Искатель. 1997. Выпуск №1 - Кир Булычёв

Она взмахнула толстыми руками, и зазвенели браслеты. Егор увидел ее иначе, чем до рассказа. Это была пышная, курчавая, чернокудрая, страстная женщина. Егор мысленно употребил эти слова, хотя они были книжными и в жизни Егор их никогда не употреблял.

— Со Старым годом! — воскликнула Марфута, поднимая свою недопитую чашку с водкой. — За Родину! За Сталина! За Победу!

— Совсем рехнулась старая, — сказал Пыркин. — Пойду погляжу, как на том берегу, продолжают наблюдение?

Он взял с полки бинокль. Егор тоже поднялся.

— Я с вами, — произнес он.

Он услышал, как за спиной Марфута сказала:

— Вот тебе, Людмила, новогодний подарок. Сережки из чистого золота с малахитом. Носи от моего имени.

— У меня уши непроколотые, — ответила Люська.

Пыркин стал смотреть в бинокль на тот берег, не обращая внимания на гостей, которые появились на набережной.

Плотная сутулая девушка с длинными черными волосами, в бесформенном сером платье с накладными карманами и в шлепанцах, толкала перед собой инвалидное кресло, в котором обвисло сидел толстый юноша со спутанными длинными жирными космами.

— Кто это? — спросил Егор.

— Не обращай внимания, — сказал Пыркин. — Психи разного рода. Здесь кого только нет. Это скоро кончится.

— Кончится? Как стулья?

— Да. Как стулья. Соня Рабинова, я с ней знаком, хорошая была девушка, ее хотели на вокзал взять, но она объяснила, что попала сюда из-за сифилиса. Представляешь, ее завкафедрой заразил. Здесь она этого нашла… идиот, идиот, а ведь тоже сюда захотел. Тоже ему дома, видите ли, плохо было. Вот она его и возит. Искупает свои грехи.

Марфута услышала этот разговор, вышла из бытовки и крикнула длинноволосой девушке:

— Сонька, заходи к нам, мы Новый год провожаем.

— Нет, спасибо, — ответила девушка. — Это развлечение не для нас.

— Откуда тебе знать? — сказал Пыркин. — Может, твой идиот желает с нами выпить водки?

— Нет, я знаю, он не пьет, — ответила девушка. — Он думает.

Здесь есть вокзал, подумал Егор. И есть Париж. Значит, здесь не кусочек Земли, а целая планета. Наверное, здесь много людей.

Он встретился взглядом с идиотом. Глаза смотрели сосредоточенно и остро. Шевельнулись толстые мокрые губы, шепча что-то. Егор испугался, потому что понял притворство юноши. И тут же его взгляд погас.

Сердце Егора сжалось. По набережной не спеша ехал велосипедист. Может быть, здесь один велосипедист, а может быть, их много, но они одинаково одеты.

— Смотри! — сказал он Пыркину. Пыркин быстро обернулся. Велосипедист уже подъезжал к ним.

Тот же велосипедист. В черном блестящем плаще, в пожарной каске, надвинутой на уши, и в черных очках, отчего его лицо казалось маленьким.

— Эй, Марфута! — крикнул он. — Подержи велосипед.

— Я сам, сам, — отозвался Пыркин.

Он сбежал по ступенькам и затрусил к велосипеду.

— Марфута, — сказал велосипедист, — я тобой недоволен. Неужели все еще генералу верность хранишь?

— Храню, — ответила Марфута.

— А ведь я тебя в Париж отвезти могу, — сказал велосипедист.

— Кишка тонка, — сказала Марфута.

Велосипедист сошел с велосипеда. Пыркин держал машину, как боевого коня, за сиденье. Переднее колесо было с него ростом.

— Показывай, какого полку у вас прибыло, — спросил велосипедист.

— Малолетки, — сказала Марфута.

Из бытовки вышел и Партизан.

— Я бы завтра с докладом пришел, — сказал он.

— Велели сегодня. Есть мнение, что вы заманили к себе чужих людей.

— Это еще почему? — обиделся Партизан. — Они же добровольно.

— Не скажи, — возразил велосипедист. — Я этого парнишку наверху видел у метро. Видел я тебя?

— Не знаю, — сказал Егор. — Вас же угадать нельзя.

— Дурак, меня угадать надо обязательно. Я же исполнитель.

Велосипедист обернулся к Партизану:

— Документы должны быть в порядке.

— Послушай, Грымза, глаза твои пустые, — сказала Марфута. — У прокаженных не спрашивают билетов на бал.

— Ты не намекай, — ответил велосипедист. — Все должно быть путем. Их должны в книгу занести. А где вторая персона?

— Люська, выходи, — сказал Пыркин. — Власти желают сделать с тебя фотографию.

— Значит, ты… — Велосипедист откинул полу плаща. Мешка с головой под плащом не было. — Ты будешь у нас Георгий Артурович Чехонин, возраст шестнадцать лет…

Странно было это слышать. Значит, о нем все известно?

Вышла Люська. Она явно боялась велосипедиста.

Велосипедист записал данные Егора, кое о чем спросив его для уточнения. Потом обратился к ней:

— Тихонова, Людмила Георгиевна. Двенадцать лет. Порядок должен быть во всем.

Записав, он спросил у Партизана:

— Значит, оставляете их при себе?

— Конечно, — сказал Партизан. — У меня совсем людей не осталось.

— Да, ты прав, — согласился велосипедист. — Нельзя форпосты оголять. Может, тебе еще людей подошлют. Но если подошлют, считай, что молодежь отберут. Сам понимаешь, молодежь к нам редко попадает, молодежь на вокзале требуется. Император невесту ищет. А так чего нового?

— Там вон, за рекой, — сказал Пыркин. — Наблюдают.

— Чего ж ты сразу не сказал! — рассердился велосипедист. — Это же главнее, чем ваш Новый год. Сколько их там?

— Двое с биноклем, — сказал Пыркин.

— Вот это я доложу.

Он взобрался на велосипед и медленно поехал по набережной, глядя на тот берег, видно, надеялся увидеть наблюдателей.

— А на том берегу кто был? — спросил Егор.

— Плохие люди, — сказала Марфута.

— Плохие люди, — повторила Люська. — Это же надо — всюду плохие люди.

— От этого никуда не денешься, — добавила Марфута. — Куда ни кинь, всюду встречаются фашисты. Не добили мы их.

— Я не знаю о фашистах, — возразил Партизан. — Не было в мое время фашистов. Но для меня есть большевики, порождение темных сил. Ох, сколько я их пострелял!

— А потом пошел на службу фашистам! — сказала Марфута.

— Я сюда пошел на службу.

— А если бы не сюда, наверняка бы ушел к фашистам, как генерал Власов!

— Вот так они каждый день, — сказал Егору Пыркин. — Не понимают, что все это — история, материал для изучения. Но, к сожалению, человечество совершенно не умеет извлекать уроков из прошлого. Через десять лет сюда завалится новенький и удивится, кто такой президент Буш.

— А кто это такой? — спросила Люська.

— Вот видишь!

Война между Партизаном и Марфутой между тем утихала. Марфута вспоминала о Сталинграде, а Партизан обвинял Троцкого в расстрелах и зверствах. Марфута торжественно объявила, что Троцкого убрали. Потому что он был фашистским шпионом…