Рай. Бин Фрай! - Владимир Буров

– Что бы такое это могло быть? – спросила девушка, сделавшая сенсационное открытие в Северной Корее.

– Туалет, – сказал Сид. Он почесал голову, чтобы никто не смеялся над его гениальностью.

– Не прикидывайтесь дураком, Сид, – сказал Адам. – Это неверное предположение. – Бесполезно. Все бросились в туалет. Потом в душ, потом в спальню. Никаких признаков выходного отверстия.

Уп заметил, что над красной кнопкой, которую безуспешно пытался нажать еще до Потопа высокий человек Отцы, висит символ Солнца, картина:

– Подсолнухи. – Эта картина означает, что здесь находится парадный выход.

– Значит. Значит, – продолжал ПП, – должен быть и черный ход. Как в Пиковой Даме. Ну, если у меня есть логика. А очевидно, что это так.

– Мне тяжело дышать, – сказала Ксе. – Не хватает воздуха.

– Должен всех предупредить, – сказал Уп, – Кислорода в этой Подводной Лодке осталось всего на двадцать минут. Да, господа мои, пи… я хотел сказать, конец – близок.

– Что вы предлагаете? – спросил ПП. – Молиться?

– Именно так, сэр. Помолимся богу солнца, и как один умрем в борьбе за это.

– За что именно? – спросил ПП. – И где борьба? Я не вижу.

– Бу… простите:

– Борьба внутри!

Далее шифровка Пушкина.

Адам вынул книгу, которую часто носил с собой и передал ПП.

Он прочитал:

– Наконец он вошел в кабинет, ощупал за обоями дверь и стал сходить по темной лестнице, волнуемый странными чувствованиями. По этой самой лестнице, думал он, может быть, лет шестьдесят назад, в эту самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный царской птицей, прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, прокрадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в могиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня перестало биться…

Под лестницей он нашел дверь, которую отпер тем же ключом, и очутился в сквозном коридоре, выведшем его на улицу.

Опять все, как полоумные начали бегать по комнатам.

– За спальней должен быть кабинет, – сказал Сор.

Они опять вошли в спальню.

– Здесь нет кабинета, – сказал Уп.

– Может быть.

– Что может быть? – спросил ПП.

– Может быть, здесь была перестройка? – сказал Пел.

– Точно! – сказал Сор. – Уверен, что здесь все переделано. Где могла быть спальня?

– Вот она! – И Адам показал на Ван Гога. На картину Ван Гога:

– Луна. – Две лошади, парочка. Можно сказать, что это перевод хита Квентина Тарантино про бой в летнем кафе с вампирами. К семье, которая едет неизвестно куда, подсаживаются два великолепных парня, и… И жизнь продолжается. Но уже не на Солнце, а на Луне. Жизнь с заднего входа.

– Если мы отсюда выйдем, наша жизнь начнется с заднего выхода, – сказал Сор.

А Пел добавил:

– Как у Ноя.

ПП надавил на картину.

– Ни-че-го.

– Нажмите сильнее!

– Сильнее не могу, – сказал ПП.

– Давайте все вместе, – сказала Ксе. – Давайте, давайте! – Все уперлись в стену, на которой висела картина Луна Ван Гога. – Подождите, подождите! Не надо толкать вразнобой. Прошу действовать по моей команде. – Леди встала сбоку.

Некоторые могут не понять, как это русалки могут упереться в стену, встать сбоку, читать Пушкина, и так далее. А все просто: это с позиции наблюдателя Нерусалки что-то может показаться необычным. Но такого парня там не было. И быть не могло, он бы просто утонул. Поэтому никто здесь ничему не удивился. Как сказал Эйно:

– Наблюдатель тоже был внутри. Противоречий он не увидит. Для него их просто нет.

К удивлению всех, стена наклонилась.

Далее:

– Где ключ от двери?

– Здесь заперто, нужен ключ, – сказал Машина. Он первым приблизился к бронированной двери.

– У нас был шанс на спасение, – сказал Уп, – а теперь его не стало. Дверь бронированная. Как будто специально для нас сделано.

– Действительно, дышать становится все тяжелей и тяжелей, – сказал ПП. И добавил: – Наверное, в это время Ной выпустил голубку. Боялся, что все задохнутся.

– Нам это не грозит, – сказал Уп. – Мы не знаем, откуда он ее выпускал. И уж теперь никогда не узнаем. Ведь у него был ключ. А откуда ключ?

– От любовницы, – сказал Машина. И добавил: – А у нас нет ни жены, ни любовницы. – Но в это время в дверь постучали. С той стороны. Это была Капитанская Дочка. Ее мама здесь работала, как уже, в общем-то, говорилось:

– Зав столовой. Ну, если человек когда-то готовил, умеет и любит это дело, то работа для него найдется. Пусть ему уже много лет. Все равно найдется. Пусть в Сибири. На заводе И.

