Заберу тебя, девочка (СИ) - Мишина Анна

Взглядом спускаюсь по крепкому телу, обтянутому футболкой, я упираюсь во что-то выпирающее сбоку у пояса штанов. Рука сама потянулась к этому предмету. В голове всплыл образ, когда он прятал оружие за пояс. Потом я его не видела. А вот сейчас…

Осторожно приподнимаю край футболки. Тяну вверх до тех пор, пока не показывается темный металл.

Дыхание сбивается. В голове прорисовывается план, как я могла бы с помощью пистолета вытащить всю интересующую меня информацию из водилы.

И когда я чувствую, что он вот-вот проснется, быстрым движением руки вытаскиваю оружие, встаю и отскакиваю от дивана.

Он замер, смотря на меня своими темными как ночь глазами. Двумя руками держу холодящий кожу ствол. Никогда в жизни не держала оружие в руках.

— И? — его голос звучит хрипло. Он садится на диване, опустив ноги на пол. — Зачем тебе оружие?

От его голоса меня начинает трясти еще больше.

— Зачем я здесь? — говорю еле слышно. От страха сперло дыхание. — Зачем я здесь? — повторяю чуть громче, прочистив горло.

— Так надо, — отвечает так, как будто я маленький ничего не понимающий ребенок.

— Отвечай. Зачем ты меня выкрал? Зачем привез сюда? — говорю уже увереннее, но от того, как спокойно себя ведет мужик, в мои мысли проникает страх, что я делаю что-то не так. Он же должен бояться пистолета, направленного на него? Я же могу выстрелить. Могу же? Хотя бы ранить… Нащупываю пальцем курок. Вдыхаю как можно глубже, чтобы хоть немного успокоить свое дыхание, сбившееся волнением и страхом.

— Это тебя не касается, — не спускает с меня взгляд.

— Ага, — хмыкаю. — Не касается. Только я здесь, а не дома. Отвечай, — выкрикиваю.

— А то что? — усмешка кривит его губы.

— Я убью тебя, — говорю уверенно.

Да вот только, кажется, его это не пугает.

— Ну так давай, чего медлишь? — поднимается на ноги. — Убьешь меня, потом сама же тут и погибнешь. От голода, холода.

— Я уеду.

— Ты водить не умеешь, — ошарашивает меня. — Я про тебя знаю все. Да-да, — снова усмехается. — Да же то, что спишь ты с плюшевым мишкой, потому что ночью иногда мучают кошмары, — говорит он и подступает ко мне.

— Откуда? — я в шоке.

Откуда он знает такие подробности?

И сама от его наступления отступаю. И в итоге упираюсь спиной в стену. А он подходит так близко, что я упираюсь пистолетом ему в грудь.

— Стреляй, — сверлит своим взглядом. — Только вот сюда целься, — сам направляет оружие себе в грудь чуть левее. — Это стопроцентное попадание в сердце. Смертельное.

На глазах наворачиваются слезы и срываются вниз по щекам.

— А можешь вот сюда, — направляет мои руки с зажатым пистолетом себе в голову. — Быстро и без мучений.

Мое тело содрогается от еле сдерживаемого рыдания.

— А можешь вот сюда, — направляет в левый бок. — Селезенка. Большая кровопотеря. Мучительно. Или вот сюда, — в правый бок, чуть ниже. — Печень. Так же пострадаю перед смертью. Ну так что? Как будешь меня убивать? — на его лице не дергается ни один мускул. Он спокоен. — Ну?

Вздрагиваю от резкости в его голосе.

Молчу. Я даже боюсь посмотреть на него. Он без усилий забирает из моих ослабевших рук оружие. И резко меня разворачивает, припечатывая к своему каменному телу спиной.

Что-то щелкает и холодный металл касается виска. Я тут же замираю, вытягиваясь как струна.

— Предохранитель забыла снять, без него, увы, выстрелить не получится, — жестко звучит его голос у самого уха. — И, если не собираешься стрелять, лучше не наводи оружие на человека. Это тебе не игрушка, — голос переходит на шепот.

Дуло пистолета скользит от виска по скуле вниз. Мое дыхание сбито, кажется, я задохнусь. Слезы текут непрерывным потоком и меня всю трясет. Закусываю до вкуса металла губу, лишь бы не разрыдаться. Тело немеет от напряжения и, кажется, вот-вот упаду.

Я слышу его дыхание. Все словно замирает на секунду-две максимум, а потом резкий разворот и я лечу… Вскрикиваю. И падаю на диван.

