Без пощады - Томас Рид

- Как бы вам не пришлось нарушить ваше слово, - спокойно сказал Роб, вытаскивая из-под кафтана длинный складной нож и готовясь к защите.

Это было полной неожиданностью для королевского офицера, не предвидевшего сопротивления. Не показав, однако, и вида, что удивлен, Реджинальд направил коня прямо на браконьера с очевидной целью опрокинуть его и взмахнул саблей для удара.

Но нанести удар ему не удалось. Роб быстро бросился вперед и вонзил лезвие своего ножа прямо в ноздрю белому коню, который, пронзительно заржав от боли, поднялся на дыбы и обернулся кругом. Это сразу отдало офицера во власть того, над кем он только что смеялся, и в следующее мгновение он почувствовал, как железные руки обхватили его и стащили с седла.

Слуга Реджинальда не оставался праздным зрителем и поспешил на помощь своему господину. Но едва он успел приблизиться с обнаженным кортиком, как Уинифреда, на которую слуга не обратил было никакого внимания, тигрицей набросилась на него, сдернула с лошади и швырнула на землю. Таким образом, не прошло и нескольких минут, как офицер и его слуга, обезоруженные и спешенные, очутились в плену у своих почти безоружных противников.

Вдоволь насмеявшись над своими пленниками, Роб, наконец, сказал:

- Я отпущу вас обоих, если вы дадите мне слово, что не станете злоупотреблять моим великодушием и не нападете снова на меня... Впрочем, прервал он сам себя, - от этой опасности я на время могу избавиться и другим способом... Вот, смотрите! - продолжал он, ломая на куски шпагу и кортик пленников и бросая обломки им под ноги. - Теперь можете сесть на лошадей и продолжать свой путь, - с насмешливым поклоном заключил браконьер, отступая назад.

Королевский офицер молча встал, помог своему слуге подняться на ноги и сесть в седло, потом сел и сам на свою лошадь, все еще дрожавшую от боли, в то время как из носа ее текла кровь. После этого господин и слуга поспешили выбраться из пещеры, где все произошло иначе, чем они ожидали, когда въезжали в нее, и пустились прямо к дороге.

- Ну, на время мы от них избавились, Уинни! - произнес Роб, глядя вслед исчезающим за поворотом всадникам. - А ловко мы с ними расправились, ха-ха-ха! Но, разумеется, этим дело не кончится, и нам немало придется еще повозиться с этими франтами... Впрочем, быть может, мы и одолеем их, как ты думаешь, Уинни, а?

- Конечно, милый Роб! Бог нам поможет! - убежденно ответила девушка, снова бросаясь в крепкие объятия своего возлюбленного.

Глава IX

ПОДГОТОВКА К БУДУЩЕМУ

Хотя дошедший до Роба Уайльда слух о том, что парламент будто бы выгнал короля из Лондона, и был преувеличен, но доля правды в нем все-таки была. Действительно, встретив со стороны парламента довольно сильный отпор в своем смелом стремлении не считаться с конституцией, Карл почувствовал себя в столице крайне неуютно. Мало того, поговаривали, что парламент хочет ограничить власть и королевы, отчего эта тонкая интриганка находилась теперь в растерянности; она поняла шаткость тех прав, которые привыкла считать незыблемыми и неприкосновенными.

Страффорд лишился своей гордой головы, Лод сидел в тюрьме, готовый тоже потерять голову. Королева могла ожидать, что не сегодня-завтра "кровожадные островитяне" захотят положить под свой острый топор и ее красивую венценосную головку. Ведь одна, подобная ей и даже прекраснее ее, уже скатилась под этим топором. Начало было положено. Ежедневно по улицам и мимо дворца двигались громадные толпы черни, и их грозные крики: "Долой епископов!" врывались в дворцовые окна. Слушая эти крики, Карл в ужасе дрожал, вспоминая слова своего отца: "Не будет епископов, не будет и королей". Не лучше ли искать более безопасного убежища, чем уайтгольский дворец? И королевская чета переселилась в Виндзор, где королева потихоньку собралась и затем через Дувр ускользнула в Голландию.

Она захватила с собой столько золота и драгоценностей, что могла держать двор и за границей, давая пиры и даже набирая армию для повторного завоевания и закрепления за собой ограбленной ею страны.

Не очень приятно останавливаться на этих подробностях и еще неприятнее говорить о них. Грустно подумать, что хотя Англия и повзрослела на два столетия после Карлов Стюартов и Генриетт Медичи, всячески оскорблявших и грабивших население этой страны, она за это время нисколько не поумнела. Последняя победа либералов как будто противоречит этому выводу, однако, что значит эта так называемая "победа", когда поведение представителей английского народа в парламенте в течение последних десяти лет покрыло их имена долго не смываемым позором? Понадобится еще несколько веков, чтобы цивилизованным миром был забыт этот позор.

