Обуздать ветер - С. Алесько

— Нет, конечно не прогоню, — Малинка крепко прижалась ко мне, потом, не в силах совладать со своей натурой, глянула лукаво и заявила: — У меня сейчас нет любовника.

— А много их было с тех пор, как я ушел? — М-да, Перец, и кто тут не может совладать с собой?

Девочка, видно, не думала, что я стану задавать столь дурацкие вопросы, потому как заметно смутилась.

— Были… несколько… поначалу… — пробормотала, отведя взгляд, потом все же подняла глаза. — Я была страшно зла на тебя, когда ты ушел. Понимала, что ты не мог иначе, но не получалось ничего с собой поделать.

— Ты в своем женском праве, — усмехнулся я. — Не была бы собой, если б не злилась на меня тогда. Может, и сейчас злишься?

— Нет, Перчик, не злюсь, уже давно. И не было у меня никого уж не помню сколько. Я тосковала, пыталась на месте других представить тебя, но они все были не такими, совсем не такими…

— Угу, кто ж сравнится с айром, пусть и полукровкой.

— Не в этом дело, глупый… — уткнулась мне в шею.

— Я знаю, Линочка, — погладил ее по плечику. — Потому что тоже тебя люблю.

— Хозяйка Небесная, спасибо, что вразумила его! — пробормотала Малинка, откладывая подальше персики и кошель.

Какое-то время нам было не до разговоров, но потом сладенькая все же стала расспрашивать об освобождении из рабства. Я честно выложил то, что запомнил. Она слушала, распахнув глаза и приоткрыв рот, а мне было приятно до мурашек по спине. Впервые я рассказывал правду, которая захватывала слушательницу похлеще иной выдумки, и моя роль в рассказе была вовсе не смешной, не позорной и не заурядной.

— Так ты собрался к соплеменникам? — уточнила Малинка, когда я закончил.

— Угу. Корешок обещал отвести. Говорит, от Гранитного Брега не так уж далеко до их земель. — На всякий случай название говорить не стал, для Малинкиной же безопасности. Да ей, наверное, и не интересно.

— Хорошо, что получилось прихватить деньги. Надеюсь, вам хватит хотя бы на дорогу туда. Не придется тратить время на заработки, — сказав это, тут же смущенно отвела глаза.

— Линочка, я… — начал было и замялся. Сказать о любви оказалось до странности легко, хотя говорил я чистую правду, не врал, как бессчетное число раз до этого, произнося почти ту же фразу. Частые упражнения, похоже, принесли плоды, и слова сами соскользнули с языка. А пообещать верность было труднее, и дело не в том, что обет, возможно, окажется непосильным. Как заставить себя выговорить то, над чем Малинка может просто посмеяться, не поверив или попросту не нуждаясь в такой жертве? Эх, была-не была! — Даже если б ты не принесла денег, я не стал бы спать с другими, ни чтобы заработать, ни просто так, — скороговоркой пробормотал я.

— А ты спал с кем-то после нашего расставания?

— Ну… да, было… Но я очень быстро попал на галеру, а там, сама понимаешь…

— Ценю твою честность, Перчик, — девочка говорила без обычной издевочки. — Но верности не жду. Всякое бывает… И не думай, пожалуйста, что оставляю тебе свободу лишь потому, что собираюсь ни в чем себе не отказывать, — усмехнулась, заметив, как я помрачнел. Три болота, Перец, ну ты и ревнивец, оказывается! А были времена, хвастал, что не брезглив. — Вспомни замок Туманного лорда. Не нужно лишних обязательств, во всяком случае, пока…

— Ценю твое великодушие, моя королева, — с трудом подавил вздох облегчения. Не стала смеяться… И еще: спать с другими не тянет, но без клятв как-то спокойнее.

— Это я тебя заманиваю, — улыбнулась Малинка. — А потом заставлю жениться. Не пугайся, — тут же схватила меня за руку. — Не горю желанием превращаться в грозную бабищу со скалкой, занесенной над твоей головой.

— И как ты догадалсь, что именно эта картина мне и представляется, когда я о тебе думаю?

— Ах ты!..

— Шучу, шучу! — выставил перед собой раскрытые ладони.

Малинка тут же принялась ласкаться, и все стало по-старому, только, пожалуй, теплее. Не осталось недомолвок, по крайней мере в том, что касалось нас двоих. А дальше… Да кто его знает, что будет дальше? Доживем — разберемся.

Прежде чем заснуть, сладенькая заставила меня одеться и проследила, чтобы я спрятал кошель под рубаху, не забыв пошутить по поводу того, как мне идет наряд жителя Гранитного Брега. Широкие бесформенные штаны из серой холстины, да длинная, чуть не до колен, просторная рубаха с чужого плеча определенно добавляли мне очарования, зато не тяготили в жару, как могла бы более облегающая одежда, что я и не преминул высказать.

— Перчик, мне все равно, во что ты одет и как выглядишь. Хватило б смелости заявиться в мой сон галерным гребцом, я передала б тебе напильник, — сонно прошептала Малинка, прижимаясь ко мне. — Ой, совсем забыла. Можно я расскажу о твоих способностях Дёрену?

— Если по-прежнему доверяешь ему, рассказывай, — согласился я. — Вдруг колдунец чего дельное присоветует?

— Колдунец! — фыркнула сладенькая, засыпая. — Эк ты его приласкал. А сам-то, оказывается, кто?..

Подаренные Малинкой деньги здорово облегчали жизнь, но из Ахары пришлось уйти на следующий день: не объяснять же Зоре, откуда у нас золото. С гостеприимным селением жаль было расставаться даже мне, не говоря уж о Корне, который здорово напоминал юнца, впервые переспавшего с женщиной. И чего он Малинке тогда нашептывал, что у нее о щеки свечку поджигать можно было? Разве только ей стало стыдно за мужской род из-за полного отсутствия воображения у столь внушительного его представителя.

Корень сразу направился прочь от моря, желая поскорей добраться до айровых земель. Язык Гранитного Брега он, как ни странно, хорошо знал, и сложностей в общении с местными жителями не возникало. В первом же селении, на которое набрели после Ахары, мы купили на малинкины деньги (золото Багряного Края оставалось полновесным и в Гранитном Бреге) сандалии, сменную одежду, еду, да кой-какие мелочи, необходимые в бродяжьей жизни. Одной из них были ножи.

Я выбрал свой быстро, проверив лишь удобство рукояти, прочность лезвия и его остроту. Что еще нужно для разрезания пищи и бритья? А Корень выбирал нож едва ли не как невесту: щелкал по металлу, прислушиваясь к звону, балансировал, просил разрешения метнуть. Наконец остановился на устрашающего вида тесаке с синеватыми разводами на широком лезвии, за который торговец стряс четыре золотых, и то после долгого торга. Мой ножичек, кстати, обошелся в пол-золотого. Но и на этом траты на оружие не закончились.