Горные дороги бога - Вероника Иванова

– Что, слишком просто? – спросил Натти, ухмыляясь.

– М-да, простовато, – признал я, продолжая разглядывать охотника на демонов, который так запросто строит порталы.

– Это легче, чем тащить кого-то издалека. Ну и конечно, демона так перемещать намного удобнее, чем человека.

– Значит, со мной будут трудности?

– Не беспокойся, все получится. К тому же ты в какой-то своей части все еще демон благодаря печати, так что много сил не потребуется. Ну как, готов?

Он впервые спросил меня об этом. Беспокоился? Хотел снять с себя хотя бы часть ответственности? Возможно. Но ко всему прочему он явно пытался освободиться. Для дальнейших действий.

– Не лезь в Паучье гнездо.

– О чем ты? – делано удивился рыжий.

– Не лезь. Завязнешь.

– Я и не собирался.

– Эту паутину не разорвать.

– Обещаю, что рвать ничего не буду.

Его слова прозвучали вполне искренне, но за ними явно что-то скрывалось. Я это понимал, и он понимал не хуже. Впрочем, мы оба были уже взрослыми мальчиками и вот-вот собирались поделить общие игрушки поровну. Ну или хотя бы кто сколько сможет унести с собой.

– Ну что, обнимемся перед дорогой?

Шаг второй

Где-то здесь…

Тот, кто никогда собственноручно не следил за порядком и чистотой, не придает им должного значения. Тот, кто по долгу службы или иной весомой причине изо дня в день прилагает все возможные и невозможные усилия, чтобы изничтожить пыль, песок, плесень и прочую грязь, неизбежно попадающую в людные места, почти всегда пребывает в тени собственной работы. И потому весьма удивляется, если кто-то вдруг называет его имя среди ночи.

Луван Дотт со-Веента, хоть и дожил до третьей дюжины лет, никак не мог обзавестись тем, о чем мечтал с юношества: выводком детей. Причем мешала вовсе не слабина по мужской части или иные телесные препятствия. Наследников ведь должна рожать и воспитывать жена, любимая или за неимением чувств уважаемая, но прежде, чем она станет таковой, ее еще нужно постараться заполучить у судьбы. А судьба младшему распорядителю покоев Наблюдательного дома упорно не благоволила.

Потому, когда в темной тишине ночи кто-то вдруг зашептал ему в ухо, Луван сразу понял: дело нечисто. Уж в чем в чем, а в чистоте он толк знал! Пусть метла и мокрые тряпки – не меч и щит, но, чтобы махать ими, тоже нужна немалая сноровка, натягивающая мышцы всего тела крепкими канатами. Жаль только, что в постель младший распорядитель орудия своего труда не брал.

– Луван Дотт?

В голосе склонившегося над кроватью человека не слышалось угрозы, но одновременно не имелось ничего, способного обнадежить и успокоить. Луван подумал, что можно бы попробовать соскользнуть на пол, прикрываясь покрывалом, позвать на помощь и юркнуть под кровать, чтобы выиграть время. Но не успел он даже шевельнуться, начиная претворять в жизнь наспех придуманный план, как лишился своего главного козыря: вязаное полотнище взлетело в воздух и упало уже где-то далеко за пределами досягаемости.

– Луван Дотт? – повторил свой вопрос ночной гость.

Младший распорядитель судорожно кивнул и зачем-то зажмурился, хотя в густой темноте прикрытых ставен все равно было почти ничего не разглядеть.

– Завтрашним утром тебе назначена работа?

Луван снова кивнул, не разжимая век.

– Где?

– По западной галерее и в оконечном зале.

– Что приказано?

– По полу выскрести плитки, расчистить швы и забить в них шелковые шнуры.

– Это еще зачем? – удивился незнакомец.

– Положено так. Дабы поступь сиятельных персон ничем не омрачалась.

– Поступь, говоришь?

Луван приоткрыл один глаз.

– Так известно же, что камень то и дело щербится, а если в такую щербину хоть чей-то каблук попадет, оправданий слушать не будут – снимут голову, и все.

– Суровая у тебя работа.

– А то, – согласился младший распорядитель.

– И небось платят за нее скупо?

Луван промолчал, хмуро засопев.

Платили и правда мало, но главным в такой незавидной службе была не оплата, а возможность при случае ввернуть в разговоре, что служить ходишь каждодневно в Наблюдательный дом, а не абы куда.

Ночной гость выпрямился, чуть взбаламутив застоявшийся воздух.

– Шнуры, значит… Да еще и шелковые. Ну живут же люди!

– Так не всякие, – поддакнул младший распорядитель, почувствовав, что дышать стало чуточку полегче, в том числе и потому, что страх отступил назад вместе с незнакомцем. – После полудня снова все вынимать придется и складывать на хранение. До следующего раза.

– И часто такие разы бывают?

– Да вот накануне был. Суток еще не прошло. Знали бы, все оставили бы как есть.

– К какому часу ты должен закончить свою работу?

– Да как рассветет, все должно быть готово.

– Что ж, работай тогда на совесть.

Неожиданное напутствие стихло вместе со всеми прочими звуками, выдающими присутствие в комнате чужого человека, и только тогда Луван Дотт ощутил, что начал замерзать. Вставать с постели было боязно, и младший распорядитель пролежал еще несколько минут неподвижно, ожидая либо какого-то очередного вопроса, либо удара, который милосердно избавит его от утреннего ползания на коленях по холодным каменным плитам. Но ни первого, ни второго не случилось.

Как, впрочем, не случилось и продолжения прерванного сна, потому что из-за ставен, приоткрывшихся чуть больше, чем нужно, мерно отстучала пять раз колотушка ночного сторожа.

Разумеется, шерстяная ткань не могла сравниться с шелком глубиной синих переливов, но Андара Присс со-Логарен решила, что лишняя скромность в предстоящей встрече помешать не может. Из всего обилия слухов, описывающих человека, с которым золотозвеннице предстояло в скором времени вести обстоятельную и весьма важную беседу, наиболее часто повторяющимися и потому, скорее всего, самыми близкими к истине были те, что упоминали крайнее равнодушие к одежде, особенно богатой и пышной. И пусть веры подобным россказням обычно немного, обидно оступиться, только-только добравшись до вершины.

Вершина?

Да. Она самая.

Андара смежила веки, чтобы спрятать глаза от ослепительного сияния, преследовавшего ее во сне и наяву последние несколько дней. С того самого часа, как за спиной пронырливого Керра закрылись двери, ведущие прямиком в Паучье гнездо.

Нет, она не испытывала к давнему знакомому злобы или ненависти. В конце концов, они вышли из одного приюта, и лишь они двое из многих своих сверстников получили шанс попасть на дарственную службу с самых юных лет. Даже радовались вместе своему успеху. Сначала. А потом все пошло наперекосяк.