В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы знали? Что? — дедушка схватил Мишку за отвороты пиджака. — Где она? Куда вы ее дели?
— Давайте все по порядку! Я ее как раз никуда не дел. Я ее в полицию отвел. В наше с вами общее отделение. А что они говорят?
— В том — то и дело, что ничего! — дедушка присел на тумбочку для обуви и закрыл лицо руками. — Они потеряли мою крошку!
— Как в полиции могут потерять ребенка? Что они говорят конкретно? — не понял Ромашкин.
— Там просто полная неразбериха. Ребенок у них не зафиксирован. Однако они признают, что ребенок был в отделении. Дежурный посылает к инспектору по делам несовершеннолетних. Это он сказал, что вы девочку какую — то маленькую привели, спасибо доброму человеку, — с отчаянием в голосе ответил дедушка. — Скажите, — в его голосе послышалось сомнение, — может, это была не Анечка? Опишите ее.
— Ну, такая совсем крошка, но очень самостоятельная, — ответил Мишка.
— Ах, это она! Безусловно она! — воскликнул дедушка.
— Белая шляпка, светлые кудри. Девочка сама подошла ко мне.
— Ну, конечно, она! Она такая! — Степан Иванович страшно заволновался. — Вы не могли бы мне дать воды? — он достал из кармана пальто таблетки и, проглотив две из них, запил водой из кружки, которую подал Ромашкин.
— Так, происходит что — то непонятное! — начал сердиться Ромашкин. — Либо вы мне морочите голову, либо полиция! Вас послали к инспектору? Так?
— Да!
— Ну? А она? Инспектор, я имею в виду? — Ромашкин когда попадал в неприятные ситуации, начинал говорить холодным тоном.
— А инспектор уехала на дачу! — закричал Слепченко. — Она, видите ли, отгулы срочно взяла! Телефон ее не дают, говорят, не положено. А детеей похищать положено? Нет, я, конечно, напишу жалобу, я буду требовать, я… Но время — то уходит…
— Надо было идти к начальнику!
— Ходил! — махнул рукой дедушка. — Он сказал: разберется. При мне даже звонил куда — то. Вроде как Анечку отдали какой — то женщине, которая хотела усыновить ребенка. Чтобы пожила, пока не найдутся родители. И та женщина тоже уехала на дачу, куда — никто не знает.
— Вот так дела! — присвистнул Ромашкин. — Когда же они успели все это провернуть? И уйти в отгулы, и отдать ребенка какой — то женщине? Я сегодня утром ее отвел. Быстро же действует наша полиция. А от меня — то вы что хотите?
— Пожалуйста, помогите нам! Вы были свидетелем всех событий, вам девочка доверяет! Я прошу вас! — дедушка отвернулся, стесняясь своего задрожавшего голоса и блеснувших глаз.
— А где же родители ребенка? — спросил, отчего — то напрягаясь, Ромашкин.
— У нее нет родителей. Только мы, дедушка и бабушка.
— Поехали! — сразу принял решение Михаил. — Я так понял, что адрес дачи инспектора у вас в кармане?
— Точно! Добыл! — он улыбнулся. — Я вижу, мы с вами не пропадем! — заметно повеселел Степан Иванович. — Эта дача где — то в Малаховке!
Это было ровно пять месяцев назад.
А в это время знакомая Ромашину девушка начищала ванну. На белых перламутровых боках ванны и так сиял веселый свет ослепительной чистоты. Это было Любочкино незамысловатое хобби — чистка раковин, ванн и унитазов при плохом настроении и при неприятностях. А поскольку неприятностей ей всегда хватало, а ванна и унитаз числились в ее квартире в единственном числе, то все эти предметы так и сверкали, как будто в них навсегда поселились крошки известного чистящего средства. Изредка Любочка поднимала голову и окидывала взглядом квартиру, но чистить, так жаль, было нечего. Даже сковородка и та сияла первозданным блеском. Ванна была последней цитаделью для ее кипучей натуры. «Тебе бы ребятишек дюжину!» — говорила ей бабушка. Но ни ребятишек, ни мужа в Любочкином поле зрения не наблюдалось. А годы уходили.
Впрочем, все относительно — успокаивала она себя. Иной рыдает над томиком Пастернака, другой часами убивается из — за потерянного рубля. Ей же сейчас хотелось плакать, потому что позвонил ее давний друг и сказал, что не придет, что у него дела. А по Любочкиным представлениям у человека не может быть никаких дел, когда его пригласили на день рожденья! Конечно, Мишка чудак, и с такими мелочами не привык считаться.
— Сколько наготовила! — сказала она, стягивая косынку на затылок и открывая роскошные каштановые волосы над изящным лбом.
Любочка оглядела стол, где стояли и селедка под шубой, и салат с шампиньонами, и даже запеченное на вертеле мясо. Подумала, что есть самой придется три дня.
