Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин

Дети в школах зачастую голодали, поскольку их директрисы сами сражались с бедностью. Так, например, в тивертонской школе, где очутилась Элизабет Хэм, на завтрак давали кружку горячей воды, забеленной молоком (чай девочки могли покупать сами), и крошечную булочку, на обед — вареную баранину или пудинг из почек. К вечернему чаепитию приходила старушка, которая продавала сухое печенье, три штуки за полпенни, к нему тоже давали горячей воды. А на ужин был хлеб с сыром и сидр. Что до занятий, девочки учили наизусть отрывки из «Словаря» Джонсона, зубрили учебники грамматики и географии. Никто не проверял, что и как они усвоили. Они читали Библию по утрам и историю Англии или Древнего Рима в полдень, учитель правописания и арифметики занимался с ними каждое утро с одиннадцати до полудня, и дважды в неделю приходил учитель танцев. Иногда у учениц бывали своеобразные праздники, когда им позволяли навещать окрестные фермы, где они объедались свежим хлебом и топлеными сливками. Девочки не могли ни на что пожаловаться в своих письмах домой, так как письма «исправлялись» и запечатывались учительницами. Для Элизабет Хэм худшим стало то время, когда ее еще с несколькими ученицами оставили в школе на рождественские каникулы, — и они не только голодали, но и замерзали. Как-то поздним вечером она с удивительной предприимчивостью спустилась вниз и украла жареную гусиную ногу, пока учителя развлекались на своей вечеринке, — так и тянет поаплодировать маленькой воришке, когда читаешь это.

Конечно, не все девочки проходили через подобные испытания, и хочется надеяться, что миссис Коули своих подопечных хотя бы кормила более-менее сносно. Мария Эджуорт[27], тоже в семилетнем возрасте отправленная в школу, в Дерби, после смерти матери и вторичной женитьбы отца, прожила там по крайней мере год, не бывая дома, и всегда вспоминала школу с теплым чувством. Их учили французскому, итальянскому, танцам, вышиванию, каллиграфии, а еще она развлекала соучениц тем, что по ночам, когда они укладывались спать, рассказывала разные истории. Попав потом в гораздо более престижную лондонскую школу, Мария не очень-то обрадовалась, ведь там ее заставили носить специальный корсет для позвоночника и металлический воротник — чтобы исправить осанку.

Но примеров ужасающего убожества школ для девочек гораздо больше, и ведь выбирали их для своих дочерей богатые и, казалось бы, сведущие родители. Приятельница доктора Джонсона[28] миссис Траль в 1783 году отправила своих дочерей Гарриет и Сесилию, четырех и пяти лет, в пансион; там случилась эпидемия кори, Гарриет умерла, а Сесилию спасло только вмешательство матери. Однако в десятилетнем возрасте ее вновь отослали в школу. Ровесница Джейн Остин Мэри Батт, которая затем стала писательницей миссис Шервуд, также перенесла эпидемию кори в своей школе — в одной с ней комнате от этой болезни умерла девочка, и рядом с ней не было ни матери, ни отца, которые, скорее всего, ни о чем и не догадывались, пока ее не стало.

Школу миссис Коули это несчастье тоже не обошло стороной. Директриса решила перевезти своих немногочисленных учениц из Оксфорда в Саутгемптон, что родители Остин, скорее всего, только приветствовали, поскольку это было ближе к дому. Но в портовый Саутгемптон в большом количестве прибывали войска из-за границы, и летом 1783 года они принесли заразную лихорадку, которая расползлась по всему городу. Обе девочки Остин и их кузина Джейн Купер тоже заразились. Миссис Коули почему-то не сочла необходимым известить родителей — то ли полагая, что справится сама, то ли попросту из бессердечности и равнодушия. К счастью, Джейн Купер не послушалась запрета писать домой и умудрилась послать сообщение матери в Бат. Встревоженные миссис Купер и миссис Остин тотчас появились в Саутгемптоне. Болезнь Джейн Остин к тому времени так обострилась, что опасались за ее жизнь.

Мать выходила ее и забрала домой. Кассандра и Джейн Купер тоже поправились, но заразившаяся от дочери миссис Купер, вернувшись в Бат, умерла. Это случилось в октябре того же года. Ее муж был совершенно сражен горем и так и не смог от него оправиться. Так Джейн Купер стала проводить все больше времени в Стивентоне, став фактически членом семьи и любимицей своих кузенов и кузин.

Взрослая Джейн Остин писала об учительницах женских школ с сарказмом, но не без сочувствия: «Хоть в чем-нибудь разбираться — редкое достоинство, особенно в среде несведущих школьных наставниц»; «„Я скорее соглашусь быть школьной учительницей — а уж хуже некуда, — чем выйти за человека, к которому не питаю никаких чувств“. — „А по-моему, как бы там оно ни вышло, все лучше, чем быть учительницей“, — возразила ей сестра. — „Я ходила в школу и хорошо понимаю, что это такое; ты же знаешь о школьной жизни только понаслышке…“» Но нигде не встречается никаких отсылок к ее собственным школьным дням, кроме того, что в одном письме к Кассандре проскользнула фраза: «Я просто умирала от смеха… как мы говорили в школе». Да уж во всяком случае, лучше умереть от смеха, чем от лихорадки.

Ужасы школьной жизни в каком-то смысле сослужили Джейн неплохую службу. Она описывала себя как стеснительного ребенка, а стеснительным детям свойственно замыкаться в себе, особенно когда они несчастливы. Единственное, в чем семилетний ребенок может найти отдушину, — это книги: выдуманные другими людьми миры предлагают бегство от повседневности. А уж затем собственное воображение подсказало ей и другой путь бегства, который открыла для себя и Мария Эджуорт. Так что бездушная миссис Коули могла бы гордиться невольным вкладом в умственное и творческое развитие Джейн.

В «Чувстве и чувствительности» Шарлотта Палмер «не без пользы провела семь лет в прославленном столичном пансионе», — собственно, польза эта заключалась в том, что над каминной полкой висел вышитый цветными шелками пейзаж ее работы, а манеры ее и повадки были глупы до совершеннейшего абсурда. По контрасту с подобными учебными заведениями добрейшая миссис Годдард в «Эмме» возглавляла «настоящую, без обмана, старомодную школу-пансион», держала «просторный дом и большой сад, кормила детей обильной и здоровой едой, летом не мешала им резвиться в саду, а зимой собственноручно оттирала им обмороженные щеки». Тут слышится явное одобрение Джейн Остин, и совершенно очевидно, что миссис Годдард и ее добрые болтушки-помощницы созданы вовсе не по образу миссис Коули. Так что родители безродной Гарриет Смит, которую судьба привела в это заведение, оказались удачливее многих гораздо более уважаемых и более заботливых отцов и матерей. Но школа миссис Годдард становится еще и отправной точкой для атаки на «высокоученые заведения, где, не жалея пустых и вычурных фраз, превозносят обучение, построенное на самоновейших принципах и новомодных системах, в коем гуманитарные познания сочетаются с правилами высокой нравственности и где учениц за непомерную плату корежат на все лады, отнимая у них здоровье и награждая взамен тщеславием». В общем, Джейн на всю жизнь усвоила, что школы для девочек — это прежде всего места мучений для учениц, да и для учительниц тоже.