Ангел - Картер Браун

Ее светло-карие глаза потемнели, пока она раздумывала над моим предложением.

— Меня только одно беспокоит, — наконец сказала она. — Мне нужно взять с собой блокнот и карандаш?

Я поплыл к кабинету Ирвинга, не чуя под собой ног, окутанный розовой дымкой восторга, но был резко вырван из этого волшебного состояния, стоило мне увидеть его чопорное лицо, возвышающееся над письменным столом. Джонни была права, подумал я. Рядом с Филипом Ирвингом невозможно испытывать восторженные чувства. Но может, Салли Крэмер составляет исключение?

Он не изменился со вчерашнего дня, все так же старательно сливаясь с окружающей обстановкой, но здесь, в привычной ему среде обитания, это становилось более заметным. Его бесцветные глаза за светлой черепаховой оправой очков поразительно напомнили мне двух амеб, плавающих в грязной луже.

— С вашей стороны очень любезно, лейтенант, что вы пришли так скоро, — сказал он сухим, бесцветным голосом. — Садитесь, пожалуйста.

Я уселся в кресло для посетителей напротив него и закурил, пытаясь осмыслить сказанное им.

— Я сказал девушке в офисе шерифа, что это дело безотлагательной срочности, — продолжал Ирвинг. — Но должен заметить, лейтенант, очень польщен, что вы сочли необходимым нанести мне личный визит. — Он взглянул на свои плоские дорогие часы. — И всего через тридцать минут после моего звонка.

— В конце концов, мистер Ирвинг, мы — слуги народа, — ответил я, воспользовавшись штампом из официальных телепередач. — Это вы платите нам нашу жалкую зарплату.

Он поставил локти на стол и, соединив кончики худых пальцев, соорудил изящную пирамидку.

— Я не из тех, кто способен таить обиду, вы понимаете, — отрывисто проговорил адвокат. — Но после нашей вчерашней встречи пришел к двум очевидным выводам. Во-первых, что шериф Лейверс — человек не только вспыльчивого и несдержанного характера, но и весьма недалекого ума. А во-вторых, что вы, лейтенант — офицер полиции, которому, по меньшей мере, не безразличны доводы разума. Поэтому вполне естественно, что сегодня утром я решил позвонить именно вам, а не шерифу. В дальнейшем предпочел бы, насколько возможно, избегать с ним общения. — Он прерывисто вздохнул. — Надеюсь, я ясно выразился?

— Абсолютно ясно, — подтвердил я. — А что это за дело такой важности, которое заставило меня поспешить к вам сразу после вашего сообщения?

— Во время нашей вчерашней неприятной встречи, — Ирвинг на мгновение прикрыл глаза, как бы прогоняя болезненное воспоминание, — мы обсуждали мотивы, по которым кто-то покушался на жизнь Митчела Крэмера. Я высказал предположение, что не сложно будет найти довольно веские мотивы у тех прилипал и бездельников, которыми он постоянно себя окружает.

— Так оно и было, — серьезно подтвердил я. Он побарабанил кончиками пальцев друг о друга.

— За высказанное мною мнение, а также потому, что я не мог тут же представить доказательства моего предположения, я был оскорблен и унижен шерифом Лейверсом. Но вот здесь, лейтенант, находятся конкретные доказательства, что такие мотивы существуют! — Ирвинг выразительно похлопал по тонкой папке, лежащей перед ним на столе. — Неопровержимые доказательства, лейтенант! Думаю, они представляют для вас интерес. — Он подтолкнул папку ко мне. — Можете сами ознакомиться.

— В любом случае благодарю, — невозмутимо отозвался я. — Но сейчас предпочел бы послушать вас. Позже прочитаю все, что там есть.

— Как пожелаете.

Ирвинг снова сложил пальцы пирамидой, что заставило меня задуматься, не был ли он испуган в юности кафедральным собором.

— Сэмюэл Форд — один из бывших летчиков и давний сослуживец Крэмера, — начал педантично излагать Ирвинг. — Приблизительно два года назад он основал службу аэротакси, используя аэродром Пайн-Сити. Естественно, Форд не располагал для этого никаким капиталом. — Адвокат презрительно фыркнул. — Зато у него был верный и богатый друг, Митчел Крэмер, который одолжил ему пустяковую сумму в пятьдесят тысяч долларов, чтобы открыть дело. Я присвистнул:

— Вот это я понимаю! Действительно, верный друг:

— Помню, я пытался отговорить Крэмера, — жестко продолжал Ирвинг, — указывая ему на очевидные факты: что вся эта затея чистой воды авантюра и что Форд идет на невероятно большой риск. — Он слегка искривил тонкие губы в презрительной гримасе. — Могу даже процитировать по памяти ответ Крэмера: «Мы с Сэмом старые друзья, вместе летали всю войну, а потом в Корее — я просто не могу оставить его в беде». Доводы логики беспомощны против такой сентиментальной болтовни, лейтенант, беспомощны и бесполезны. Так что в конце концов Форд получил свои пятьдесят тысяч на организацию службы аэротакси.

