Последний солдат Третьего рейха - Ги Сайер

— Да, — произнес он осторожно. — Они заставляют нас попотеть, это точно. Лучше всего оставить их в покое. Большевики у них все равно долго не продержатся. Да и вообще, это не наше дело.

— А Сталинград! Нам необходимо помочь Шестой армии! Там воюет мой дядя! Им, наверное, приходится несладко.

— Что верно, то верно. Нам ведь не сообщают всего. Покончить с Жуковым будет не так-то просто.

— Жуков отступит, так же как под Харьковом и Житомиром. Генералу фон Паулюсу не впервой обратить его в бегство.

Старик промолчал. Мы мало знали о том, что происходило на передовой, так что говорить было особенно не о чем. В то время я и представить себе не мог, что войска под Сталинградом были блокированы, а солдаты Шестой армии, оставив последнюю надежду, сражались не на жизнь, а на смерть.

На небе сверкали звезды. При лунном свете можно было разглядеть циферблат студенческих часов, память об окончании школы, поблескивавших на моем запястье. Время, казалось, остановилось: два часа тянулись дольше двух столетий. Мы еле шли; при каждом шаге ботинки полностью погружались в снег. Ветер перестал, но мороз, с каждой минутой становившийся сильнее, подгонял нас.

В ту ночь мы мерзли так по очереди по два часа. Между каждым караулом я успевал немного поспать. Первые лучи солнца, которые я застал, разгребая снег, упали на мое лицо, искаженное от усталости.

С рассветом мороз еще более усилился. Выданные нам шерстяные перчатки давно прорвались, на закоченевшие пальцы мы надели вторую пару носков. Но, даже разгребая снег, согреться было невозможно. Мы хлопали себя по бедрам и топали ногами, чтобы разогнать кровь. Капитан приказал приготовить для нас кофе — почти кипяток. Это было как нельзя кстати: ведь на завтрак мы получили всего лишь порцию промерзшего сыра. Капрал, заведовавший полевой кухней, сообщил, что его градусник показал двадцать четыре градуса ниже нуля.

Не помню, сколько продолжалось наше путешествие. Все последующие дни сохранились в моей памяти как морозный кошмар. Температура колебалась между пятнадцатью и двадцатью пятью градусами. Однажды подул такой сильный ветер, что, несмотря на приказы офицеров, мы оставили лопаты и укрылись в грузовиках. В тот день температура упала еще ниже, и я был уверен, что уж теперь точно умру. Мы никак не могли согреться. Даже мочились на окоченевшие руки, чтобы согреться и дезинфицировать трещины на пальцах.

Четверо из нашего отряда, тяжело заболевшие воспалением легких и бронхов, лежали и стонали в раскладных кроватях, устроенных в одном из грузовиков. В роте было всего два врача, но они мало чем могли помочь. Помимо этих тяжелых случаев, сорок человек обморозились. У некоторых солдат на носу образовались волдыри, потрескались от холода лицо и руки. Я не слишком пострадал, но стоило пошевелить пальцами, как начинала сочиться кровь. Временами боль была настолько сильной, что я приходил в отчаяние, начинал безудержно рыдать; но всем хватало собственных забот, и на меня никто не обращал внимания.

Дважды в грузовике, где располагалась полевая кухня, а по совместительству и медпункт, мне мыли руки 90-процентным раствором спирта. Боль от этого была настолько сильной, что я не мог удержаться от крика, зато на несколько минут по рукам разливалось тепло.

К прочим неприятностям добавлялось плохое питание. Расстояние от Минска до Киева, где мы сделали первую остановку, составляло 250 миль. Учитывая проблемы, подстерегавшие нас по пути, мы получили пятидневный паек. На самом деле нужно было выдать восьмидневный, а так мы съели и неприкосновенный запас. Кроме того, тридцать восемь грузовиков сломались, и нам пришлось их уничтожить вместе с грузом, чтобы они не попали в руки партизанам. Двое тяжелобольных скончались, а у нескольких солдат ампутировали руки или ноги.

За три дня до прибытия в Киев мы пересекли бывшую линию обороны русских. Несколько часов ехали по местности, заполненной каркасами сгоревших танков, грузовиков, пушек и самолетов: ими было усеяно все поле, насколько хватало глаз. Кресты и столбы говорили о том, что здесь же было кладбище русских и немецких солдат, которые полегли в бою.

На самом деле русских погибло больше, чем немцев. Но солдаты рейха были захоронены по возможности по одиночке, а каждый православный крест отмечал братскую могилу, в которой лежало десять-двенадцать русских воинов.

Вся эта картина не прибавляла нам бодрости. К тому же приходилось заполнять воронки, образовавшиеся от разрывов бомб и гранат.

Наконец наш конвой прибыл в Клев. Этот красивый город не сильно пострадал. Красная армия пыталась остановить войска вермахта за пределами города, в той зоне, через которую мы проехали. Когда советские войска поняли, что больше не могут противостоять нажиму немцев, они ушли в другую часть города, не желая, чтобы с Киевом произошло то же, что и с Минском. В Киеве мы в первый раз сделали остановку на пути из Минска в Харьков. До конечного места назначения Сталинграда было еще не менее шестисот миль.

Киев представлял собою важный стратегический центр, в котором производилась перегруппировка отрядов, прибывавших из Польши и Румынии, и подготовка их к наступлению в направлении Кавказа и Каспийского моря. Город кишмя кишел солдатами, военными машинами. Их было даже больше, чем в Минске; но здесь царила атмосфера постоянной готовности к бою.

Наша рота вошла в город и остановилась в ожидании приказов комендатуры.

И снова мы ходили по заснеженным улицам, скользким и утрамбованным, как лыжня. Мы уже надеялись, что нашим бедам конец. Все ожидали поступления приказа о переводе на новые квартиры.

Первым делом нас послали в санпропускник, и не зря: холод стоял такой, что даже чуть-чуть вымыться было невозможно. Все мы покрылись грязью и паразитами.

Получившие тяжелые раны были госпитализированы. Но в эту категорию попало всего семь человек. Остальные продолжали путь: в Киеве мы провели всего несколько часов.

Выйдя из санпропускника, организованного на удивление хорошо, рота выстроилась на заснеженной площадке перед зданием. На «фольксвагене» подъехал гауптман и, не выходя из машины, произнес короткую речь:

— Солдаты! Немцы! Войска конвоя! В этот час, когда завоевания рейха распространяются на огромную территорию, именно от вас зависит судьба нашей родины; от вашей преданности зависит победа немецкого оружия. Вы отвечаете за то, чтобы до наших войск, сражающихся на фронтах, как можно скорее доходили боеприпасы. Настал час исполнить обязанности на том фронте, который вы очень хорошо знаете: дороге, сопряженной с тысячью трудностей. Начиная с заводов, на которых наши рабочие выбиваются из сил, чтобы произвести необходимое фронту оружие, и кончая вашими отрядами обеспечения, его транспортировка должна быть такова, чтобы ни один германский солдат не страдал от нехватки оружия, продовольствия или обмундирования. Страна работает на всю мощь с тем, чтобы войска на фронте получили все необходимое и сохранили веру в победу. Нас не должны сломить никакие трудности. Ни у кого нет права сомневаться в героизме, который каждый день подтверждается нашими новыми победами. Нам всем приходится страдать, но все вместе мы сможем добиться успеха. Не забывайте, что страна отдает вам все, а в обмен ожидает от вас полного самопожертвования. И никаких жалоб: ведь вы же немцы. Хайль Гитлер!