Здесь странным получается, что Голубка уже была выпущена.

Зав столовой и Капитанская Дочка встретились, как родные.

– Ты как здесь? – спросила заведующая.

– Я… я не могу сказать тебе откровенно, зачем я здесь, – сказала Маша. – Будем считать, что я приехала на этот завод в составе экскурсии.

– Здесь не бывает экскурсий, – сказала мама.

– Ну, это не совсем экскурсия, – сказала Маша. – Просто я приехала сюда на работу. Работать, так сказать.

– Это очень хорошо. Так я не поняла:

– Ты будешь здесь работать? Или временно работать?

– А есть разница?

– Очень большая.

– Будем считать, что я здесь для того, чтобы дать концерт. Может быть, несколько концертов.

– А! Понятно. Какой спектакль вы даете?

– Ты хочешь получить контрамарку?

– Нет. Ну, что ты. У нас здесь почти все бесплатно.

Далее, как называется спектакль?

– Похищение Персефоны.

– У вас все роли распределены? Нет, я понимаю, конечно, все занято. Но я имею в виду, может быть, кто-нибудь заболел? Ты знаешь, я всегда мечтала сыграть роль Цереры.

– Мама! В данном случае важнее роль Голубки, чем роль Царицы.

– Да, ну хорошо. Тогда беги. Беги, Маша, беги!

– Какой пароль?

– Нет пароля.

– А как же тогда я узнаю его?

– Я милого узнаю по походке. Он носит… – ну ты помнишь слова Гари Су, что артиста узнают по его роли. Меня узнают по моему меню.

Маша подбежала к заднему выходу и начала стучать в дверь.

– Это моя бывшая жена, – сказал Машина. И он крикнул:

– Поверни рычаг вправо!

– Почему вправо? – прошептала Ксе. Вправо защелка закроется намертво. Влево. Кричи:

– Влево.

– Здесь надо решить, какое направление главное, – сказал Машина. – Надо попросту решить:

– Кто в доме хозяин. Я или моя жена?

– Это ваша бывшая жена, – сказал Уп.

– Вы предлагаете не слушать ее? – сказал Машина.

– Да.

– Но кажется, она ничего еще не говорила.

– Это подозрительно.

– Я поворачиваю рычаг вправо! – крикнула Маша.

– Вправо означает завернуть, – сказал Пел. – Не думаю, что это означает: открыть. Скорее, наоборот:

– Закрыть.

– Думаю, надо считать от того, кто открывает, – сказал Адам. – Она должна крутить влево.

– От себя, вы имеете в виду?

– Она сама разберется, – сказал Сор. Но Маша крикнула:

– Мне с чьей стороны считать?

– Все, мы здесь погибнем! – воскликнула Ксе и упала в обморок.

– Крутите влево! – Это крикнул Адам.

– Вас не поняла. Прошу повторить, – ответила Маша.

– Влево! Влево! Я сказал. Представьте, что вы откручиваете пробку у пивной бутылки.

– Влево? А влево здесь некуда крутить.

– Как? – не понял ПП. – Что же вы нам голову морочите, Голубка?

– Во-первых, я не Голубка, а во-вторых, я только сейчас заметила, что крутить это колесо можно только в одну сторону.

– А именно? – спросил Уп.

– А именно вправо. Я говорила, что мне нужен пароль! – в отчаянии воскликнула Капитанская Дочка.

– Ты говорила, что у тебя нет выбора? – крикнул Машина.

– Гайд тоже говорил Солжу, что существуют ситуации, когда не действуют никакие теории, кроме одной:

– У нас не было выбора.

– Так тем лучше, – сказал Машина. – У тебя нет выбора: поворачивай вправо.

– А! Чтобы потом надо мной смеялись и ругали?

– Кто будет над тобой смеяться?

– Не знаю, кто будет смеяться надо мной, если я открою вам дверь, но кто смеялся над Гайдом, я знаю.

– Кто?

– Я помню, как дочка Эла счастливо улыбаясь, говорила:

– У нас не было выбора, Гайда надо было уволить. – Барыня, мать ее! Как будто Сын Трудового Народа обязан служить или не служить этим боярам. Явно, что она пыталась показать действие теории, точнее практики Гайда на нем самом.

– А потом меня будут ругать, как сына Гайда.

– Ты какого – слово на букву х в ослабленном значении – здесь катаешься на велосипеде, пащенок?! Посмотрите, он здесь катается на велосипеде, а его папа ограбил весь Советский Союз.

– Простите, я не могу открыть вам. Я боюсь.

– Она боится, – сказал Машина. – У нее синдром.

– Какой? – спросил ПП.

– Не знаю. Надо подумать. Этих синдромов развелось, как собак, которых еще не доели китайцы.