За грехи отцов - Блейк Анна

Как будто у Лоран были подруги. У балерин не может быть подруг. Они дивы.

9. Альберт. 1978

Декабрь 1978

Новый Треверберг

Альберт учил месяцы. Его любимым был декабрь. Потому что Рождество. Мама и Лили наряжали красивую, очень маленькую и аккуратную елку. Но она все равно была с него ростом, он стоял рядом с ней, даже прыгал. Сестра ругалась, чтобы не мешал, мама улыбалась. Каждый год они наряжали елку. Он подавал старые игрушки, делал новые из бумаги. Он очень хорошо умел делать игрушки оригами. Птички, самолетики. Сестра его хвалила, мама улыбалась. И все было хорошо. В прошлом году они даже смогли испечь торт. Это был самый вкусный торт. Альберт не любил морковку, но мама сделала торт из нее, и он был таким волшебным, как Рождество!

И в этом году ждать праздник маленький мальчик начал еще с начала месяца, когда выпал первый снег. Он просил маму достать елку или принести из парка еловых веток, мама ругалась. Рано. Он так ждал, был так измучен этим ожиданием, что чуть не пропустил тот день, когда наступило Рождество. Мама и Лили пришли с работы на несколько часов раньше обычного и сказали, что сегодня праздник. Лили принесла большой красивый календарь на следующий год. На календаре была фотография украшенной козы. Рога серебряные, глаза красивые, как у мамы. И прямо под козой написано большими цифрами: «1979». Альберт знал, что так называется год, который начнется после Рождества, через несколько дней. Но таких цифр он еще не знал. Он научился считать до пятисот.

До нового года надо научиться до тысячи! А там все будет легче легкого. Десять тысяч. Пятьдесят тысяч. Сто тысяч! Он никак не мог запомнить название. Пятьсот… что дальше? После пятерки идет шесть. А тут… Шестьсот? Шестьсотник? Шесть чего? Он должен научиться. Мама говорила, он слишком медленно учится, потому что у него нет папы, папа не любил считать, вот и сын не считает, однако мама любила математику, и если у сына не получается, значит он недостаточно сильно любит маму. Жгучая обида заставляла его снова и снова зубрить цифры. Проговаривать их часами. Ну не запоминал он эту шестерку, которая обозначала шесть сотен. Он ее так и называл – «шесть сотен». И что с того? Зато научился умножать.

Лили показала ему таблицу с цифрами, сказала, что это таблица умножения. Он посмотрел на нее – и как-то сразу понял, почувствовал. Выучил за два дня. А шестисотник выпадал из памяти. Последовательный счет не получался. Мальчик огорчался, но был уверен, что справится с этим. Слишком уж обидно и больно было видеть осуждение в красивых маминых глазах. И страшно слышать «это все потому, что у тебя отца нет». Ведь это он виноват, что отца нет?

Лили водрузила на верхнюю ветку елочки светящуюся звезду. А мама с загадочной улыбкой достала откуда-то большую, размером с ладошку, коробочку и протянула ему.

– Открой, – говорит. И глаза так скашивает, улыбается по-особенному. Она вообще как-то по-особенному в последнее время улыбается. И все реже говорит об отце.

Альберт посмотрел на нее внимательно. Так внимательно, как только мог.

Мальчик протянул ручонку, взял коробочку и аккуратно ее открыл. И даже вскрикнул от радости: в коробочке лежал самый настоящей корабль. Пиратский! С маленькими пушками и фигурками пиратов. И веревочкой, чтобы повесить на елку.

– Капитан Андрэ передает привет. Повесишь?

Альберт медленно избавил игрушку от упаковочной бумаги и коробки, бросил их на пол, тут же похолодел от ужаса и предчувствия наказания, поспешно поднял и аккуратно положил на стол. Мама, кажется, не заметила. Игрушка смотрелась удивительно, волшебно. Он будто снова оказался в парке. Нет! Это парк вместе с кораблем и пиратом пришел к нему! По-настоящему прям. Как в сказках. Целый мир в маленьком, сияющем новой краской кораблике.

Ему вдруг нестерпимо захотелось его разбить. Вот так вот со всей силы швырнуть в стену и увидеть, как он рассыпается на тысячи осколков. Мальчик присмотрелся внимательнее. Нет, это не стекло, не хрупкий материал. Тут было и дерево, и пластмасса (так она, кажется, называется?). Зато сделан на совесть. Так аккуратно, столько деталек.

