Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля - Олег Шишкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос о подобных операциях был решен быстро. И даже одобрена фигура их главного исполнителя, пользовавшегося особым доверием Кремля. Этим трансплантатором был назначен заведующий хирургическим отделением Боткинской больницы Владимир Николаевич Розанов.
«До 1928 года хирургическая помощь контингенту Санупра Кремля оказывалась в больнице им. С.П. Боткина»22, — сообщает малотиражное ведомственное издание «Кремлевская медицина». «Контингент» — это вожди, те, кто стоит у руля СССР. Для них уверенность в хирургах не каприз, а часть государственной безопасности.
Ранее Розанов занимался самым широким спектром хирургических операций: ранения черепа и эластичные закрытия его дефектов, хирургия брюшной полости и толстого кишечника. Однако, когда в Кремле стали поговаривать о применении метода доктора Воронова, Розанов переключился на оперативное лечение заболеваний эндокринной системы и почек.
Врач находился на особом доверии. В 1918 году после покушения на Ленина он удачно оперировал вождя и в последующие годы принимал участие в медицинских консультациях, связанных с его здоровьем. «По словам Семашки, это хирург лучший…»23 — писал о Розанове Ильич.
Таисья Белякова, медсестра, работавшая в Горках, вспоминала об идиллических встречах вождя и известного доктора: «Нередко в Горки приезжал дежурить Владимир Николаевич Розанов. С ним Ленин охотно отправлялся на прогулку либо сидел за столом, смеялся шуткам неистощимого на выдумки профессора.
В одно из своих дежурств Розанов поделился с Владимиром Ильичем, Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной большой личной радостью. Ему как активному борцу за здоровье трудящихся был присужден диплом «Герой труда»24.
Розанов входил в узкий круг медиков, постоянно общавшихся с пациентом незадолго до смерти и знавших о его безнадежном психическом состоянии. И тем не менее он не раскрыл государственной тайны, что в глазах кремлевского руководства имело большое значение. Владимира Николаевича в числе десяти врачей допускают к составлению медицинского заключения о смерти Ленина, где впервые и был зарегистрирован необычный и зловещий «склероз изнашивания», разрушивший сосуды мощного мозга человека будущего. Этот же врач в 1924 году оперировал Сталина, которому удалил аппендицит и произвел резекцию слепой кишки25.
Владимир Николаевич в числе других штатных профессоров Кремля находился на особом счету у Оперативного отдела ОГПУ. Его проверяли и отслеживали все его действия, его родственники и друзья были хорошо известны советской секретной службе и в случае чего могли головой ответить за неудачную операцию. Авторитет Розанова, помноженный на особую близость к верхушке Кремля, сделал его главным консультантом больницы ОГПУ. Здесь он пользовался особым расположением всесильного Генриха Ягоды26.
Владимир Николаевич занимал видное положение в иерархии советских хирургов. Розанов был в курсе многих интимных проблем вождей СССР. В его отделении проходили лечение именитые большевистские больные. Это именно к нему в 1925 году приехали Сталин и Микоян с предложением срочно прооперировать наркомвоенмора Михаила Фрунзе, страдавшего язвенной болезнью желудка.
5
Одним из главных вершителей судеб высшей советской элиты с середины 20-х годов становится Лечебная комиссия ЦК. Это специфическое учреждение, которое занимается направлением на лечение по особому номенклатурному списку. Комиссия вызывает на консультацию к профессорам-специалистам партийных функционеров, и они получают исчерпывающую информацию о своем здоровье. В состав Комиссии входят серьезные врачи-профессионалы, но их заключение об обследовании и оперировании того или иного сановного пациента корректируется секретариатом Сталина.
Роль докторов, с точки зрения Иосифа Виссарионовича, была чрезвычайно высока. Если нужно было заставить своего политического противника на время покинуть Москву в самый выгодный для интриги момент, лучшего аргумента, чем сослаться на мнение светил науки, придумать не представлялось возможным. Ну а если враг не сдавался, в этом случае помощь хирурга или врача-анестезиолога становилась решающей. Особенно после того, как больного передавали Лечебно-санитарному управлению Кремля. Здесь уже происходило практическое воплощение в жизнь идей Сталина относительно будущего ценных представителей советской власти.
В соответствии с приказами по Управлению делами Совнаркома от 2 августа и 15 сентября 1922 года право на персональное лечение в Кремлевской больнице имели: «Наркомы и их заместители, члены ВЦИК, ЦК ЦКК РКП, Исполкома Коминтерна и проживающие вместе с ними члены семей; члены коллегий наркоматов, ЦК Союза молодежи, Президиума ВЦСПС, а также лица по списку, утвержденному ЦК РКП»27. Вся номенклатура находилась в поле зрения Лечебной комиссии и, следовательно, Сталина, который через секретариат ставился в известность о перспективных пациентах. Малейшие недуги могли быть поводом для очередной смертельной рокировки в Кремле.
