,РыжеволосаяГлазела пасмурным свинцомНад папиросою.
И, подпирая инструментПудовой похотью,На вдох ловила комплиментВ гитарном хохоте.Она права, на что ей Бах,Орган прославивший —Ей ближе соло на зубахРояльных клавишей!
Она с собой не унесетНи ноты, к сведенью.И я в отместку ей за всеЛупил в соседние.
Пошла в цыганский перепляс«Соната Лунная»,И загорланили: «Эх, раз,Да семиструнная!..»
Полез частушечный мотивИз-под прелюдий,Хлестались к танцам на путиНосы о груди,
Пошла паркету по спинеВ галоп гимнастика,И восхищались в стороне:«Вот это — классика!»
Я бил злорадно, от души,Тряслись берцовые.В упор шептали: «Ну, спляши!..» —Глаза свинцовые.
Хватали воздух кадыки,И бусы бряцали,И скалил белые клыкиРояль с паяцами.
И вдруг завыл магнитофонПротяжно, споено,И все рванули на балкон:«Вздохнуть с Бетховена!..»
Аккорд… И вспомнилось: как жаль,Тогда вы не были.И не для вас играл рояль —Играл для мебели.1986 год
Русские матросы
