Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

Как только появились первые солнечные лучи, послышался гул летящих в нашу сторону самолетов противника. Мы были вполне уверены в том, что самолеты летят бомбить нас, лежащих в этом рву. Конечно, с воздуха на фоне светлого песка, который лежал на дне рва, нас было отлично видно. Мы с ужасом ждали, что вот сейчас эти пикирующие бомбардировщики сделают заход и бомбы обрушатся на нас. Но бомбардировщики начали бомбить лесную посадку, располагающуюся в нашем тылу, совсем рядом с нами, где находились наши артиллеристы. Но их там уже не было, так как им тоже был дан приказ об отходе, и они еще ночью снялись.

Наш молоденький командир взвода так перепугался этой, почти рядом с нами, бомбардировкой, что не выдержал и стал карабкаться по стенке рва наверх. За ним последовали и мои два бойца. Я им громко приказал:

— Стойте! Возвращайтесь назад! — Но они не послушались моей команды и вылезли на край рва. В этот момент, когда они уже находились наверху, в их сторону угодила мина противника. Произошел взрыв, и я понял, что эта мина накрыла командира и моих товарищей.

Через минуту мы увидели бледное лицо нашего командира взвода, который, склонившись на краю рва, хриплым голосом произнес:

— Помогите! Нас всех ранило!

Не ожидая приказа со стороны нашего командования, я приказал своему отделению выбираться из этого рва и оказать помощь раненым товарищам. Поднявшись наверх, мы увидели жуткую картину. Оба моих бойца были тяжело ранены. Они стонали и обливались кровью. Одним из раненых оказался тот самый Заруцкий, который просился у меня вчера к врачу. Он был ранен в ногу. Осколком мины его нога была сильно изуродована. Сапог на этой ноге был полон крови, которая фонтаном била из огромной раны, находящейся ниже колена. Сняв с Заруцкого брючный ремень, я туго перетянул ему ногу и приостановил кровотечение. Второй наш товарищ был ранен осколком мины навылет в правое плечо. Перевязав и его рану бинтами, я приказал своим товарищам связать винтовки поясными ремнями и положить на них раненых. Один из бойцов отказался отдать свою винтовку для этой цели. У меня не было никакого выхода, и я предложил ему за винтовку свой автомат, приказав при этом ему оборонять нас.

Пока мы перевязывали своих товарищей, весь наш батальон, бросив нас с ранеными, отошел в станицу. Убежал с ними от нас и тот боец, которому я отдал свой автомат. Со мной остались только восемь человек, верные долгу товарищества, мои бойцы и двое раненых. После перевязки мы положили раненых на связанные ремнями винтовки и на таких примитивных носилках понесли их в том же направлении, куда отошли все остальные наши товарищи из батальона.

Мы бегом несли своих раненых, двигаясь по мелкому кустарнику виноградника в сторону станицы. Я шел позади всех, внимательно присматриваясь, нет ли где немецких солдат, которые могли преследовать нас.

Во время движения по кустарнику мы неожиданно услышали всенарастающий рокот танковых двигателей. Это были танки противника, которые зашли глубоко к нам в тыл. Шум танковых двигателей и лязг их гусениц придал нам еще больше сил и энергии, и мы бегом побежали в сторону станицы, где должен был находиться наш отступающий батальон.

Наконец, кустарники кончились. Перед нами было голое поле сжатой пшеницы. До станицы было около километра. Левее нас, километрах в двух, в степи были видны двигающиеся параллельно с нами танки противника. Наше положение было почти безвыходным. Единственным выходом было как можно скорее пробежать этот километр открытого поля.

Мои товарищи остановились и озабоченно спросили меня:

— Что будем делать, товарищ командир?

— Надо рассредоточиться и как можно быстрее пробежать это поле.

Мои товарищи, неся на своих плечах раненых, побежали через это поле. Когда мы выбежали на него, то с правого берега Кубани нас обнаружили минометчики противника. В нашу сторону полетели мины. Стрелял шестиствольный миномет. Первая очередь мин легла в стороне от нас. Но вторая — по звуку я определил — должна была накрыть всех нас, и, крикнув «Ложись!», сам тоже прижался к земле. Но это не спасло меня. Одна из разорвавшихся где-то левее моей головы мин ударила своим осколком в левый бок. Он перебил поясной ремень и, пройдя вдоль мышечных тканей ноги, засел на середине бедра. В том месте, где он остановился, я почувствовал сильный удар, как будто камнем в бедро ноги.

Я тронул то место, моя рука обнаружила большой желвак, но крови не было. Сгоряча я не понял, что ранен, и, вскочив на ноги, побежал дальше. Но нога меня плохо слушалась. Еле передвигая ноги, я сильно отстал от товарищей.

Оглянувшись в мою сторону и увидев, что я ранен, они остановились, но я им громко приказал:

— Скорее! Скорее! Вперед!

И снова летит очередь из шестиствольного миномета. Я всем своим нутром чувствую, что мины летят прямо на меня. Новый взрыв мины слева от меня, и сильный удар в пальцы левой ноги. Я упал.

Когда взрывы мин прекратились, я перевернулся на спину и смотрю, носок сапога разбит осколком мины и окровавленные пальцы ноги торчат из разбитого сапога. Сбрасываю остаток сапога, быстро перевязываю изуродованные пальцы ноги чистой тряпкой, которая у меня была в вещевом мешке. Поднимаюсь на ноги и пытаюсь бежать, но колючая жнива страшно больно колет мои раненые пальцы. Превозмогая боль, прилагаю все свои силы, чтобы пробежать последние десятки метров до окраины станицы. И снова очередь мин в мою сторону, но на этот раз меня спасает глубокая межа на краю поля.

Моих товарищей с ранеными уже не видно, они успели уйти в станицу. Оставшиеся метры до первых домов станицы преодолеваю ползком, так как боюсь, что, увидев меня, немецкие минометчики снова пошлют очередь мин в мою сторону.

Наконец-то я у крайней хаты станицы. Встаю на ноги и, сильно хромая, превозмогая боль, бегу к центру ее. Но, к моему огорчению, в станице наших парашютистов уже нет.

Перебегаю одну улицу за другой. На одной из них по мне с левой стороны ударила очередь из автомата. Пули ее, просвистев мимо меня и не задев, заставили быть более осторожным. Забежав в один из дворов добротного дома, я увидел там молодую женщину, которая меня спросила:

— Вы ранены?

— Да. Как видите сами. Дайте, пожалуйста, напиться.

Пока я жадно пил воду, женщина, с горьким сожалением наблюдая за мной, спросила:

— Вы, кажется, парашютист? А ваши все уже уехали на автомашинах. Вы бы сняли свой значок парашютиста и треугольнички сержанта, а то, если вас возьмут немцы в плен, вам несдобровать.

Послушав совета этой женщины, я снял со своей гимнастерки все знаки и парашютный значок.