Сравним "Долгий" парламент и нынешний. Когда первый открыл свои славные заседания, то входящие в него истинные патриоты думали лишь о том, чтобы не пропустить безнаказанным ни одного преступления против страны и народа. "Лишить головы Страффорда! Лода и двенадцать непокорных епископов - в Тауэр! Очистить звездную палату и палату высшей комиссии! Уничтожить монополии, личные королевские займы и все несправедливые налоги и поборы!" Эти требования не только предъявлялись, но тут же и приводились в исполнение, как по мановению волшебной палочки. Но тогда судьбы Англии определялись ее добрым гением, и ей все удавалось. Слетела голова Страффорда, Лод отправился в Тауэр, и пресловутые королевские эдикты за последнее десятилетие были вырваны из книги государственных актов.

А что же теперь, в наши дни? Мы слышим много прекрасных речей и видим парламент, образовавшийся в условиях, почти одинаковых с теми, которые вызвали к жизни "Долгий" парламент, и как бы повторявший его. Видели и стушевавшихся перед этим парламентом министров, оскорблявших народ не в меньшей степени, чем делали это Страффорды, Дигби и Лоды. Но вместо привлечения к ответственности, заключения в Тауэр и смертной казни, постигших министров 1640 года, министры 1880-го были награждены очередными орденами и титулами.

Живи Томас Уентворт, граф Страффорд, в наше время, его голова не скатилась бы под секирой палача на эшафоте, а была бы украшена еще одной короной герцогской. Лод же, наверное, удостоился бы причисления к лику святых, потому что иной земной почести для него как архиепископа в Англии уже не оставалось.

Как только Карл благополучно проводил свою жену за море, он сам поспешил в Йорк, где, окруженный сонмом местных усердных своих сторонников, начал проявлять некоторую деятельность. В наши дни столицы севера и юга поменялись характерами. При Карле Йорк был наполнен врагами свободы, а Лондон - ее друзьями; теперь же Йорк поднялся на вершину свободолюбия, между тем как Лондон тонет в липкой тине беспросветного рабства.

Перемену эту нетрудно объяснить. Живущие в королевских столицах ближе к источнику нравственной заразы. Там царит кумовство и сватовство; там каждый жалкий писака может найти себе покровительство, поощрение и успех; там развращающее влияние современной финансовой системы питает целый сонм биржевых игроков, учредителей дутых акционерных обществ, торговых мошенников и всякого рода трутней, живущих за чужой счет. И компания таких лиц вытеснила тех честных купцов и ремесленников, которые в золотые дни парламента по справедливости заняли господствующее положение в стране...

Разошедшись с парламентом, Карл внял сладким голосам окружавших его Гертфордов и Дигби, внушавших ему, что его королевское достоинство требует победоносной борьбы с мятежным собранием. Король стал готовиться к этой борьбе, принимать меры для своей безопасности, рассылать по всей стране полутребования-полупросьбы о ссуде ему денег и придумывать разные другие способы добывания средств для борьбы.

Как мы уже видели, одним из его агентов по сбору денег в казну короля был сэр Джон Уинтор, придворный сановник и личный секретарь королевы. Этот ловкий проходимец отлично умел устраивать свои делишки, расстраивая чужие дела. Получив в бесконтрольное управление богатейшую лесную и угленосную область Форест, он построил себе близ Лиднея огромный дом, названный им "Белым". В настоящее время этого дома уже нет, потому что сам сэр Джон был вынужден предать его огню, но место, на котором он стоял, до сих пор слывет под названием "Белого дома". Когда двор покинул Лондон, сэр Джон засел в своем новом доме, и, предвидя близкую грозу, приготовился к его обороне.

Первые зловещие раскаты этой грозы были услышаны им, когда вернулся из Холлимида Реджинальд Тревор и рассказал ему, что там произошло. Но сэр Джон был человек, привыкший управлять своими чувствами и поступками. Он никогда ничего не делал сгоряча и тщательно обдумывал каждое свое решение. Не вспылил он и теперь, как можно было ожидать, а спокойно, по крайней мере, внешне, выслушав доклад Реджинальда, сказал:

- Не волнуйтесь, капитан Тревор, из-за того, что говорит или делает Эмброз Поуэль. В свое время он за все ответит. Сегодня же я озабочен, главным образом, усилением нашего небольшого гарнизона и пригласил к себе еще одного офицера, который прибудет завтра или послезавтра. Это полковник Томас Ленсфорд.