Царь голод - Леонид Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Плачет, протягивает, шатаясь, руки, но встречает пустоту.) За что он ударил меня? Разве я отнимал у него хлеб? Я работал честно, у меня только и есть что вот этот черный… черный сюртук. И больше ничего. Даже другого сюртука нету! Негодяй! (Плачет; обводит близорукими, заплаканными глазами комнату.) И когда я подумаю, что все это должно погибнуть – эти красивые статуи, эти дивные шкафы с книгами – в таких переплетах, – эти милые, прелестные, одухотворенные лица… Друзья мои! (Протягивает руки.
всматривается. Молчат. Глядят на него откровенно. И вдруг он говорит тихо, с недоумением.) Где же лица? Где же лица? Что это? Кто это? (Громко.) Кто это?
Ищет дрожащими руками очки, надевает, смотрит – пренебрежительно, с улыбками, не удостаивая ответа, как сумасшедшего или ребенка, отходят.
Молча, продолжая недоуменно оглядываться, идет за ними разбитой старческой походкой и скрывается в библиотеке. А вопли уже начались. Но теперь в них звучит подавленность, тоска, полная беспомощность, почти покорность.
– Мы должны умереть.
– Приближается гибель!
– Кто спасет нас? Мы погибаем.
– Уже нет надежды. Мы погибаем.
– Бог отступился от нас.
– Смерть! – Смерть! – Смерть!
Появляется Девушка в черном. Говорит громко:
– Что с вами? Отчего вы не танцуете? Где музыка? Музыканты, играйте!
(Молчание. Девушка в недоумении, потом в гневе.) Что же вы? Вы боитесь?
Почему горят не все огни? Вы боитесь? О, трусы! Мне стыдно быть с вами! Да танцуйте же! (Топает ногою.)
Тихие, злые, хитрые голоса:
– Она сумасшедшая.
– Танцевать – теперь!
– Уйдем от нее.
– Она сумасшедшая. Ее нужно посадить в сумасшедший дом.
– Уйдем!
– Уйдем. С ней опасно. Она – кричит.
– Там могут услыхать. Уйдем! Уйдем!
Девушка в черном. Не в темноте, а в ярком свете нашей жизни должны мы их встретить. Вы слышите, трусы! Мы должны их встретить – танцуя – танцуя – танцуя! Пусть красотою будет наша смерть! Вы слышите!
Все обернули к ней спины и потихоньку уходят, на цыпочках, согнувшись.
Одни только спины, трусливые, съежившиеся, хитрые. И тихий, злорадный, испуганный шепот:
– Она сумасшедшая.
– Уйдем от нее.
– Уйдем!
– Тише! Тише!
– Обманем ее! Уйдем потихоньку!
– Тише! Тише!
– Обманем!
– Тише!
Девушка в черном. О, трусы! Боже мой, что же это! Да танцуйте же, танцуйте! (В бешенстве плачет, топая ногами.)
– Тише! Тише! Уйдем! Тише!
– Не хотите! Так смотрите, я буду танцевать одна!
Хочет кружиться. К ней подходит Молодой человек, до сих пор молча стоявший у колонны, и говорит с изысканной нежностью:
– Позвольте вас просить.
Без музыки, в пустом пространстве некоторое время кружатся. А те, продолжая стоять к ним спинами, согнувшись, смотрят на них через плечи и шепчут, наполняя зал шипением:
– Сумасшедшие! Сумасшедшие! Сумасшедшие! Сумасшедшие!
Молодой человек (останавливаясь). Идемте отсюда. Вам здесь не место.
Проводит Девушкусреди поспешно расступающихся Гостей. Как только они скрываются, все с хохотом высыпают на середину.
Ликующие голоса. Ушла!
– Ха-ха-ха! Ушла!
– Мы ее обманули!
– Как они танцевали!
– Ха-ха!
Сердитый голос. Ее нужно посадить в сумасшедший дом. Своим криком она может поднять на нас весь город.
– Связать!
– Заткнуть ей рот.
– Еще немного – и я бы схватил ее за горло.
– Танцевать? Мы погибаем – вот что важно!
– Нужно молиться богу.
– Оставьте. Бог лучше вас знает, в чем тут дело. Нам нужно молиться дьяволу!.. Дьяволу!..
– Что они говорят? Это кощунство! Бог за нас!
– Я не хочу умирать. Я хочу жить – жить! А кто мне даст жизнь, бог или дьявол, – мне все равно!
– Он сошел с ума!
