Погребальный поезд Хайле Селассие - Гай Давенпорт

Деревья — кайя, брахихитон, серый орех, са, ююба и акация. Прежде, до начала времен, догоны жили в Мандэ, еще до того, как там появилось Тимбукту. Родина их называлась Дьегу. Потом пришли люди с кривыми клинками, на верблюдах, ислам.

Догоны перенесли свои алтари в Мали. Землю первого поля притащили в корзинах или отправили на лодках по Нигеру. Ого пришел с ними. Было это девятьсот лет назад. Землю, на которую опустился ковчег, принесли они в Мали во многих корзинах.

Передний мозг осы плотно соткан из нервных волокон, переплетенных вокруг двух подвижных чашечек тугой плоти, похожих на грибы проницательного интеллекта и цепкой памяти, вправленные в ткани легкомысленной живости и точной реакции по обе стороны массивного узла.

Этот центральный узел, возможно, и есть точка, вокруг которого природа закручивает свои симметрии. В стороны от этого крошечного мозга лепестками расходятся нервы, ловят свет, текущий в брильянтовые грани глаз.

А треть массы мозга управляет грудкой и брюшком, повелевая лапками, крылышками и жалом и возвращая вкус ветра, дикую сладость совокупления, сочную терпкость яблочного нектара, мякоть гниющих груш, бархатную дремоту шпорника.

Самые чувствительные нервы теснятся в жвалах и желудке. Чем больше грибовидные чашечки в мозгу, тем сметливее насекомое, потому разведчики и сборщики среди ос и пчел обладают самыми глубокими мозговыми чашечками, самыми острыми глазами.

Они находят все и запоминают все необходимое для жизни. Желтые крошки, мягкая пища, челюсти, зернышки на жвалах, яркие. Зеленое — хрустящее, водянистое, имбирная мята — едкая. Желтое — глубокое, зеленое — длинное. Зеленое ловится, когда влажное, воск мучнистого желтого прилипает.

Желтое прилипает и наши жвалы грызут зеленое. Хрустят завитками сухой древесины Липнут вокруг зеленого, красное сияние это линия и красное сияние это дрожь радостно дрожит жало. Танцуй зрелое красное, сгибай желтое отпрыгивай. Красней пятнышко, зеленей земля.

XVIII

Красное за красным танцует прекрасней всех и в этой дрожи трясется зелень. Хватай зеленое, трогай красное. Она не вертится потому что не сосет нектар. Мы свободно качаемся когда мы сосем нектар. Он крепче коньяка. Красное становится зеленым и красное желтым.

Задумав мир, Амма начал его творить. Две сотни и шестьдесят шесть буммо хранились в ключице. Из себя он вынул щепотку грязи, плюнул на нее, растер в пальцах, скрутил старательно и получилось семечко акации.

То была самая первая вещь, семечко акации. Внутри у него был мир, все буммо. Грязь, которую Амма вытащил из своего горла, — земля. Его плевок — наша вода. Он тяжело дышал, пока трудился, — это огонь. Он дунул на зерно.

Это воздух. Затем он создал дерево акации и повесил семечко на него. Следом Амма взял шип акации и поставил его острием вверх, как маленький железный колокольчик ганана, который звенит, когда стучишь по нему палочкой, и сверху он поставил купол.

Он поставил сверху маленький купол из дерева акации, так что шип с куполом стали похожи на гриб. Затем он воткнул другой шип акации, в маленький купол сверху. Сюда он вложил две сотни и шестьдесят шесть вещей.

Верхний шип он назвал мужским, нижний — женским. Когда наши дети крутят юлу, они повторяют первый танец мира. Как быстр волчок и как неподвижен! Амма запустил первый мир между шипами, и семена всего были внутри.

Но — незадача! — этот маленький купол, как всем известно, был лапой Ого. Тот первый мир, что сделал для нас Амма, не удался. Купол крутился, но вещи внутри были неправильные. Вся вода выплеснулась наружу. Вот почему акация сразу и мертвая, и живая, влажная и сухая.

Вот почему акация больше куста и меньше дерева, ни то, ни се, но сразу оба. Это первое существо Аммы. Таким образом, это человек. И в то же время, очевидно, — дерево. Это сразу и человек, и дерево, и ни то, ни се. Это ошибка Бога.

Амма понял, что не может сотворить мир из акации, и разрушил его, сохранив семечко, в котором таился план всех вещей. Амма начал создавать мир во второй раз. Для нового мира он изобрел людей, но решил и акацию оставить.

