Красный властелин - Сергей Шкенев

Фыркнул вышибный заряд «грома небесного», подняв тучу чуть красноватой пыли. Взрыв алхимической смеси нужен лишь для первоначального толчка, потом заточённое в рубашку из хрупкого пористого «свиного железа» заклинание начинает жить собственной жизнью. Короткой, всего в несколько мгновений, но подчинённой единственной цели — долететь и ударить. Мощь Владыки велика, и сгусток энергии внутри снаряда обладает подобием разума, позволяющего увернуться от огненных плевков всполошившихся драконов. А если одновременно три выстрела?

Матвею определённо уже который день ворожит удача — его «громобой» рванул прямо над головами попрятавшихся за тварями пиктийцев, осыпав тех множеством мельчайших осколков. Вообще это оружие предназначено для того, чтобы, пробив прочную драконью чешую, рвать внутренности летающих ублюдков, не давая возможности воспользоваться ускоренным заживлением. При таких поражениях никакая регенерация, будь она хоть трижды ускоренная, не помогает зарастить раны, и дракон умирает не столько от них, сколько от истощения.

Но сегодня важнее выбить всадников, и лучше издалека, не подходя ближе десяти шагов. Иначе беда — не заметишь сам, как станешь для колдунов лакомой пищей и аптечкой первой помощи. Высосут досуха, поправят здоровьечко… а осинового кола на сотни вёрст в округе ни одного не сыскать. Нет, лучше уж вот так.

Снаряд пограничного старшины упал с небольшим недолётом, но, как камушек от воды при игре в блинчики, отрикошетил от каменистой почвы и воткнулся в живот размахивающего руками пиктийца. Ну что же… замечательная кольчуга двойного плетения не удержала удар, а её кольца послужили славным дополнением к щедрой порции раскалённых кусочков металла. И тут же бухнул разрыв третьего заряда, выпущенного спрятавшимся на противоположной стороне поля Борисом.

Этот, как гигантским топором, снёс драконью голову, но силы бьющего почти в упор заклинания хватило на преодоление непредвиденного препятствия, и роденийский подарок, потеряв скорость, кувыркнулся под ноги орущим что-то колдунам.

Двух ударов сердца не прошло с момента выстрела, а в следующее мгновение загудел «Дырокол» профессора Баргузина. Еремей палил длинными очередями, будто в его ДШК вставлен сказочный Бездонный Кристалл. Он что, пьяный? Нет, это огненные шары пьяные — вместо того, чтобы, как всем нормальным разрядам из станковой огнеплюйки, лететь по прямой туда, куда их послали, безумные огоньки устроили хоровод вокруг ревущих в бешенстве драконов, а попав под струю изрыгаемого теми пламени, не развоплощались, как бывало обычно, а становились крупнее и ярче.

Вот их мельтешение ускорилось, затягивая в круг всё новых посланцев чокнутого профессора, слилось в сплошную полосу и рухнуло вниз.

— Что это было, Матвей? — вскочивший на ноги Свистопляс вытирал с лица желто-зелёную слизь, заменяющую драконам нормальную красную кровь, и погрозил кулаком в сторону полуразвалившегося домика на окраине села. — Еремей, морда учёная, ты что творишь, гад?

— Погоди, Твердята, а вдруг это не он? Вдруг драконы сами по себе раз — и… бабахнули?

Пограничник пнул оторванную драконью голову с вывалившимся набок синим языком и кивнул на усеянное бесформенными ошмётками поле:

— Сами по себе?

— Да.

— Бабахнули?

— Ага.

— И ты сам этому веришь?

— Но, кроме благостности и могущества Владыки, нужно верить хоть во что-то еще.

— Но не в сказки.

Барабаш сердито засопел, в глубине души признавая правоту Свистопляса. Но, как старший по званию, в том признаться не мог.

— Ладно, разберёмся. Драконью печёнку не хочешь поискать?

— В этом месиве?

— Ну и что? Вкуснейшая, говорят, штука. И раненым полезно — любые раны на раз заживляет. Да ещё одно свойство есть, — хотя рядом никого не было, Матвей оглянулся и что-то зашептал Твердимиру в ухо.

— Да ты что? — радостно изумился тот. — Точно на всю жизнь?

— А чего мне врать-то? — вопросом ответил старший десятник. — Один раз наешься печёнки от пуза и до глубокой старости пользуйся. И даже древним стариком, но с осторожностью. По-научному называется побочным эффектом, во!

— Ух! — старшина в предвкушении потёр ладони, но тут же опомнился. — А с Еремеем как же?

— А куда он денется, наш профессор? Никуда он не пропадёт, на запах жареного сам прибежит. Или ты думаешь, что учёным людям того-этого не требуется?