— Еще раз возьмешь его в руки, я покажу, как он работает, — прорычал мужчина и вышел из комнаты, оставив меня захлебываться в рыданиях.

Глава 8

Он

Сучка. Маленькая наглая сучка. Ванну ей подавай, в душ она намылилась. Девочка она, видите ли. Смотрит своими глазищами. Гордая, нос задирает. Хочет казаться важной. Да вот только я ее прощупал уже. Не такая она. Другая она совсем. На мать свою похожа. Про таких говорят мягкотелая, без стержня. Но нет, в этой он есть, но, видимо, еще не проявился. За деланной бравадой в глазах проскакивает она настоящая. Хочется ухватиться за нее и вытянуть наружу и показать ей же. Смотри, какая ты, смотри. Только такие в нашем обществе не выживают… им приходится очень тяжело. Знаю, видел, проходил…

Не смог находиться в одном доме зная, что она принимает ванну. Не смог. Я и так на голом энтузиазме держался все это время. Профессионализм? Да в жопе он, когда эта мелкая зараза рядом. Носом своим воротит. Принцесса, мать ее.

Накинул куртку, сунул ствол за пояс, вышел на улицу. Время перевалило за одиннадцать. Пройдусь.

От мыслей отвлек собачий лай.

— Эй, — оглянулся, заметил пса. — Привет, Тявка, — пес завилял хвостом. — Ну, иди, — хлопаю по ноге и тот довольно вприпрыжку бежит. — Чего тут забыл? — треплю пса между ушей, по загривку. — Как бабка? Жива еще? Пойдем, проведаю, — говорю, а пес тут же несется в обратном направлении. И я за ним. Через тающий снег, по озеру коротким путем до ближайшего села. Дом на окраине. Из печной трубы дым. Бабка дома.

Стучу в дверь, открыв, захожу.

— Здравствуй, баб Дусь, — привлекаю к себе внимание копошащейся бабульки у печи. В доме пахнет едой, теплом, уютом.

— Эно кого принесло, — оборачивается.

Поджимает губы, идет ко мне и обнимает. Маленькая такая бабулька. Кажется, при каждой встрече все меньше становится. Обнимаю в ответ. Бабка всхлипывает. И так всегда. Но сейчас утрет пару слезинок и мне влетит.

— Ну, — шмыгает носом, а глаза вытирает рукавом теплой кофты. — Надолго приперся?

— Как получится, — пожимаю плечами и сажусь на стул, что подо мной жалобно скрипнул.

— Здоровенный детина, дед тебя не видит, — хмурится. — Хотя видит, но гордиться явно нечем, — бубнит старуха.

— Баб Дусь, — усмехаюсь. — Сама как?

— Как? Жива пока, ток на покой уже пора, а все никак, видимо, не закончила свои дела тут еще, — причитает, суетится. — Вон, молока принесла мне Манька ранним утром, — ставит передо мной банку. — Пей давай. Сейчас пирог достану. Вчера напекла, как знала, что прикатишь, — скрылась в сенях. Но быстро вернулась со свертком в руках. — Держи, — и садится напротив.

Руками подперла голову и смотрит на меня.

— Чего? — ловлю ее внимательный взгляд старых, почти выцветших глаз.

— Что-то не то с тобой… — задумчиво.

— Все так, — отпиваю молоко из банки, закусывая пирогом.

Бабка печет лучшие пироги. Детством пахнет.

— Не то, — качает головой. — Чует сердце мое.

— Баб Дусь, ну чего хоть выдумываешь? Я всегда такой, — хмурюсь.

Вот старая, в душу же залезет взглядом своим.

— Глупый, — усмехается. — Девка в твоей голове сидит. И ты боишься этого. Большой детина, а боишься. Дожила я таки до этих дней, — смеется. Как безумная.

— Ты кукухой тронулась, старая?

— Ладно, — отмахивается. — Не рассказывай мне тут, — пальцем грозит. — Бедовая, да? Тебе только такая и нужна. Чтобы под стать тебе.

— Бабка, отвали, ей-богу, — злюсь.

— Я тебя метлой отхожу, сам же знаешь, что могу, — вскинулась на меня. — Осядь уже. Деток пора тебе. А не вот это все.

— Это работа, — огрызаюсь.

— Работа? — хмурится. — Что же это за работа такая? От тебя смертью веет. И ты знаешь, о чем я. Она с тобой ходит рядом. А ты слушать меня не хочешь. Она рядом, слышишь? Смердит же, — нос свой морщит.

— Не выдумывай, — отставляю банку.

— Я слышу. Все, уходи, — указывает пальцем на дверь.