Золотые пластины Харати - Эрнст Мулдашев

— Понравилось окропление? — спросил служитель храма.

— Да, — улыбаясь, ответил Селиверстов.

— Божественная энергия в Вас вошла.

— Чувствую.

Я отвлекся на несколько минут, а когда вновь, у прислушался к разговору Селиверстова со служителем храма, то услышал:

— Почему Вы спрашиваете о Городе Богов? Этого нельзя спрашивать. Это запретная зона для непосвященных. Туда не пускают… время не пускает. Там другие Люди… их не видно, но они там.

— А обычай делать святую воду пришел оттуда? — продолжал домогаться Селиверстов.

— Старые ламы говорят, что да.

— Из Шамбалы?

— Я не скажу… Харати услышит.

Возвращаясь в гостиницу, мы переоделись, пообедали и пошли по магазинам. Чтобы не протискиваться по узкой улочке без тротуаров, мы наняли велорикш. Рядом с щуплым рикшей Сергей Анатольевич казался громадным. На поясе горделиво вырисовывался «напузник» с деньгами. Его доброе лицо почти светилось.

Через сотню метров Селиверстов сошел с коляски, расплатился с рикшей и пошел рядом пешком, лавируя между прохожих, автомобилей и велорикш.

В одном из храмов, когда мы попросили аудиенции у главного ламы, нас завели в шикарный зал, посреди которого стоял трон. На троне сидел маленький мальчик и серьезными глазами взирал на нас.

— А где лама-то? — спросил сопровождавшую нас женщину Рафаэль Юсупов.

— Его величество перед Вами, — ответила женщина. — Он, правда, еще не разговаривает. Но уже ведет себя как настоящий лама.

Я подошел к маленькому ламе и попросил Равиля сфотографировать нас. Когда он это сделал, сопровождавшая нас женщина сказала, что с великим ламой нужно вести себя более уважительно. Оказывается, надо было сесть рядом с ним на коврик, почтительно сложить ладони и подобострастно смотреть на мальчика. Рафаэль Юсупов сделал это и выглядел весьма экзотично. Впоследствии мы узнали, что маленького ламу зовут Ям-гон Конгтрул Ринпоче Четвертый и он является четвертой инкарнацией Великого Ламы, портреты предыдущих трех инкарнаций которого были развешаны на стенах.

— А откуда Вы узнали, что именно этот ребенок является четвертой инкарнацией Великого Ламы? — спросил Рафаэль Юсупов.

Нам объяснили, что Высшим Разумом было передано сообщение, что в такой-то год, в такой-то месяц, в такой-то день и в такой-то час должен родиться мальчик, в тело которого должен вселиться дух Великого Ламы. Этот мальчик родился в семье бедного крестьянина, а через некоторое время был разлучен с семьей, привезен в храм, где и проживает под надзором гувернанток, воспитываясь в религиозном стиле.

— Любопытна методика, по которой Вы смогли вычислить эту семью, где должен был родиться ребенок-лама. Ведь продолжительность беременности матери колеблется в широких пределах, — стал углубляться в подробности Рафаэль Юсупов.

— Мы пользовались интуицией, — гордо ответила сопровождавшая нас женщина.

— Даутфул (сомнительно!), очень даутфул, — смешивая русский и английский языки, проговорил Селиверстов.

— Нам это подсказали, — не сдавалась сопровождавшая нас женщина.

— Кто?

— Харати.

— Кто это?

Утром следующего дня мы — Равиль, Сергей Анатольевич и я — вскипятили чай, разложили на столе местные бублики и начали будить к завтраку Рафаэля Юсупова.

— Ох, и сон я видел, — сочно пролепетал Рафаэль, высунув голову из-под одеяла.

— Какой?

— Харати во сне мне приснился.

— Ну и какой он?

— Большой такой и призрачный.

— И что он делал?

— Да не досмотрел я сон, вы меня разбудили.

Позавтракав, мы направились в один из монастырей, на авось надеясь получить какие-либо новые сведения о Шамбале, Городе Богов, священной горе Кайлас но… Харати. Нам удалось разговориться с одним из монахов, которого мы застали в отдельной комнатке за чтением тибетских текстов. Я нагло приблизился к нему, перебив чтение текстов, и попытался начать разговор.

Монах поднял на меня большие грустные глаза.

— Кто Вы? — спросил он.

Я представился и стал рассказывать о целях нашей экспедиции на Тибет.

— Меня зовут Анг, — неожиданно перебив, сказал монах.

— Очень приятно.