Так произошло и с Михаилом Фрунзе, народным комиссаром по военным и морским делам. Он появился в Кремле некстати. В начале 1925 года, когда Лев Троцкий был снят с поста председателя Реввоенсовета и наркомвоенмора, на его место назначили нейтрального Фрунзе, прославившегося освобождением Крыма от Белой армии. Сталину удалось провести в Реввоенсовет преданных ему людей и окружить главного военного СССР своими ставленниками. Первым заместителей Фрунзе стал друг вождя — Ворошилов, поэтому вопрос о хирургическом вмешательстве для Фрунзе был фактически предрешен.
Лечебная комиссия стала внимательно следить за состоянием здоровья наркомвоенмора, и, как только, находясь на отдыхе в Крыму, он почувствовал головную боль и недомогание, к нему срочно выехали врачи-консультанты. Они настояли на немедленном возвращении в Москву и госпитализации. Медики обнаружили у пациента язву и предложили срочно сделать операцию.
Иосиф Гамбург, врач, знавший Фрунзе, так описывает поведение приговоренного перед казнью: «Пока шло исследование больного, он был спокоен, шутил и смеялся. Но вот прошедшие один за другим консилиумы видных врачей установили, что налицо явная картина язвенного процесса в области двенадцатиперстной кишки. Было решено прибегнуть к операционному вмешательству. С этого момента бодрое настроение покинуло Михаила Васильевича. На людях он держался спокойно, расспрашивал о делах и давал советы. Но, когда посторонних не было, он становился озабоченным, задумчивым»28.
Жертва пыталась упираться. Накануне операции наркомвоенмор отправил жене записку: «Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым, и даже как-то смешно не только идти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать»29.
Все было тщетно: приговор обжалованию не подлежал. Чтобы окончательно сломить волю Фрунзе, вопрос об операции вынесли на Политбюро, и Иосиф Виссарионович вместе с заместителем Фрунзе Климом Ворошиловым стали самыми горячими сторонниками радикального лечения. Под жестким давлением партийных товарищей и двух консилиумов врачей с доктором Розановым во главе Фрунзе решился лечь под нож.
«Незадолго до операции, — вспоминает доктор Гамбург, — я зашел к нему повидаться. Он был расстроен и сказал мне, что не хотел ложиться на операционный стол. Глаза его затуманились. Предчувствие чего-то непоправимого угнетало его. Он попросил меня в случае неблагополучного исхода передать Центральному Комитету партии его просьбу — похоронить его в Шуе, где он провел лучшие молодые годы на революционной работе. Он любил этот небольшой провинциальный город с какой-то нежностью, и мягкая его улыбка озаряла его лицо, когда он рассказывал о своей жизни среди шуйских рабочих.
Я убеждал его отказаться от операции, поскольку мысль о ней его угнетает. Но он отрицательно покачивал головой: мол, с этим уже решено. Ушел я из больницы в тот день с тяжелым чувством тревоги»30.
Дальнейшее уже было делом техники. Накануне решающего консилиума Розанова вызывали к себе Сталин и Зиновьев. О чем был этот разговор — осталось тайной. И вот 29 октября 1925 года в 12 часов 40 минут началась историческая операция. Розанову ассистировали врачи Громов и Мартынов. Анестезиологом был выбран доктор Алексей Очкин. Для наркоза применялся эфир (60 г), и токсичный хлороформ (140 г). На операции присутствовали главврач кремлевской больницы Александра Канель, сотрудники лечебно-санитарного управления Кремля А.М. Касаткин, Л.Г. Левин и сам начальник Лечебной комиссии ЦК П.Н. Обросов.
Уже во время операции анестезиолог принял фатальное решение увеличить дозу хлороформа вдвое, хотя это было опасно для сердца. При вскрытии брюшной полости хирурги не обнаружили язвы, имелся лишь небольшой рубец от язвы уже зажившей. Угроза смерти возникла сразу во время операции. И главной ее причиной был хлороформ. В связи с падением пульса во время наркоза пришлось прибегать к вспрыскиваниям, возбуждающим сердечную деятельность, и после операции бороться с сердечной недостаточностью. В реанимации Фрунзе приняли участие хирург отделения Розанова Б.И. Нейман и срочно вызванный штатный профессор Кремлевской больницы Дмитрий Плетнев. Операция длилась 35 минут, наркоз — 65 минут.