– Нет, он прав! Мы должны молиться дьяволу!
Шум. Почти вбегает Лакей и говорит Хозяину дома.
– Сюда идут! Уже близко!
– Что?
– Сюда идут!
Хозяин дома (задыхаясь, громко). Господа, внимание. Они идут сюда.
Гасите огни. Гасите огни. Скорее! Есть еще надежда, что нас не заметят в темноте. Гасите огни!
Общий переполох, но голосов не слышно. Охваченные паническим страхом, молча, точно слепые, все движутся в разные стороны и натыкаются друг на друга, пока гасят огни. И отовсюду, из всех дверей являются такие же смятенные, растерянные фигуры. Приходят и Художники. Погасла последняя лампочка, и наступает полная темнота, в которой со зловещей яркостью выступают красные четырехугольники окон. Теперь в среднем большом окне с цельным стеклом можно рассмотреть черный силуэт старинной колокольни, за которым клубится красный дым и даже как будто показываются языки огня. И оттуда идет непрерывный звон. Недалеко и хриплый рог Смерти. И в темноте протяжные плачущие голоса:
– Приближается гибель.
– Они идут, уже слышны их жестокие шаги!
– Погибнут картины! Погибнет Веласкес, Мурильо, Джорджоне!
– Погибнем и мы! И мы! И мы!
– Приближается гибель!
– Пощадите нас, голодные.
– Простите нас, голодные. Мы все сделаем для вас.
– Погибнет Веласкес!
– Боже, сжалься над нами!
– Он не услышит! Он отступился от нас.
– Он никогда и не был с нами. Молитесь дьяволу!
– Дьявол! Дьявол!
– Боже! Боже!
– Приди, о дьявол!
– Защити нас, о дьявол!
– Боже! Боже!
– Дьявол! Дьявол!
– Приближается гибель!
Стоны. Внезапно в темноте, с той стороны, где лестница, раздается мелкий, но спокойный, самоуверенный и громкий голос:
– Что здесь такое? Отчего у вас темно? Разве ток прекратился?
Одновременно испуганные и радостные голоса:
– Дьявол! Дьявол!
У входа зажигаются несколько лампочек и освещают маленькую фигурку Инженера. Это низенький, лысый, грязновато одетый, но чрезвычайно самоуверенный человечек. Некрасив, – хорош только большой выпуклый лоб.
Говорит что-то с улыбкой Лакею – он демократичен и не считается с приличиями, – и тот отвечает, разводя почтительно руками.
Инженер. Ага, понимаю! Пустяки, господа, пустяки. Можете зажечь все огни. Зажги-ка, любезный, они сами сейчас едва ли…
Вынимает грязный носовой платок и громко сморкается. Общая радость, крики «Инженер! Инженер!». Зажигаются все огни. Хозяин дома обнимает Инженера.
– Новости, дорогой мой, новости!
– Господа! Новости! Инженер принес новости!
– Пусть говорит!
– Слушайте, слушайте!
Инженер. Ничего особенного, господа. Должен вам сказать…
Вынимает платок и громко сморкается. Возмущенные нетерпеливые голоса:
– Что это?
– Тут ждут, а он…
– Он еще сморкается…
Инженер. Господа, если бы мой нос строил я, он, конечно, не нуждался бы в платке. Но насморк…
– Новости! Новости!
– Особенных новостей нет. Бунт еще продолжается. Эти господа зажгли что-то там еще, кажется, Национальную галерею. Такие идиоты! Впрочем, очень возможно, что галерея зажжена нашими же снарядами.
– Так это правда! Дальше! К делу!
– Могу добавить, что бунт захватывает, по-видимому, некоторые новые районы. Но мы, инженеры, приняли некоторые меры…
– С кем Царь Голод? Вы не видали?
– Виноват, этим вопросом не интересовался. Так вот, осмелюсь доложить, мы приняли некоторые меры… Боюсь, однако, что здесь нет людей, которые хорошо знали бы математику.
– Говорите без математики.
– Хорошо-с. Так вот, я и мои товарищи сделали несколько снарядов особенной, так сказать, разрушительной силы, размеры которой, сударыня, я затрудняюсь определить. Представим, например, обычную городскую площадь, полную народа, – и достаточно одного-двух таких снарядов…
Голоса. Ого!
– Славно! Так, так. На кусочки!
– Какой ужас!
– Оставьте. Я говорил, что нужно молиться дьяволу. Браво!
– Браво! Браво!
Аплодисменты. Инженер кланяется и снова вынимает платок.