А… много древних тайн описано в тибетских текстах?

— Много.

— И какие?

— Вы хотите увидеть священный Кайлас? — вопросом на вопрос ответил монах Анг.

— Да. И… мы думаем, что около священного Кайласа находится Город Богов. Мы хотим увидеть этот Город и исследовать его.

— Вы не сможете получить разрешения, — глаза монаха подернулись пеленой, — Вы не умеете молиться так, чтобы Он услышал…

— У кого просить разрешение? — я окончательно растерялся.

— У Него.

— У Харати? — высказал я предположение.

— Да.

— Вы можете объяснить мне — кто такой Харати? Это человек из загадочной Шамбалы?

— Я не могу сказать, кто он — Харати, — монах Анг задумался, — но я знаю, что все здесь, в Непале, связано с Шамбалой.

Люди глупые и не знают этого. Люди не читают древние тибетские тексты, а если и читают, то не понимают главного смысла и не чувствуют силу древних писаний. Душами людей здесь, в Непале, повелевает Шамбала.

— А Харати…

— Не говорите больше о Городе Богов, — снова перебил меня монах. — Харати нас слышит!

— Почему не говорить?

— Это опасно.

— Почему?

— Харати Вас может направить туда, где люди превращаются в стариков, — глаза монаха заблестели.

— Где это место? В Городе Богов?

— Оно там.

— А… как это — направить нас?

— Харати может все, — он владеет великой тантрической силой священного Кайласа, — резко сказал монах Анг.

— Как бы нам об этом побольше узнать?

— Недалеко от города есть храм Харати.

Глава 2

Золотые пластины Харати

— Нет, храма Харати нет, есть только пагода Харати. Вот она, — сказал одни из непальских священников, которого мы уговорили сопроводить меня до загадочного места, называемого Харати.

Я, почему-то решив приехать сюда один, стоял и смотрел на эту пагоду. От ожидания встречи с загадкой щемило в сердце.

— Кто он — Харати? — раз за разом зада вал я себе вопрос, стараясь найти хоть какое-нибудь, пусть даже самое фантастическое предположение. Но мысли не шли.

Пагоды имело квадратную форму и было небольшим, — примерно 10x10 метров. Через дверь можно было зайти внутрь пагоды, где были установлены непонятные символические фигурки, а стены тоже были обрамлены необычным орнаментом.

Стараясь разобраться в орнаментах, я несколько раз обошел пагоду Харати.

— Когда ходите вокруг пагоды, надо раскручивать цилиндры, — тогда тантрическая сила Харати перейдет в Вас, — послышался голос сзади.

Я обернулся. Передо мной стоял непалец с бородой, похожей на мою. На фоне громадной статуи Будды он казался крошечным.

— Я давно наблюдаю за Вами, — снова заговорил непалец на хорошем английском.

— Чувствуется, что пагода Харати вас очень интересует. Кто Вы?

— Мы — русская экспедиция на Тибет, а я — руководитель ее, — ответил я, подав ему визитную карточку. — Мы идем к священной горе Кайлас и хотим найти легендарный Город Богов.

— А пагода Харати почему вас интересует?

— Я даже не знаю.

Ваши ламы несколько раз произносили слово «Харати» и тут же замолкали. Они, ламы, по-моему, боятся Харати. Мне бы хотелось…

— Меня зовут Астаман Биндачарайя, — перебив, представился непалец.

— Как?

— Зовите просто Астаман.

— Вы здесь…

— Я один из представителей древнейшего рода Биндачарайя — хранителей Харати. Как велит моя родственная линия, я ежедневно бываю у пагоды Харати и наблюдаю за всем, что происходит вокруг.

— Как мне повезло! — воскликнул я. — А я как раз хотел, было начать искать человека, кто мог бы мне рассказать о пагоде Харати. У меня есть целый ряд вопросов, в частности…

— Расскажите вначале о себе, — опять перебил меня Астаман.

В окрестностях пагоды мы нашли небольшое кафе, заказали напитки, и я вкратце рассказал Астаману о трех предыдущих гималайских экспедициях.

— Интересно! Я первый раз вижу европейского ученого, который знает и искренне верит в возможность само консервации человеческого тела — Сомати, а также серьезно говорит о существовании в глубоких подземельях Гималаев и Тибета Генофонда Человечества, — взволнованно проговорил Астаман. — Удивительно и то, что Вы без высокомерия и с большим уважением относитесь к нашей религии и к нашим обычаям и… даже называете нашу религию знаниями предыдущих цивилизаций, пронесенными через века.