XIX

Мисс Стайн возвращается домой мимо «Les Editions Budé»[120] на углу бульвара Распай и рю де Флёрюс с желтым Катуллом и Титом Ливием в витрине, которые наводят ее на мысли о Мари Лорансен и Аполлинере, розовых и лиловых на Сен-Жермен.

Руссо которого Беренсон[121] принял за барбизонского художника[122] и философ Уильям Джеймс в черкеске когда у Пантеона рисовал их двойной портрет по рулетке чтобы вышло похоже, поэт и муза,[123] Аполлинер который так много знал.

Он умел замечать современное потому что любил все то что исходило из прошлого. Видишь Сезанна если любишь Пуссена и видишь Пуссена если любишь Помпеи и видишь Помпеи если любишь Кноссос.[124] Что черт возьми должно идти перед Кноссосом чтобы фраза получилась длиннее?

Элис, что идет перед Кноссосом, что идет перед Кноссосом, киска? Musée de l’Homme,[125] отвечает Элис, Пабло говорит там невозможно дышать, от него астма начинается. На стене хмурится ее портрет работы Пикассо и портрет мадам Матисс нарисованный Матиссом.

Мадам Матисс в шляпе и мадам Сезанн в оранжерее и нарисованная Пикассо голая девочка с корзинкой роз такая хмурая и замкнутая словно сердится возможно оттого что ей пришлось позировать перед пожирающими глазами Пикассо и вся ее неуклюжая красота в ступнях.

Этот мальчишка Лартиг был всего лишь обычным французским бездельником для Уилбура Райта если бы они встретились на бульваре Осман а Райт был всего лишь тощим англэ для Лартига. Она схватила блокнот и записала: факт — вот суть Сезанна. Солнечный свет всегда прав.

Уилбур Райт был, Огайо а Огайо штат плоский и монотонный, зеленый и тихий. И таким же был он, восхитительно скучный человек. Невозможно быть механиком и не быть скучным, или первым летчиком и не быть зеленым как зелен Огайо, или героем и не быть тихим.

После того как он выписывал восьмерки над Ла-Маншем Блерио хотел расцеловать его в обе щеки как это делают французы а авиаторы собирались на плечах отнести его на банкет но он сказал что очень занят и должен усовершенствовать свой самолет.

Осы в огороде Огайо, толстые черные пчелы в английском саду, бабочки во Фьезоле. Осы пьющие нектар падают ниц в желтые пупки лакричника и лаванды, bourrée и gigue.[126] Муравей указывает маку когда расцвести и спящие львы помогают мимозе рассыпать семена.

XX

У маленькой девочки Пикассо с корзинкой роз[127] нежный пупок такой достоверный и она барабанит по нему грязным пальчиком.

Как все француженки она хорошо понимает отчего большие девочки шепчутся и почему тети вздыхают. Она превосходно знает почему маленькие мальчики нахальничают.

Маленькие мальчики с их глупыми рыльцами и соплями. Она знает почему розы расходятся кругами точно капуста и почему ее зовут Роза. Ее зовут Роза. Толстенькая и умненькая она сидит разложив тетрадки, размышляет, пишет и наблюдает.

Элис потрошила утку. За окном налево Распай, направо Люксембургский сад, где капитан артиллерии впервые заметил поляризацию света,[128] окна отражающие другие окна ровно отражающие закат бриллиантового зимнего солнца.

На Распай она видела Уилбура Райта похожего на разведчика кавалерии США тощего как жердь. В его проницательных и веселых глазах Париж, должно быть, походил на деревенскую ярмарку, сон, открытку из старого сундука. Все люди в Париже непременно что-то собой представляют.

А вот люди в Питтсбурге — всегда никто. Зато люди в Питтсбурге знают друг друга. В Париже ни за что не поймешь. Сэр Вальтер Скотт на ступенях отеля спросил Джеймса Фенимора Купера, не знает ли он как найти Джеймса Фенимора Купера.

Годами она не замечала этого и не любила эту картину, у нее было очарование но не очарование живописи. В Довилле где все белые и синие здания построены Буденом редко увидишь босоногую девочку — разве что ножки цыганят голенькие и смуглые.

Цыганята с длинными невинными смуглыми ножками и в Булонском лесу можно встретить маленьких мальчиков, которые изводят бонн скидывая башмаки, правда ноги у мальчиков квадратные с сучковатыми лодыжками и загнутыми пальцами а Пикассо вообще ни на чем не остановился.