— А средство точно верное?

— Вернее не бывает! — подтвердил Барабаш. — На что спорим, что лет через тридцать половина пограничной стражи будет звать тебя папой?

— Четверть.

— Почему так мало?

— Я же здесь не один пограничник.

— Правильно! — одобрил Матвей. — Сам погибай, а товарища…

Договорить он не успел — длинная и острая сосулька размером с наконечник кавалерийской пики появилась из ниоткуда и ударила старшего десятника в грудь.

— Прекратить стрельбу! Живым ублюдка брать! — неожиданно сильный голос Еремея с большим трудом перекрыл фырканье огнеплюек и громкую ругань пограничников. — Прекратить!

На поле творилась вакханалия — кажется, так древние пелейцы называли свой самый разгульный, бестолковый и кровавый праздник. Или это были древние энейцы? Да какая разница. Всё равно ни тех и ни других давно нет в живых, в отличие от пиктийского колдуна, укрывшегося за магическим щитом от огненных шаров роденийцев. Бойцы во главе со старшиной Свистоплясом палили с ожесточением, совсем не жалея зарядов кристаллов, но не решались приблизиться к единственному уцелевшему дракониру, справедливо опасаясь боевых заклинаний имперского мага.

Тот, по всей видимости, сильно ранен, иначе бы пограничникам пришлось туго. В наездники драконов берут исключительно аристократов, а их с детства обучают работать из-за щита. В Пиктии лишь колдовство считается достойной благородного д'ора работой. И, в некоторой степени, торговля товарами вроде выдержанных вин, драгоценностей и рабов с Эриванских островов.

— Ерёма, ты совсем сдурел? — Твердимир выпустил ещё пару огненных шаров и обернулся к профессору. — Еремей, это ты?

Удивление старшины вполне объяснимо — вместо добродушного и слегка недотёпистого бывшего учёного, мишени для беззлобных подначек старшего десятника, перед ним стоял кто-то неуловимо знакомый, но совсем непонятный. Резко осунувшееся лицо, заострившийся нос, вдруг оказавшийся похожим на клюв хищной птицы, полностью седые волосы и глаза… Глаза без зрачков и белков, в которых тусклое серебро внезапно вспыхивает блеском живой ртути, а потом гаснет, прячась за неподвижным холодным льдом.

— Не стрелять, — прошептал Еремей, но именно этот шёпот был воспринят пограничниками как сигнал горна, трубящего выход из боя. — Не стрелять. Я иду.

Он шёл вперёд, не обращая внимания на вражеские заклинания. Ледяные копья необъяснимым образом пролетали мимо, шаровые молнии кружили над его головой на безопасном расстоянии и всё норовили вернуться к пославшему их, а попытка колдуна вскипятить кровь в жилах роденийца вызвала лишь приятное тепло и удивительную бодрость во всём теле. Замечательная штука, эта магия! Будто и не было долгих переходов по предгорьям, нескольких бессонных ночей, охоты на глорхийского шамана, уничтожения почти двух сотен кочевников… Мир стал прекрасен, и даже жаркое солнце на небе показалось не таким уж злым и палящим.

— А вот и гости пожаловали! — Еремей положил ладонь на переливающийся всеми цветами радуги щит драконира. Интересно, он ведь только что был совсем прозрачным. — Ты извини, что без приглашения, но ведь сам понимаешь…

Защита пиктийца пошла причудливыми разводами, совсем как мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. Негромкий хлипок… вот уже и нет ничего. И сразу же удар неизвестно когда оказавшимся в руке мечом по протянувшимся от колдуна невидимым щупальцам, внутренним зрением показанным как чёрные когтистые плети, усыпанные розовыми присосками. Может, на самом деле они совсем иначе выглядят, но так ли это важно?

— Не верещи! — сильным тычком в зубы профессор заставил противника замолчать. Но нет, почти сразу же тот вновь подал голос, но сменил тоскливый вой ужаса на обычные всхлипывания морально раздавленного человека. Ещё шакалы такие же звуки издают, когда на них наступит степной слон. — Говорить будем?

— Да, — драконир со страхом взглянул на угрожающе нависающего роденийца. — Да, господин.

Этого не может быть, потому что не может быть никогда, но это есть! Проклятый тёмный совсем нечувствителен к магии. Нет, не так, он чувствителен, но магия на него не действует. Мощнейшие заклинания, а конт Фергюс Брависсий справедливо входил в тридцатку сильнейших магов Империи, не доставали до странного человека. Создавалось впечатление, что комары представляют для неизвестного воина большую опасность, чем веками оттачиваемое боевое искусство.