— И вы считаете это достаточным поводом для убийства?

Вокруг его глаз за черепаховой оправой на мгновение проступила мертвенная бледность.

— Сегодня утром по дороге на работу я вдруг вспомнил об этом займе, — продолжил он, слегка убыстряя темп речи. — Меня мучило какое-то неотвязное представление, что с ним связано что-то еще, что-то важное, что я обязан вспомнить. Поэтому первое, что сделал сегодня утром, придя в офис, это нашел папку с документами на «Форд аэротакси». И там действительно оказалось кое-что еще — жизненно важные подробности, лейтенант, я бы сказал, кричащий мотив для убийства!

Тут я сразу понял, какие чувства испытывал вчера шериф к этой морковке в очках.

— И что же это такое? — проворчал я.

— Когда был оформлен заем и подписаны все необходимые бумаги, — с торжеством произнес Ирвинг, — Форд начал испытывать вполне понятное беспокойство за судьбу своего предприятия в случае непредвиденной смерти Крэмера. Я слишком хорошо понимал его тревогу — он сознавал, что тогда заниматься финансовыми делами Крэмера придется мне, а уж я бы с ним не стал церемониться. Поэтому Форд предложил, чтобы они с Крэмером застраховали свои жизни, каждый на сумму пятьдесят тысяч долларов, выписав полисы в пользу друг друга.

— И если бы вчера на самолете взорвался Крэмер, это дало бы Форду пятьдесят тысяч? — уточнил я, довольный, что он все-таки добрался до конца.

— Вот именно! — Адвокат осторожно провел ладонью по своей тщательно прилизанной прическе в поисках выбившегося из пробора волоска и, конечно, такового не обнаружил. Затем продолжил:

— Дела у Форда в этом его идиотском аэротакси идут из рук вон плохо, и я могу доказать это на цифрах. Я даже уверенно констатировал бы, что в настоящее время он близок к банкротству. — Ирвинг откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня с полным удовлетворением. Я был готов к тому, что, соединив ладони, он вот-вот начнет благодушно вращать большими пальцами, но мой собеседник покровительственно добавил:

— Полагаю, это мотив, который вы ищете, лейтенант. И вам больше некого искать, не так ли?

— Сожалею, что вы не вспомнили об этом вчера, когда находились в кабинете шерифа, — сказал я.

— Я также сожалею. — В его голосе прозвучала снисходительность к собственным мелким недостаткам. — Думаю, тогда я был слишком взволнован, чтобы ясно мыслить.

— А я думал, вы были слишком озабочены, защищая доброе имя и репутацию Салли Крэмер, так что вам некогда было думать о чем-то еще, — высказал я свое предположение самым ласковым тоном.

Он несколько раз растерянно мигнул, затем наклонился вперед и снова облокотился на стол:

— Простите, лейтенант?

— Насколько я слышал, Салли Крэмер значит для вас гораздо больше, чем просто жена вашего клиента, — небрежно сообщил я. — Чертовски больше, особенно если принять во внимание, что ночью вас с ней застали на задней террасе.

Его бледное лицо стало ярко-пунцовым, пока он тупо таращился на меня своими рыбьими глазками.

— Что?! — задыхаясь от возмущения, выговорил Ирвинг. — И вы смеете предполагать…

— Не предполагать, — холодно возразил я. — Этому есть свидетельница — талисман бывших летчиков, Эйнджел. Вы должны были ее запомнить, потому что забыть такую девушку не способен ни один мужчина, даже вы. Она сказала мне и готова засвидетельствовать это, если понадобится, что видела больше чем достаточно, чтобы убедиться: вас и Салли Крэмер связывают отношения, которые нельзя классифицировать как платонические, даже в самом широком смысле этого слова.

Я закончил длинную тираду, но мои слова, казалось, еще висели в воздухе. Черт побери, расстроенно подумал я, это под влиянием проклятого Ирвинга меня так понесло! Если бы я не был настороже, то мог бы тарахтеть и дальше еще черт знает сколько времени, пока бедная девочка не отчаялась бы дождаться меня и не ушла домой.

— Но.., но… — беспомощно бормотал он, пытаясь привести в свое оправдание какой-нибудь веский довод и в смятении не находя его.

— Говоря о мотивах, — неумолимо продолжил я, — если для Форда пятьдесят тысяч долларов представляются серьезным доводом для убийства Крэмера, насколько же более веским мотивом является все состояние Крэмера, которое могла бы унаследовать его жена.