С Ромашкиным они познакомились при самых романтических обстоятельствах — он ее спас от хулиганов. Это случилось в прошлом году, и с тех пор их отношения застыли на уровне вежливой приветливости.
Девушка, как водится, после чудесного спасения незамедлительно влюбилась в Ромашкина. Он, напротив, не слишком баловал ее вниманием.
Никому бы не призналась Любочка, но именно на день рожденья она возлагала свои тайные надежды. Потому и никого не позвала. А он даже не пришел! Обидно просто.
Любочка вытерла пот со лба тыльной стороной мокрой ладони и села прямо на пол возле ванны.
Она увидела свое отражение в зеркале и сказала вслух:
— Странное дело, вроде бы ничего! Почему же не везет?
— Да потому что дураков выбираешь! — тут же сердито ответила она сама себе недовольным теткиным голосом. — Вот что ты в этом Мишке нашла? Вечно молчит, слова из него не выдавишь. Зарплата маленькая. Да он и жениться — то вообще не собирается! И что у него за дела такие срочные появились именно в мой день рожденья?
— Ну, все! — рассердилась Любочка опять же на себя. — Чистить больше нечего! Пойду и погуляю! — эта фраза прозвучала даже как бы с угрозой, потому что гулять одной ей приходилось не часто.
Она решительно тряхнула густыми кудрями и встала, снимая с себя резиновые перчатки. Переодевшись в темно — зеленый брючный костюм, который, как она знала, выгодно подчеркивал ее фигуру, Любочка вышла из дому и направилась к троллейбусной остановке. Вскоре подошел ее 25-й, и женщина вошла в салон. Почти пустой в это позднее время. Троллейбус тихо катился по Покровке, как будто сам по себе.
Стояли невесомые майские ночи. Глядя в окно на узкие улочки, Любочка задумалась и не сразу поняла, что могут выяснять три активные женщины в столь поздний час.
— Плати сто рублей! Сто рублей, иначе не выпустим! — твердила мужеподобная дама с короткой стрижкой.
— Не буду я платить! — сопротивлялась пассажирка без билета, которую бдительные контролерши зажали в угол сиденья.
— Чего глаза вытаращила? — ярилась пассажирка на молодую контролершу. — Щас как дам в ухо!
— Да! — с достоинством ответила та. — У меня, как вы изволили заметить, действительно большие красивые глаза! И у вас такие же будут, если бесплатно ездить перестанете!
Ее монолог так сразил «зайчиху», что та безропотно вытащила мятую сторублевку. Заглядевшись на транспортную сцену, Любочка проехала две лишние остановки и неожиданно увидела на улице Михаила Ромашкина. Он шел, держа под руку пожилого господина в длинном пальто. Мужчины явно торопились.
«Все это странно! Непонятно! И чудовищно несправедливо!» — сказала Любочка и, встав с сиденья, прошла на заднюю площадку троллейбуса, чтобы никто не видел ее слез. Очнулась, когда водитель сказал по громкой связи:
— Конечная! Троллейбус дальше не идет! Конечная! Девушка, вы выходите?
Ромашкин вместе с дедушкой Слепченко поймали такси и направились в дачный поселок. Миновав Люберцы, машина остановилась у поста ГИБДД. Ромашкин спросил адрес, и сотрудник показал куда — то в глубину поселка. Машина долго петляла по тесным улочкам без названий. Спросить адрес было не у кого: Малаховка в вечернее время закрылась на семь замков, прохожих не наблюдалось. Уже далеко за полночь Ромашкин увидел возле одного из домов знакомые очертания машины «Форд — сьерра». Он вышел и исследовал номер — две последние цифры были тоже «56», как и те, что он видел возле отделения полиции.
— Это она! — сказал Ромашкин. — Машина инспектора, я обратил внимание на номер.
Они долго стучали в ворота, пока в соседних домах не начал зажигаться свет — только тогда появился какой — то мужик в полосатой пижаме, который молча впустил поздних гостей и также молча ушел в глубину дома.
— Как вы посмели явиться ко мне домой? — вместо приветствия возмутилась инспектор. — И вообще, как вы меня нашли? Мало ли что ребенок?! Ничего с этим ребенком не случится. Накормят, напоят, поиграют. Уж во всяком случае, ей будет лучше, чем в семье, где никто не следит за малышкой!
— Я т-тебя задушу! — дедушка побледнел и со сжатыми кулаками двинулся на наглую заспанную даму в теплом халате.
— Вит — тя! — завизжала инспектор. — Убивают!
Из спальни вышел заспанный Витя, почесывая затылок, но, заметив, что все вещи целы, а на его благоверную никто не покушается, потерял всякий интерес к событию. Он постоял для порядка в комнате, налил себе водички и ушел досматривать сны.