Альберт поставил игрушку на вытянутую ладошку. Выпрямился, расставил ноги, изображая морскую качку.

– Осторожнее, – сказала Лили. – Уронишь – будешь реветь.

– Я капитан! – возвестил мальчик. – Все на абордаж! – Он дернул рукой, и корабль покачнулся, но не упал. Мальчик рассмеялся. – Мы захватим самую большую добычу. И станем самыми грозными пиратами!

– Вешай уже! – В мамином голосе прозвучали металлические нотки, но мальчишка был увлечен новой игрушкой и не почувствовал угрозы.

Он взмахнул свободной рукой, будто сжимал в ней шпагу.

– На аборда-а-а-аж! – заорал Альберт, подпрыгнув на месте.

И через мгновение получил затрещину от матери. Она отобрала корабль и повесила его на елку. Слезы обиды и стыда застелили глаза. Мальчишка упал на пол и принялся бить руками и ногами по нему. На него не обращали внимания. Мама ушла на кухню, а Лили, закатив глаза, плюхнулась в кресло. Тогда он сел, снял игрушку с елки и со всей силы бросил ее в стену.

Корабль остался цел. А вот фигурка капитана на носу отлетела и закатилась под диван.

– Это мой корабль! Я капитан! – прокричал мальчик сквозь слезы. – Корабль попал в бурю и разбился!

– Ма-а-а-м, – позвала Лили ленивым голосом. – Он опять все испортил.

Пару часов спустя

Темнота.

Сначала он ее боялся. Когда впервые его заперли в чулане, он орал и плакал. Мама взяла ремень, отлупила его и сказала, что если он произнесет хотя бы слово, она не выпустит его до утра. Он должен быть мужчиной. Он молчал. Стоял прямо перед дверью, боясь пошевелиться (а вдруг коробки свалятся ему на голову?!), следил за тонкой полоской света, надеялся, что тот не пропадет. А он пропадал. То пропадал, то появлялся. На закуток коридора, где располагался чулан, не выходило ни одно окно. И его единственный призрачный источник света зависел от того, открыта или закрыта дверь в гостиную и открыты ли окна там. Мама все больше любила мглу и мрак. А вот Лили наслаждалась ярким солнцем и красками. Когда Лили была дома, его заточение в чулане проходило почти нормально. А если ее не было, Альберту приходилось оставаться наедине со своими мыслями, с темнотой и чудовищами, которые жили в ней. Первые разы он искренне считал, что его сожрут. Но потом что-то изменилось.

Темноты он бояться перестал. Ему казалось, что в ней обитают живые существа. И они его проверяли поначалу, но потом он прошел проверку. И они его приняли за своего. Как это называется? Посвящение! Посвящение в рыцари, в пираты. Он настоящий мужчина, он не боится темноты. Мама должна гордиться – он уже взрослый.

Но мама продолжала запирать его в чулане каждый раз, когда он был неправильным сыном. Даже после того, как он совсем вырос, ему исполнилось шесть. Он на нее не обижался, нет. Ведь это он себя неправильно вел.

Он сломал кораблик капитана Андрэ. Зачем он это сделал? Альберт и сам не понял. Ему вдруг захотелось уничтожить эту прекрасную, но такую далёкую, вырванную из чужого мира, из сладких воспоминаний игрушку.

Зайдя на оклик Лили в комнату, мама посмотрела на сына. На игрушку. На Лили. Альберт стоял, все так же широко расставив ноги. И улыбался. Он не знал, почему улыбался. Он будто бросал ей вызов. Вот что ты сейчас сделаешь, ма? Ты сама говоришь, я взрослый. А взрослые постоянно ломают хорошие вещи! Вот буквально пару дней назад я видел, как взрослый дядька на своей машине врезался в столб. Я видел это своими глазами из окна! И никто его не наказал! Машина сломалась, совершенно точно сломалась. Ее нос вмялся. А мужчина просто вышел из нее, посмотрел, покачал головой и пошел куда-то пешком!

Не прочитав в глазах сына все то, что он хотел сообщить, мама отвела его в чулан молча и как-то устало. Он так надеялся, что она скажет хоть что-нибудь, но она молчала. А он не мог разглядеть ее лица. И теперь сидел один в полумраке, прислушиваясь к приглушенным голосам. Лили с мамой что-то обсуждали в комнате с елкой. Они не особо шептались, но до него доносились только обрывки.