Тайна Царскосельского дворца - Анна Соколова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну да! оттого-то я и говорю вам, что вовсе не лягу. Когда во дворце все угомонится, я пройду к дубу с моей верной Кларой, и она по обыкновению подождет меня.
— Смотрите, не попадитесь! Ваши враги особенно насторожились. Ваше смелое объяснение с герцогом подлило масла в обычный пламень его ненависти и гнева.
— Ну, сегодня, я думаю, и он устал, и крепко заснет.
— Но у него есть свои клевреты! Эти и не устали, и не уснут. Он слишком хорошо и щедро платит им для того, чтобы они променяли его службу на спокойный сон.
— Ну, там видно будет! — с беззаботностью молодости воскликнула принцесса Анна. — А пока предо мной все-таки несколько минут полного, жгучего счастья! Возможность обнять его, моего красавца… возможность прижаться к его груди… отдохнуть в его объятиях! За это не только перед клевретами герцога можно бравировать, за это с жизнью расстаться не жаль!..
— Я понимаю и ваше нетерпение… и ваше молодое счастье, и даже вашу порывистую страсть… Все были молоды, всем жить хотелось… Но все-таки повторяю вам, будьте осторожны и помните, что всякая неосторожность обратится не только на вас, но и ему грозит серьезной и крупной неприятностью.
— Знаю, знаю. Не ворчи, моя дорогая! — прижимаясь головой к плечу своей воспитательницы, проговорила принцесса; затем, крепко обняв ее, тихо прошептала: — Пожелай мне счастья!.. Как вернусь, так я пройду к тебе!
— Это будет новой неосторожностью. Ваше присутствие в моей комнате в такой неурочный час может возбудить подозрение и вызвать ненужные толки.
— Не бойся за меня, моя дорогая, моя единственная! — нежно проговорила принцесса, по своему обыкновению в минуту порывистой откровенности разом переходя на ласковое и нежное «ты».
С этими словами она выскользнула из комнаты, и через несколько минут при свете еле брезжущего рассвета можно было видеть две женские тени, осторожно проскользнувшие из дверей заднего дежурного подъезда и направившиеся к расположенной сбоку аллее, в конце которой возвышался еще до настоящей минуты сохранившийся большой старый дуб.
Из-под широкой тени последнего навстречу им показалась другая, более крупная тень…
— Мориц! — порывисто почти вскрикнула принцесса Анна, бросаясь на шею красавцу Линару, закутанному в складки широкого плаща.
У того вырвался жест нетерпения.
— Тише, принцесса!.. Вы погубить всех нас хотите! — проговорил он, почти не отвечая на ее ласки.
Но Анна Леопольдовна ничего не помнила, ничему не хотела подчиняться, ни о чем ни думать, ни говорить не хотела! Она была счастлива своим молодым, беззаботным счастьем, и в эту минуту, действительно, и трон, и все сокровища государства она готова была отдать за один поцелуй любимого человека.
Линар почти отстранял ее безумные, восторженные ласки. Ему было не до них и его, серьезного и честолюбивого, почти бесили эти необузданные, нерасчетливые порывы.
Принцесса Анна заметила его холодность, и это как бы за сердце схватило ее.
— Мориц, ты не рад мне? Ты не любишь меня? — почти простонала она, крепко прижимаясь к графу.
— Полно, Анна! Ты знаешь, что я тебя искренне и горячо люблю. Не подвергался бы я тем опасностям, каким я ежедневно подвергаюсь, если бы я действительно не любил тебя! Но бывают минуты, когда дело должно поглотить всякие порывы. Нам не до них теперь; нам надо обсудить многое. Будь благоразумна, и поговорим о деле!
Говоря это, Линар слегка отодвигал ее от себя и осторожно освобождался из ее объятий.
Но Анна Леопольдовна не хотела примириться с этим.
— А наша любовь разве не «дело»? — ласково спросила она, прижимаясь к его груди.
— Я не говорю этого. Ты сама знаешь, какое значение я придаю твоей привязанности, но… нам угрожает близкая и, быть может, долгая, если не вечная разлука.
Принцесса побледнела.
— Вечная? О, не говори таких слов, Мориц! Разве есть в мире сила, которая может навсегда разлучить нас?
— К несчастью, есть, против этого-то нам следует вооружиться!
— О, на меня смело надейся; я уже доказала, что в нужную минуту не сробею. Но скажи мне, что надо сделать?
— Прежде всего быть как можно осторожнее и напрасно не бравировать, не поднимать ненужных бурь и ненужных толков… Делу они помочь не могут, а лишнее раздражение в душу внесут. Если у тебя есть хотя одна моя записка, то немедленно уничтожь ее, и не доверяйся положительно никому.
— А Матильде?..
— О ней я не говорю!.. Но ее присутствие здесь непродолжительно: часы ее пребывания при русском дворе сочтены.
— Неужели ты тоже веришь в это? — испуганным голосом переспросила Анна Леопольдовна.
— Конечно, верю! Я привык ни в чем и никогда не обманывать себя.
— Но… мне все-таки дадут же время проститься с нею? Выждут, чтобы была выбрана новая наставница, которая заменила бы ее?
— Могут и не сделать этого. Когда герцог решается на что-нибудь, он проволочек не любит и не допускает!
— О, этот герцог! Всюду он!
— Да, от него «в России тесно», как писал недавно один из европейских дипломатов, и все-таки, пока жива императрица, избавиться от него нельзя.
— Но неужели императрица никогда не поймет и не оценит его по-настоящему?..
Линар пожал плечами.
— Если она в течение стольких лет не поняла, то не поймет и теперь! На склоне дней старые привязанности крепнут, а привязанность императрицы к Бирону началась давно.
— Да! И что только она могла найти в нем?
— У сердца есть свои тайны: их понять трудно!.. Ведь полюбила же ты меня! — улыбнулся Линар и, как бы спохватившись, что сам начинает терять дорогое время в пустых разговорах, вновь деловым тоном спросил: — В каких ты отношениях с цесаревной?..
— С Елизаветой? Да ни в каких! Ни меня она особенно горячо не любит, ни мне она не особенно симпатична! Она так пуста… и так вульгарна!.. Эти ее русские пляски, ее песни мужицкие!.. Можно ли любить все это как она любит?
— Но этим она покоряет себе русские сердца! Она — настоящая русская царевна!
— Тем лучше для нее! — недовольным голосом заметила принцесса Анна. — Мне титул «настоящей русский царевны» не завиден.
— Она ловка и даже с Бироном ладить умеет!
— Ей и книги в руки, как говорят русские! Я такой «ловкостью» не обладаю.
— Во всяком случае не вступай с ней в открытую вражду, — продолжал Линар, — и в случае моего отъезда не восстанавливай против себя ее многочисленной партии. Со своим отсутствием из России я не помирюсь; я вернусь… сюда… непременно вернусь!
— Но зачем уезжать? Неужели нельзя изменить это?
— Нет, в настоящую минуту нельзя. Отсрочка моего отъезда возможна, об отмене же его и думать нечего!.. Когда этот отъезд состоится, постарайся встретить его совершенно спокойно и хладнокровно! Помни, что всякая неосторожность не одной тебе принесет вред, но и на мне может отразиться!